Ком 6 (СИ). Страница 24

Постепенно дядья разошлись, сёстры с зятевьями кто домой укатил, а кто и в гостевых комнатах устроился. Серафимин папа откланялся — оказывается, его это был неузнанный мной автомобиль. Дом затих.

Особого смысла идти в свой дом, где вся мебель стояла затянутая в чехлы, я не видел. Решил в старой своей комнате лечь, где ещё достопамятное объяснение с Серафимой происходило, когда ей письмо зловредное подослали. Пошёл — а из малой гостиной матушка мне навстречу.

— Маманя, а вы чего не спите?

— А вот бельё тебе постельное свежее постелила! Да водички на ночь в кувшинчике поставила.

— Вы ложитесь уже спать, день сегодня долгий был.

— Да неловко как-то, Ильюша, когда гости-то не спят.

— А кто не спит? — удивился я. У нас в семье буйных нет. Посидели, выпили — да на боковую.

— Так немец твой! — всплеснула руками матушка. — Ходит-ходит по комнате, вздыхает. Аж в коридоре-то слышно. То на балкончик выйдет, постоит. А вдруг им надо чего? Мож, спросить стесняется? Или болит чего? Ты бы зашёл, узнал у него, а?

— А давай и схожу, узнаю! — пока не разделся, действительно. — В какой они комнате?

— А пойдём, я провожу, — заторопилась маманя.

В коридорчике, в который выходили двери четырёх гостевых комнат, мы остановились.

— Вот в этой! — шёпотом сказала маман, для верности ткнув в дверь пальцем.

И впрямь, слышно было, как за дверью кто-то прохаживался, подходил к окну, отодвигал штору (побрякивали кольца гардины), вздыхал и что-то бормотал. Вот скрипнула дверь…

— На балкон вышел! — прошептала маман.

Спустя буквально полминуты Фридрих (а, судя по шагам, это был он) вернулся в комнату. Ещё бы! В рубашечке ночью на балконе у нас даже летом холодно. В комнате приглушённо заговорили по-немецки.

— Ты спроси, а я там подожду! — маман живо ретировалась, оставив меня перед дверью.

Что ж. Я осторожно стукнул. Несколько быстрых шагов, и Фридрих распахнул передо мной дверь. Удивился:

— О! Иллийа Алексеевитш?

— Что случилось? — сразу испугалась Эльза.

— Да я у вас хочу спросить, что случилось. Маман переживает. Поди, говорит, узнай: может болит у человека что-то?

— О! Найн-найн! Я есть здоров! — заверил меня Фридрих.

— А что ж не ложитесь?

Немцы переглянулись, и Эльза, стесняясь, сказала:

— Мы очень хотеть посмотреть настоящий русский медведь!

— Чего?.. — я аж потерялся.

— Я! Я! — обрадовался Фридрих. — Дер бээр! Метведь!

— Да-да! — вытаращив глаза, вторила ему Эльза. — Мы много раз слышать, что здесь медведь свободно ходить по улица…

На звук голосов выглянул слегка уже заспанный Афоня, узнал, в чём дело, и начал хохотать:

— Ну вы даёте! Откуда они возьмутся вам, медведи?

За ним высунулась Катерина в накинутой на ночную рубашку шали, с лестницы заглянула маман. Веселье ширилось!

— Но… Это же Сибирь? — на всякий случай уточнила Эльза.

— Так это ж деревня! Здесь народу сколько! Собаки! Ружья! Медведь — он не дурак, к людям лезть, — наперебой объясняли все.

— Так что, в город тоже нет медведь? — разочарованно спросила Эльза. Фридрих явно был расстроен.

— Ну, изредка бывает, забредают, — вытерев слёзы с глаз, согласился Афоня и обратился к остальным: — Но когда последний раз было? Лет пятнадцать назад?

— Да больше! — возразил я. — Я ещё в гимназию не ходил! И то, вышел к дальним выпасам, пастухи его с собаками прогнали. А чтоб в Иркутск?..

— Вскоре, как мы приехали, забрёл молодой, — вспомнила маман. — Лиза ещё маленькая была. К губернатору залез на задний двор и из бачка с отходами повытаскал все арбузные корки, а потом полбака бражки на летней кухне выхлебал да уснул.

— И куда его? Пристрелили? — Кате было явно жалко молодого и глупого мишку.

Маман усмехнулась:

— Так же дочки губернаторские пожалели. Не убивайте, дескать, такой он славный. Пришлось папаше вольер ему организовывать. Так с него наш зоопарк-то и начался. Сперва небольшой зверинец, а уж в последние годы всяких навезли. — Маман махнула рукой. — В общем, медведей не будет! Ложитесь спать!

