Генеральный попаданец 3 (СИ). Страница 70
Поворачиваюсь к Кириленко:
— Андрей Павлович, назначьте ответственного за похороны. Кто у нас из службы протокола этим занимается?
— Как не вовремя, — горюет Кириленко. — Скоро очередная встреча коммунистических партий. Михаил Андреевич должен был там выступать с речью.
Мрачно думаю:
— «А сейчас лежит себе с раскинутыми мозгами».
Зрелище неприятное, но и хуже видали. Мертвые обычно, вообще, неприглядны. Затем бросаю взгляд на секретаря ЦК. А ведь Кириленко сейчас второй после меня по влиянию. Только вот меня это ни фига не радует. Нет у него и близко такой власти в ЦК, что была у покойного. Кого же на него поставить, а также идеологию возглавить? Сколько проблем эта смерть создала! В той жизни он умер незадолго до меня, то есть Брежнева. Все семидесятые простоял на посту. Целая эпоха под его приглядом прошла. И это было лишнее. Да и смерть его смотрится странно.
В январе 1982 года Суслов по настоянию академика Евгения Чазова ложится в больницу на обследование, хотя по воспоминаниям и помощника, и дочери, он в этом явно не нуждался. На момент смерти Михаил Андреевич был уже далеко не юн: пошел 80-й год. И, соответственно, не так чтобы очень здоров. Идеальное здоровье в таком возрасте — не правило, а редкое исключение. Известно, что у него были диабет, проблема со зрением, ряд других проблем медицинского характера. Но ничего катастрофического. Обследование, занявшее несколько дней, прошло на «прекрасно», о чем сообщили пациенту и его семье.
Ожидалось, что Суслов выйдет на работу 22 января. Совершенно неожиданно вечером 21 января Суслову дали крупную дозу какого-то нового, очень сильного лекарства. Вечером он сидел у телевизора вместе с дочерью. Через час после приема лекарства голова Михаила Андреевича неожиданно стала клониться набок. Он еще успел сказать какую-то короткую фразу, чтобы успокоить дочь, и потерял сознание. Больше в сознание не приходил.
По утверждению Сумарокова, роковую таблетку Суслову дал его лечащий врач Лев Кумачев. Был этот доктор креатурой КГБ. Еще довольно молодой, лет сорока, к нему тоже остались так и не выясненные вопросы, чуть позднее хотели поговорить с ним, уже не успели. Не успели же, потому что вскоре Кумачев скончался при невыясненных обстоятельствах: был обнаружен у себя на даче мертвым. Ну и для полноты картины еще одна информация к размышлению: Чазов входил в круг ближайших доверенных лиц Андропова, был членом его политической команды — об этом академик откровенно сообщал в своих мемуарах. Более того, по словам Чазова, его отношения с шефом КГБ были не просто деловыми, а по-настоящему дружескими.
Это была далеко не единственная «своевременная» и загадочная смерть в период, названный остряками «пятилеткой пышных похорон». Есть свои загадки и странности и в смерти Брежнева и в уходе из жизни Юрия Андропова 9 февраля 1984 года, Константина Черненко 10 марта 1985-го, Дмитрия Устинова 20 декабря 1984-го, Семена Цвигуна 19 января 1982-го, Николая Щелокова 13 декабря 1984-го. А ведь ранее имелись странные смерти Федора Кулакова, член Политбюро, 17 июля 1978-го, Петра Машерова 4 октября 1980-го. И уже не узнать, что же случилось на самом деле. К своему ужасу, понимаю, что изменил историю окончательно и бесповоротно. Дальше кроить грядущее самому. Со всеми сопутствующими ошибками.
Отяжеленный мрачными мыслями решаю ехать в Заречье. Все равно сегодня я неработоспособен. Туда и результаты расследования привезут. По дороге меня не беспокоили. Медведев брал трубку и отвечал, что Первый занят. Он хмуро посматривал в мою сторону и не раз спросил про здоровье. Видимо, выглядел я так себе. Вот так вот: поначалу относишься к человеку с предубеждением, созданным кем-то. А потом он оказывается чуть ли не самым верным сподвижником. И на него всегда можно был положиться. Вот его секрет политического долголетия.
На даче я сразу переоделся в домашнее. Обычно я даже туфли на тапочки меняю. Затем задумчиво остановился возле буфета, где стоял коньяк. Не время, но изнутри буквально душит.
— Лёня, как же так?
Виктория Павловна обливается слезами.
