Маша и Гром (СИ). Страница 19

На кухне гулко тарахтел холодильник. В куртке, которая доходила ей аж до колен, Маша с брезгливым сомнением размещала привезенные Мельником продукты на грязных, заляпанных полках. Она обернулась на меня, и я подумал, что выглядит она уже получше, чем полчаса назад. Не как человек на пороге жесточайшей истерики.

Я поворошил в печке догоревшие дрова и подбросил новых деревяшек. Потом уселся на колченогий табурет и закурил. Через мутное, заляпанное окно хорошо просматривался весь двор и калитка в заборе. Я отодвинул в сторону грязный, серый от времени тюль, висевший на веревке ровно посредине окна и служивший самодельной занавеской, чтобы не мешал наблюдать. Не то что бы я ждал гостей, но пистолет постоянно держал при себе. Мельник привез еще парочку макаровых и полные магазины к ним, и один калаш. Для самообороны на какое-то время хватит.

Мне нужно было подумать.

***

Мне нужно было подумать. Пока расклад был такой: или меня вели от дома, и тогда в моей охране, подобранной лично Иванычем, завелась крыса, которая упустила слежку. Что сразу нахер очерняет всю службу безопасности. Или меня перехватили уже где-то по трассе, и тогда выходило, что кто-то слил мой маршрут? Или, как минимум, время, когда мы выехали за ворота поселка. И список людей, кто мог так сделать, был до жопы большим. Он включал в себя всех, кто работал в доме, моих соседей по поселку, охранников у шлагбаума в будке на выезде, какого-нибудь грибника или рыбка в лесу... Просто, нахрен, огромный список, который мы никогда не сможем обработать.

Не знаю, чего больше я хотел: понять, что среди моей личной, близкой охраны завелась гнида, или подозревать каждого, кто встретился нам утром по пути?..

Чего хотели козлы, которые подстроили аварию? Завалить меня, забрать Гордея? Все вместе? Или что-то еще? Походу они не ожидали встретить от нас такое сопротивление, раз обосрались и позволили уехать и мне, и сыну. Значит, вероятнее всего второй вариант. Кто-то слил время, когда я выехал на трассу, но не слил или не додумался слить, что меня сопровождают три тачки охраны.

Иначе козлы подготовились бы получше. С кем я имею дело? Обычно сразу где-то вылезали «уши» и было хотя бы понятно, почему тебя пытаюсь замочить. Здесь же почти три дня уже — и тишина. Ни требований, ни угроз. Ничего, что пролило бы свет на заказчика всей этой карусели. А мне бы очень хотелось знать его имя. Очень.

Я хрустнул кулаками и бросил взгляд на пакет на столе, в котором углядывались очертания двух бутылок с водкой.

Позади раздались шаркающие шаги, и девчонка, покряхтывая, опустилась на табурет напротив меня и забарабанила оцарапанными, стесанными пальцами по столу.

— Надолго мы здесь? — спросила она после недолгого молчания.

Я видел краем взгляда, что она постоянно косится в мою сторону, а прямо смотреть отказывается.

— Хер его знает, — я ответил совершенную правду.

— Мне нужно поговорить с мамой.

— Она уже в курсе. Все уже в курсе.

— Я хочу сама ей сказать, что со мной все в порядке.

— Нет, — я пожал плечами и повернулся к девчонке, чтобы она испепелила меня своим уничижительным, полным праведного гнева взглядом.

— Да какого черта! — она меня не подвела.

Вскинулась, тряхнула запутанными лохмами, посмотрела на меня исподлобья. Взгляд — пылал.

— Я тебе что, пленница?

Вот так она и перешла со мной на «ты».

— Нет, но ни с кем разговаривать ты не будешь. Пока мы отсюда не выберемся.

Она взбесилась до чертиков. Даже нижняя губа задрожала. Занятно, что с людьми делает стресс. Она до усрачки боялась меня еще вчера вечером, а сейчас уже и голос почти повышает. Но не до конца. В этом «почти» — тонкая грань. Визгливых, орущих баб я терпеть не мог.

Мне кажется, у любого мужика в жизни есть женщина, которая изменила все «от и до». В хорошем и плохом смысле. Так вот моя бывшая, Алена, стала как раз такой женщиной. В самом херовом смысле, какой только возможен.

— ... пожалуйста, — а девчонка оказалась настойчивой. — Я просто хочу услышать ее голос и сказать, чтобы она не волновалась.

— Нет, — я покачал головой.

