Маша и Гром (СИ). Страница 53

— О чем у вас сложилось неверное впечатление? — спросил я, хотя по-хорошему не должен был задавать такой вопрос.

Он замялся, пожевал губы, внимательно смотря на меня поверх очков, но все же решил ответить.

— О характере ваших взаимоотношений. Я подумал, что Мария входит в круг ваших доверенных лиц, — он тщательно, ювелирно подбирал каждое слово для своей реплики. Тут надо отдать ему должное. В словоблудии он был хорошо.

— Вот как? — равнодушно бросил я. — Что же, у вас действительно сложилось неверное впечатление.

— Да, это я уже понял, — помедлив, отозвался адвокат.

И почему меня не покидало ощущение, что в его словах и жестах притаилось двойное дно?.. Я разозлился. Да кем он себя вообще возомнил, чтобы у него могло складываться какое-либо впечатление о моих отношениях с кем-угодно?!

— Давайте обсудим требования матери Гордея и закончим на сегодня. Я устал, — холодно предложил я и закурил.

— Конечно, — он с готовностью согласился, но прежде, чем заговорить, взял небольшую паузу и долго, очень тщательно протирал очки специальной салфеткой.

Понятно. Новости у него для меня херовые. Иначе он не стал бы так тянуть.

— Да что там такое?! Просто скажи, и все! — вспылив, я нарушил негласно установившуюся между нами субординацию: вежливое обращение по имени-отчеству и всегда только на «вы».

— Формально Алена Игоревна имеет право заявлять в отношении Гордея такие требования, — вздохнув, заговорил он. На меня смотреть он при этом избегал.

Забавно было слушать, как он называет мою бывшую «Аленой Игоревной». После ее выкрутасов для меня она навсегда осталась «этой сукой».

— Серьезно? Что за сраные законы у нас такие?! После того, как она бросила пацана в новгородской глуши, как не вспоминала о нем годами, она вдруг может объявиться в его жизни и что-то заявлять?! У нее есть какие-то права?! — я херакнул кулаком по столу, и стакан с недопитой Машей водой жалобно зазвенел.

Б**ть. Не напрасно Авера советовал подлечить нервишки.

Но Алена выводила меня из себя за считанную секунду. Особенно — если речь шла про Гордея.

— Она нахер спихнула сына к бабке в деревню, когда поняла, что с его помощью не сможет женить меня на себе. И усвистала в Финку, скакать по европейским ч***ам. И ты сейчас говоришь, что она может требовать — требовать! — чтобы Гордей жил с ней? После всего этого дерьма, которое пацан испытал из-за нее?!

Надо отдать ему должное. Эдуард Денисович стоически выдержал мой срыв. Он ничего мне не отвечал и ждал, пока я выдохнусь.

— По документам она является матерью Гордея. У нее есть определенные права. Со всем остальным придется разбираться в суде.

— Это бред, — я покачал головой. — Полный бред.

— Это закон, — он флегматично пожал плечами.

Захотелось выпить. Кажется, этой осенью я поставлю собственный рекорд по числу приконченных бутылок.

— Кирилл Олегович, вы не думали, что есть определенная закономерность в текущих событиях? — адвокат проследил за тем, как я подошел к шкафу, в котором стояла пара бутылок, и покачал головой в ответ на мое предложение налить немного и ему. — Они все произошли именно сейчас. Одно за другим, как по накатанной. Похищение, покушение, предательство, уголовное дело, ультиматум Алены Игоревны.

— Пошла она в жопу со своим ультиматумом, — огрызнулся я. — Ясен хер, все это не простые совпадения. Но я не вижу, как к этому относится выходка этой суки. Наверное, совсем в Финке с головой у нее плохо стало.

Адвокат поморщился. Грубость он не любил. Плевать. Я сделал глоток и почувствовал, как крепкое пойло обожгло горло.

— Отнюдь, — высокопарно отозвался Эдуард Денисович. — Определенная закономерность тут есть. Ведь Гордей — ваш прямой и единственный наследник. А она — его мать, которая до совершеннолетия имеет право распоряжаться всем его имуществом.

— Я еще жив. Так, между прочим, сообщаю, — я нахмурился и попытался понять, к чему он клонит.