— Вот так, умер как настоящий коммунист. На посту.
— Ты сядь, я сейчас.
Затем подает мне какую-то настойку.
— Что это?
— Ты пей, твоего корейца. Сейчас обед подам. Суп будешь?
Некоторое время в недоумении смотрю на супругу Ильича. Какой суп в такой момент? Махом выпиваю горьковатый напиток, становится легче.
— Неси.
После обеда размышлял кем заменить Михаила и пришел к парадоксальному выводу, что некем. Кириленко птица не такого высокого полета. На своем посту еще ладно, но выше… Демичев пока слаб в отношении пропаганды, надо искать человека дублера. А там посмотрим. Ступаю на тропу незнаемую, так что возможны ошибки и повороты не туда. Почти всех, кого планировал, уже привлек. Остается искать самому свежие лица. Так, почему самому, у меня же целая куча помощников и целый этаж отделов! Чиркаю в блокноте: озадачить Цуканова и отдел «И». Добавляю Черненко, тот умеет работать с большими объемами информации. Не раз заглядывал к Лебедеву, что-то там горячо обсуждали. И я как-то примечал в ЦК молодых людей не партократной наружности. Неужели мутит с новой Лебедевской ЭВМ?
Кого взять в тяжеловесы Президиума? Мазуров замена Косыгину; Щербицкий мне на Украине нужен; Мжаванадзе, считай, отработанный материал. Гришин? Еще вес не набрал, да и мутный он тип в плане политики. Я его больше, ка перспективного градоначальника взял. Полянский? От него надо избавиться. Мне необходим продвинутый, а не ретроградный Президиум! Воронов? Мужик боевитый, в том времени считался моим оппонентом. Да и по личному общению понравился. За словом в карман не полезет. Вызову ка его завтра к себе. Андрей, конечно, обидится, но не по Сеньке шапка.
Но дьявол, кого мне поставить на КПК? Должность-то оказывается смертельно опасная!
Так в размышлениях о структуре ЦК и провел время до приезда спецгруппы. В целом ЦК КПСС был организацией, предпочитавшей вербальные формы коммуникации и очень неохотно фиксировавшей свою «внутреннюю кухню» на каки-либо письменных носителях, тем более имеющих характер официальных документов. Достаточно сказать, что из ЦК КПСС в курируемые ею организации никогда не поступало никаких официальных бумаг, за исключением общих решений Политбюро ЦК КПСС и Совета Министров СССР. В редких случаях руководителю организации для ознакомления могло быть послано — с фельдкурьером — касающееся его решение секретариата ЦК КПСС, которое должно было в течение недели, если это не документ повышенной секретности, возвращаемый сразу после прочтения, вернуться в Общий отдел ЦК КПСС. Не могло быть и речи о том, чтобы инструктор ЦК КПСС представил курируемому им чиновнику какое-либо распоряжение на официальном бланке ЦК.
То же самое касалось многочисленных форм коммуникации, которыми занимались сотрудники аппарата. Термин «телефонное право», получивший распространение во времена перестройки, не вполне описывал существовавшую практику коммуникации, но справедливо фиксировал внимание на её скрытом и вербальном характере. Помимо этого, большое значение имели различные формы совещаний и консультаций, которые, как правило, не фиксировались официально, но следы их можно найти в рабочих записных книжках сотрудников аппарата и других приглашенных на эти мероприятия лиц. При отсутствии официальных стенограмм их участникам позволялось делать подобные записи, поскольку без них, в отсутствие официальных распоряжений на официальных бланках, любая деятельность если и не остановилась, то неизбежно привела бы к существенным искажениям.
Важным в этом отношении было и сложное устройство руководства отделом пропаганды со стороны его куратора — Михаила Суслова, сочетавшее формальный и неформальный механизмы влияния. Формальный механизм был устроен строго иерархически. Отделом Суслов руководил в основном через рабочего секретаря ЦК КПСС по идеологии, который в письменной, например, накладывая резолюции на документы, или устной форме передавал распоряжения заведующему отделом, а тот спускал их ниже — своим заместителям, передававшим его ниже по цепочке заведующим секторами, а те — инструкторам. Рядовые инструктора или даже заведующие секторами могли проработать в Отделе несколько десятилетий и ни разу не попасть в кабинет Суслова. Единственным способом поглядеть на него или других членов Политбюро вблизи было участие в партсобраниях аппарата, на которых эпизодически выступал кто-то из вождей.