Маша и Гром (СИ). Страница 24

Пришлось грызться со своими же.

И вот теперь я прячусь как последняя подвальная крыса и пытаюсь понять, какая же сука открыла на меня охоту.

Полночи я потратил, рисуя схемы и пытаясь понять, кто хочет меня убить. Выводы были херовые, впрочем, как ожидалось. Самым херовым же было, что эта сука пробралась очень глубоко в мое окружение, пустила корни. Иначе как объяснить махинацию со списком гостей? И подмену Кати на Свету или Светы на Катю? Очень немногие имели доступ к этой информации, и я должен подозревать всех. Особенно самых близких. Особенно тех, про кого бы никогда не подумал.

Капитан, Авера. Иваныч.

Верить не хотелось и думать не хотелось, но я уже не сопливый мальчишка. И не рыцарь, чтобы идеализировать своих друзей. Своих братьев. Я знаю, на что способы они просто потому, что точно также знаю, на что способен я сам.

Итак, Капитан.

У него единственного из всех во время моих ночных изысканий я нашел мотив. Легализация бизнеса и завод встали ему поперек горла. Мы цапались до криков и хрипоты, пару раз они с Аверой сцепились голыми руками. Дошло до мордобития, и мы разнимали их вчетвером. Капитан упирался до последнего, отказывался подписывать бумаги. Мне пришлось надавить. Авера бесился. Каждый день промедления — это бабки, бабки, бабки. Мы попали на проценты, пришлось платить из своих долей. Немного, но ощутимо.

Это были знакомые Аверы, это была его сделка. Естественно, он бесился и исходил на Капитана слюной.

Пожалуй, окажись Капитан крысой — будет больнее всего. Его я знаю с сопливых детских времен, когда пацанами играли в футбол. Он всегда стоял на воротах — здоровый, надежный, верный. Я же — нападал и шел вперед, напролом. Не боялся рисковать, потому что знал, что жопу мне прикроет мой друг. Гордея он, опять же, крестил. Не хочется думать, что выбрал сыну в крестные суку.

Теперь я закрываю глаза и думаю, не продал ли, не слил ли меня мой прежний друг.

Авера.

С ним уже не так очевидно. Он остался в выигрыше: сделку мы все же закрыли, он хорошо показал себя перед продавцами, которых курировал самостоятельно. Я его тоже поддержал, надавил на Капитана, прогнул его. И идею с легализацией в целом я одобрял. Вроде смотрели и смотрим мы с Аверой в одном направлении, и мотива меня убирать у него нет.

Хочет больше власти, хочет за собой решающее слово? Он бесился, что нужно договариваться, согласовывать и убеждать. Бесился, что я сразу не припер Капитана к стенке. Он говорил, что я с ним «цацкаюсь» и «миндальничаю». Может, дело в этом? Хочет быть «папой»?

Я оставил ему сына. Тогда думать не было времени. Нужно было отправить сына в надежное место, и наш дом таким не был. Оставался Капитан или Авера, и я выбрал Аверу, потому что Капитан тогда еще валялся с похмельем в особняке. Я хотел отправить сына подальше от загородного дома.

Отправил.

А что, если я своими руками отдал Гордея предателю?

Обдумывая все это, я шагал к поселку и время от время посматривал на трубу, которую держал в руке. Связи по-прежнему не было. Зайти в магазин и попросить позвонить?

Я хотел набрать Иванычу и спросить у него про эту херню со Светой-Катей. Но я все гонял и гонял в голове мысли про крысу, и уже не знал, могу ли я доверять начальнику своей охраны на сто процентов? После Капитана и Аверы в моем личном списке шел Иваныч. На самом деле, он знал обо мне гораздо больше, чем мои друзья, и на третье место я поставил его только потому, что не мог придумать достойный мотив.

А без сильного мотива на такое подписываться, мне кажется, никто не станет. Должно быть что-то личное. Что-то очень болезное. Месть? Именно поэтому зашли с Гордея и сначала попытались достать меня через него. А когда не получилось, решили, что уже похер, можно просто мочить.

Это если меня хотели замочить.

Из личного на ум и в первую, и во вторую, и в десятую очередь шла Алена. Но все ломалось о тот простой факт, что моей бывшей это нахер не нужно. У нас не та ситуация, когда я не даю любящей матери видеться с сыночком, и она решает пойти на крайние меры.