— Вот именно, — он кивнул с удовлетворённым видом. — Пока вы живы.

Ну, нет. Это то же какой-то бред. Сегодня вообще вечер, когда мой рациональный и разумный адвокат несет полнейшую чушь.

— У нее нет ни бабок, ни возможностей, ни мозгов такое спланировать, — я махнул рукой. — Спасибо, конечно, что поделились своими размышлениями... но не думаю, что это возможно.

— Вам виднее, — он строго поджал губы. — Тогда давайте на сегодня закончим. Завтра, как появятся новости, я вам сообщу.

Я вышел проводить его до ворот. Пока возвращался обратно в дом, все качал головой и посмеивался про себя.

Алена. Имеет какое-то отношение к происходящему. Смешно.

Глава 19. Маша

Разговор с адвокатом облегчения не принес. Возможно потому, что он случился сразу после разговора с Громовым, который высосал из меня все оставшиеся силы. А ведь мне еще было нужно улыбаться маме и ради нее делать вид, что все хорошо. Она и так уже начинала поглядывать на меня с едва заметной тревогой. Я чувствовала, как она украдкой смотрит на меня, когда думает, что я не вижу.

Я рассказала Громову всю правду о случившемся с Бражником. Он был первым человеком в моей жизни, которой об этом узнал. Надеюсь, об этом своем статусе он никогда не догадается.

Мама дожидалась меня внизу, чтобы поужинать, и я едва смогла замаскировать вздох разочарования под внезапно разыгравшийся кашель. Я так устала сегодня. Сил притворяться перед мамой почти не осталось. Я рассчитывала, что к тому времени, как я выйду из кабинета Громова и спущусь вниз, мама уже уйдет в комнату и, еще лучше, заснет. Но нет, мама в одиночестве сидела на кухне, когда я туда вошла.

Пришлось остаться и уныло ковырять в тарелке вилкой под ее бдительным, тревожным взглядом. Аппетита у меня, конечно, совсем не было. Да какой тут аппетит, когда в животе поселился холодный комок липкого ужаса. Меня бросало в дрожь от одной только мысли, что мой секрет — больше совсем не секрет. Его теперь знает Громов. И еще его адвокат, но это меньшее зло.

Видит бог, если захочет, Громов сможет вертеть мною как угодно. Если пригрозит выдать кому-то мой секрет, я пойду на многое, чтобы сохранить это знание только между нами. Остается надеяться, что он так не поступит.

Ох, Маша, скажи еще: остается надеяться на его благородство.

Ха. Мы начали романтизировать бандитов, так что ли получается?..

Иногда я ненавидела свой собственный внутренний голос — до того он был противным, въедливым, мерзким.

Но Громов действительно пока не казался мне настолько плохим, как я представляла до нашей встречи. Может быть, это потому, что я не видела его за «работой», так скажем? Может, в те моменты он превращался в безжалостное и бессердечное чудовище? Может. Но я не могла пожаловаться на то, что он ведет себя чудовищно со мной. Хотя внутренний голос нашептывал, что из тюрьмы он меня вытащил далеко не в связи с благородными соображениями, а чтобы жопу свою прикрыть — в первую очередь.

Возможно.

Но были вещи, от которых ему совершенно точно не было ни выгоды, ни пользы, но он их, тем не менее, делал. И делал ради меня.

— Маша, у тебя все в порядке? — мама отложила в сторону вилку и через стол потянулась к моей руке, накрыв поверх своей ладонью. — Ты ничего не ешь и выглядишь очень бледной, уставшей. Ты не заболела случайно?

Ох. Ну кто еще может одарить человека такими комплиментами, которыми регулярно одаривает его мама?..

Я с энтузиазмом мотнула головой и постаралась соврать как можно убедительнее.

— Нет, просто голова что-то болит. Может, погода.

— Ты еще очень молода, чтобы реагировать на погоду, — мама мягко рассмеялась.

Ну, мам, с моей жизнью последние пару лет год идет за три, так что не так уж юна, как тебе кажется.

Но она продолжала смотреть на меня с тревогой и волнением, и я решила убить двух зайцев одновременно: отвлечь маму от переживаний обо мне и прояснить один давно волновавший меня вопрос.