— Да не расстраивайся, Фридрих! — Афоня слегка хлопнул немца по плечу. — На севере как начнём рудник разрабатывать — вот там медведей будет сколько хочешь! Дикий край. Насмотришься ещё.

ЭТО ЧЕЙ ЕЩЁ ТАКОЙ ГОЛОС???

В общем, разошлись мы по спальням, посмеиваясь. А назавтра в обед мне уже предстояло лететь обратно — оказия подвернулась в виде проходящего на восток Афониного «Бычка» — грех не воспользоваться! Тут мне не простую каюту предложили, а хозяйскую, с отдельным кабинетиком и даже с душевой комнаткой. Да и питание на борту было приличное, не сухой паёк. Библиотечка небольшая, опять же. В общем, долетел я со всем возможным комфортом.

Явился в расположение, а вокруг наших палаток опять крик стоит, Иван аж вокруг стола бегает, да и остальные такие сердитые все, подкрикивают.

— И что тут у вас? — сходу спросил я. — Что за шум, а драки нет? Опять лиса чего учудила?

— А что, чуть что — как сразу лиса? — возмутилась Айко. — Бедную кицунэ все обидеть норовят!

— Да при чём тут лиса! — сердито отмахнулся Иван. — Тут вон что! Нет, ты глянь! Ты глянь! — затряс он передо мной какой-то листовкой.

— Да погоди, не метлеси! Не вижу ж ничего! — Я отодвинул от лица его руку и рассмотрел название: «РУССКИЙ ГОЛОС ЛИБЕРАЛА». И ниже: «Рупор прогрессивной общественности». — О как! Ни больше ни меньше! Прям рупор? Прогрессивной? Вы где такое взяли?

— С японского дирижабля раскидывали, мерзавцы, — хмуро начал Петя. — Орган печати либеральной русской диаспоры за рубежом.

— Оторвал бы я им этот орган! — гневно хлопнул по столу Багратион. — Ты посмотри, посмотри, дорогой, что они про нашу армию пишут! Это же чистое оскорбление всем нам!

Я посмотрел.

Эк у них вывернуто всё выходило! Получалось, что все вокруг хорошие, одна Российская империя — оплот зла и душитель свободы! И, главное, все остальные могут воевать за интересующие их территории и ресурсы — и только мы — нет! Мы должны были немедленно раскаяться, отдать японцам с корейцами всё, что они хотят забрать, выплатить им сверх того репарации и незамедлительно убраться восвояси, оголив границу.

— А обрыбиться эти писаки не хотят⁈

Честное слово, стоял бы такой либерал сейчас против меня, я б ему физиономию начистил, мало бы не показалось!

Витгенштейн отчётливо скрипнул зубами:

— Я в ярости, господа. С какого перепуга эти люди взяли на себя право быть истинным камертоном общества? Они кто такие? Их единицы! А те сотни тысяч, которые воюют, умирают, отдавая самое ценное, что есть у человека — жизнь за свою Родину — они что, слова не имеют? Они для этих камертонов — кто?..

Он тоже вскочил, пронёсся туда-сюда по площадке и вдруг окинул нас совершенно диким горящим взглядом:

— Я знаю! Мы — тоже русские! И у нас есть свой голос! Господа, попрошу никого не расходиться, я скоро вернусь!

13. В ОХРАНЕНИИ И ТО ПРОЩЕ

ИЗ ПОДРУЧНЫХ МАТЕРИАЛОВ

Чего я от Петра не ожидал — так это целой пачки агитационных листков, которые он притащил на нашу стоянку.

— А казалось бы, у нас достаточно туалетной бумаги… — задумчиво протянул Багратион.

— Хо-хо! — не поддался на эту подначку Пётр. — То ли ещё будет! Ты видишь, что господа либералы откуда-то изыскали достаточно средств, чтобы выпустить свою писанину на мелованной бумаге?

— Ну?

— Баранки гну, мой дорогой друг! С обратной стороны она — самая обычная, шершавенькая, вполне годится для работы на ней теми нехитрыми средствами, что смогли собрать для меня в палатке нашего уважаемого атамана. Единственное, — Петя оглянулся, — мне понадобится помощь нашей славной лисички.

— Славной⁈ — спросили Серго с Иваном хором.

— Моя? — недоверчиво уточнила Айко.

— Твоя-твоя! — Петя был полон энтузиазма. — Иди сюда, голубушка! Мне понадобятся твои особенные умения. Эти листы нужно склеить вот так и вот так, всего девять штук.