Это она бросила сына и не желает встречаться с ним. Зачем ей организовывать хитрую схему с похищением Гордея ради того, что она может получить просто так, безо всяких усилий, но просто не хочет?

Если только она не…

Да. Эту версию нужно отработать. На всякий случай. А для этого выбраться из этой глуши и встретиться с нашим юристом. Эдуард Денисович толковый мужик, вся схема с легализацией через него проходила.

Получается, дело за малым: уехать отсюда и не умереть хотя бы в ближайшие пару дней. Лего сказать. Но здесь я чувствовал себя в ловушке. Я ненавидел бездействие. Я бы предпочел мотаться по Москве, расхлебывая всю эту кашу, чем сидеть на жопе и ждать, пока это сделает кто-то за меня. Понятно, что я подставлюсь, если уеду. Но я подставляюсь последние лет десять, поэтому ничего нового для себя не вижу.

— Прикурить не найдется, сынок? — мне на встречу из-за угла дома вышел худой высокий старик неопределенного возраста.

Его лицо покрывала щетина, а старческая худая рука слегка подрагивала, когда он протянул ее за сигаретой.

— Кучеряво живешь, — крякнул он, разглядев подслеповатыми глазами марку на пачке.

— Бери еще, отец, — почему-то сказал я и всунул ему в ладонь пачку целиком.

Мутные от алкоголя глаза довольно блеснули, и он улыбнулся, показывая черные дырки на месте части зубов.

— Спасибо, сынок! Напрасно мы молодежь нашу ругаем, она вон какая душевная у нас.

Я поспешил уйти, не дослушав его пьяную философию. Молодежь. Назвать меня молодежью мог только деревенский алкаш.

В поселке связь также не появилась. Я постоял напротив обшарпанного здания с вывеской «продмаг» и решил, что звонить со стационарного все же не буду. Дождусь вечера и Аверу. На обратном пути я никого не встретил. Вторник, середина рабочего дня. Хотя поселок выглядел не особо жилым, совсем не таким я запомнил его по своему детству. Тогда в каждом доме жила семья, а то и две. Дети гоняли по лужам и раздолбанным дорогам на раздолбанных великах. В сараях мычали коровы, по утрам драли глотки петухи. Сейчас же вокруг уныние и разруха.

Дом встретил меня тишиной. И пустотой. Внутри никого не было. Ни Маши, ни следов борьбы. Куда она могла уйти? Где-то изнутри царапнулась тревога.

Я проверил схрон в сарае, где спрятал привезенное Мельником оружие. Пересчитал пистолеты и обоймы, все было на месте. А вот один макаров пропал из комнаты: я засунул его под деревянную половицу под своей кушеткой. Там еще в детстве я хранил то, что хотел спрятать от матери. В одном месте отходил пол, и можно было приподнять пару досок.

Получается, сумасшедшая девка не нашла сумку в сарае, но добралась до пистолета в комнате.

Сука.

И я дебил, который не подумал перепрятать оружие понадежнее — после того, как она ночью упрашивала меня отдать ей один пистолет.

Я найду и сам убью ее.

Взяв в руку вытащенный из-за пояса ттшник, я выбежал из комнаты через кухню на крыльцо. Снаружи стояла тишина, только ворон глухо каркал, сидя на голой ветке на самой верхушке дерева. Я вышел за забор и обошел дом по кругу, внимательно оглядываясь по сторонам.

Девка пропала. Вместе с пистолетом, наверняка не раз засвеченным. Ну ты и дебил, Громов.

Повелся на милую мордашку и хрупкую фигуру? Ну, получи теперь сполна.

Хотя. Я вспомнил, что она едва ходила. Куда бы она могла уйти со своей ногой, на которую почти не наступала? Девчонка хромала, она не смогла бы отойти от дома и на сотню метров.

Что-то было не так. Волосы на затылке встали дыбом, об опасности завопили все натренированные в Афгане инстинкты.

А потом я услышал позади себя шорох шагов и щелчок. Я знал этот звук слишком хорошо. Так щелкает курок. Холодное дуло пистолета уперлось мне в затылок, и знакомый голос сказал:

— Не дергайся, Гром.