— Почему?! — она все-таки не выдержала и, разозлившись, хлопнула ладонью по столу. Но быстро опомнилась, прижала ладонь к груди и посмотрела на меня широко раскрытыми глазами невинной лани.

А она была хороша.

— Потому что среди моего близкого окружения сидит крыса. И пока я не узнаю, кто это, я никого не могу исключать. Никого, — я выделил голосом последние слово и посмотрел девчонке прямо в испуганные глаза.

Интересно, притворяется, или правда стало страшно?

— Ни твою мать, ни тебя саму.

Она нервно сглотнула. Дернулась худая шея.

— Я к вам вообще никого отношения не имела до субботы, — вяло парировала она, вспомнив, что она со мной на «вы».

— И очень удачно оказалась в нужном месте в нужный час, — я прищурился. — Идеально, чтобы втереться ко мне в доверие. Спасительница единственного сына. Практически святая.

— Мне не нужно ваше доверие, — острый как бритва, быстрый взгляд в мою сторону. Кажется, она оскорбилась.

— Будь ты киллером, я бы удивился, если бы ты сейчас в этом призналась, — я съязвил.

Маша слегка отодвинулась от стола и посильнее запахнула на груди куртку. Рукава были слишком длинными для нее, и потому ее ладони в них тонули.

— Но интересное совпадение, согласись. Ты пришла в мой дом — и Гордея похитили. Ты мутила с Бражником — и его убили. Чего я не знаю о тебе, Маша Виноградова?

Она дернулась так, словно я шибанул ее током. Но довольно быстро взяла себя в руки и посмотрела на меня, прищурившись.

— Мы расстались за полгода «до», — бесцветным, тусклым голосом парировала она и посильнее натянула на ладони длинные рукава куртки. — В материалах уголовного дела по его убийству все это есть. Меня допрашивали как свидетеля.

— Читал, читал.

— Ну и вот, — она повела плечами. — Просто очередное дерьмовое совпадение в моей жизни. Вся моя жизнь — череда дерьмовых совпадений.

После вспышки ярости она как-то сдулась, потухла. С лица исчезли все эмоции, губы были строго поджаты, глаза смотрели в одну точку. Но она явно нервничала, потому что принялась рвать заусенцы на пальцах.

Интересно.

— А водителя, который нас сюда привез, ты, значит, не подозреваешь? — очень нелепая попытка перевести тему.

Но пока я больше не собирался ее допрашивать, поэтому сделал вид, что не заметил этого неловкого маневра.

— Я всех подозреваю.

И это было правдой. Кого-то больше, кого-то меньше. Но крысой мог быть каждый.

— Тяжело же тебе живется, — заключила она, нахмурившись.

И сразу же зашипела, когда скорченная на лице гримаса потревожила свежие ссадины.

— Не жалуюсь, — я хмыкнул.

Она помолчала, но недолго.

— Что это за дом вообще?

— Я тут вырос.

Две комнаты, одна из них та, в которой мы сидели. Другая — и зал, и столовая, и спальня, и рабочий кабинет. Там и сейчас стояла колченогая, железная кровать со скрипящими пружинами и продавленным матрасом — на ней спала мать. А напротив нее — моя старая кушетка. С деревянными, лакированными, коричневыми стенками. Обои в цветочек и полоску, ковер на стене. Пока жива была мать, все горизонтальные поверхности накрывали кружевные салфетки из дешевого тюля, которые она шила сама. Полы — конечно же, с рисунком «елочка», поверх — выцветший длинный палас. У окна — кресло на тонких деревянных ножках с деревянными же подлокотниками. От старости уже невозможно было угадать цвет обивки — она давно засалилась. Напротив окна у стены — конечно же, полированный темно-коричневый сервант.

Я закрывал глаза и помнил всю мебель наизусть. Время здесь застыло. Все осталось точно так же, как в шестидесятых-семидесятых, когда мать и отец обставляли этот дом. И окончательно заморозилось в восемьдесят четвертом, когда умерла мать.

Пока я с мрачной угрюмостью вспоминал свое детство, девчонка буравила меня пронзительным, оценивающим взглядом. Подтвердила свою теорию, что бандитами становились мальчишки из нищих семей, выросшие в бедности и стремящиеся отхватить кусок побольше? Если так, то она сильно удивилась бы, познакомившись с родителями Авёры: отец и мать — оба профессоры. Мать еще и в консерватории работает, скрипку преподает. И сыну с детства любовь к музыке прививала. А он все равно оказался рядом со мной и точно также держит в руке пистолет. Хотя и за скрипку иногда берется. Той же рукой.