"Фантастика 2024-159". Компиляция. Книги 1-23 (СИ). Страница 233

Оставался отец, и это было сложнее всего.

— Судари и сударыни! — зазывали юные молодчики в костюмах сказочных героев. — Заходите отведать лучшей белевской пастилы! Готовится только из антоновки и свежайших яиц! Упаковываем в подарочные коробки!

В Гостином дворе царило такое столпотворение, что то и дело приходилось протискиваться и сыпать извинениями.

Пока я бродил по торговым рядам в поисках чего-нибудь интересного для отца, успел набрать целый мешок подарков поменьше. Купил коробку поздравительных открыток — непременного атрибута праздника. Набрал для всех домочадцев и слуг сладостей: конфет, фигурных пряников, золоченых орехов. Все это можно было повесить на елку как игрушки.

В моих пакетах оказались круглые жестяные коробки с леденцами, ларцы с карамелью, шоколадные плитки. И хотя в моде было все греческое, но праздник Рождества имел исконно традиционный дух. Все было украшено и расписано в “дореволюционном” стиле. По-старому, тепло, душевно… И я отчего-то чувствовал себя так, словно и правда вернулся домой.

Наконец я выбрался на второй этаж этой необъятной галереи и перевел дух. Народу здесь было поменьше, и вскоре я понял, почему — ценник был рассчитан на более состоятельных людей.

Тем не менее я умудрился найти среди этого безобразного великолепия лавку с антикварными предметами. Вошел — и пропал.

— Доброго вам здравия, сударь, — древний старец поправил пенсне на переносице и, кряхтя, поднялся из-за большого обитого сукном конторского стола. — Чем могу услужить?

Я рассеянно огляделся. Диковинок здесь было столько, что глаза разбегались.

— Михаил Николаевич Соколов, — представился я. Почему-то захотелось назваться этому дедку. Не ради почтения, которое он должен был проявить к одаренному графскому сыну. Что-то другое внутри меня словно потребовало этого. — Сын графа Соколова, студент Аудиториума.

Старец стряхнул пыль с видавшего виды сюртука и подошел ко мне, опираясь на трость.

— Милости прошу, ваше сиятельство. Семен Яковлевич Бронштейн, владелец этой лавки и большой любитель редкостей.

Я пожал протянутую старческую руку — тонкую, морщинистую, в пигментных пятнах. На удивление силы в ней оказалось куда больше, чем я ожидал.

— Рад знакомству, Семен Яковлевич.

— Чем же моя скромная обитель обязана визиту столь важной персоны?

Вроде бы он не насмехался, а проявлял дежурную вежливость, но все равно прозвучало это несколько издевательски. Впрочем, старик в его возрасте уже мог позволить себе некоторые шалости.

— Я ищу подарок на Рождество для отца, но… Не нашел ничего интересного. Не хочу дарить оружие, кожаные изделия и прочие привычные вещи. Подумал, может в вашей лавке найдется что-нибудь необычное?

— Непременно найдется, ваше сиятельство, — старик обвел пространство вокруг себя свободной рукой. — На любой вкус и кошелек. Полагаю, его сиятельство — не любитель охоты.

— Увы. Рыбалка ему больше по душе.

— И предпочитает проводить время дома, — продолжал старик.

Я кивнул.

— Верно.

— За чтением…

— И снова вы правы, — улыбнулся я.

— Наверняка носит очки.

— Мне начинает казаться, что у вас талант провидца, Семен Яковлевич.

Старик сверкнул парой золотых зубов в улыбке.

— Работа у меня такая, ваше сиятельство. Читать людей как книги. Угадывать то, что скрыто под обложкой…

На мгновение он прикрыл глаза, а я прислушался к ощущениям. Нет, этот дедок точно не был одарен Благодатью — типичный обрусевший еврей. И все же что-то необычное было в фоне, что от него исходил. На удивление живая и цельная аура для человека его возраста. От старцев зачастую веяло приближавшимся концом жизни, но только не сейчас. Бронштейн буквально излучал энергию.

— Итак, ваше сиятельство, насколько мне известно, вы несколько стеснены в средствах… Прошу прощения за столь бестактное замечание, однако я просто пытаюсь сэкономить ваше время.

Я пожал плечами.

— Полагаю, никакой тайны в этом нет. Мой род переживает не самые лучшие времена. По известной причине.

— Однако же вы стали его надеждой, — хитро улыбнулся старик. — Абы кого в Аудиториум не берут. Значит, вы. Милостивый государь, человек особенный. А для особых гостей у меня есть отдельный прилавок…

Он жестом пригласил меня пройти в самый конец вытянутого зала. За рядами старинных зеркал и картин в тяжелых рамах нашелся закрытый шкаф. Семен Яковлевич снял с пояса связку ключей и открыл дверцы.

— Могу предложить две вещицы, которые непременно оценит ваш отец, — старик достал обитый кожей короб и поставил на соседнюю витрину. Отперев замок, он поднял крышку. — Это первая.

— Очки?

— Зачарованные окуляры. Это артефакт, ваше сиятельство. Были созданы по заказу баронессы Мирелли в 1956 году. Состарены искусственно.

Я внимательно рассматривал очки. На вид в них не было ничего необычного — строгая роговая оправа, универсальная форма… Разве что диоптрий я не увидел.

— Какими же свойствами они обладают?

— Баронесса Евгения-Луиза Мирелли славилась любовью к искусству. Особой ее страстью были древние манускрипты. Эти окуляры зачарованы на то, чтобы позволять увидеть выцветшие или стертые записи. Как известно, не все книги сохранили первозданный вид…

Я отошел от коробки на шаг.

— Семен Яковлевич, это очень ценная вещь. Боюсь, сейчас я не смогу ее себе позволить.

Старик внимательно взглянул на меня, словно видел во мне что-то, чего я сам в себе не замечал.

— Я смогу оформить для вас рассрочку. Как только появится полная сумма, вы просто мне доплатите.

— Почему вы готовы пойти на такие условия?

Бронштейн снова улыбнулся. На этот раз одними губами. Получилось почти печально.

— Полагаю, эта вещь понадобится не столько вашему отцу, сколько вам, ваше сиятельство. О вашей семье ходят разные слухи, а я по долгу своей работы внимательно изучаю всю информацию, что до меня доходит… И полагаю, что от этого артефакта будет гораздо больше пользы, окажись он в ваших руках.

Чего-то этот дед недоговаривал. Был соблазн залезть ему в голову и считать мысли, но я остерегся так ломиться в голову дряхлого простолюдина. Хватило уже того, что едва не сделал дурачком Денисова.

— Цена этой вещицы — двести рублей. Для вас — сто.

— У меня с собой двадцать.

— Значит, двадцать. Оставшееся донесете при удобном случае.

Старик убрал очки в изящный футляр и протянул мне. Я потянулся было, чтобы взять его, но в последний момент отдернул руку.

— Семен Яковлевич, я еще молод, но уже знаю, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Вы впервые меня видите и вряд ли знаете, что я за человек. Я ведь могу никогда не вернуться.

— О, вы вернетесь, ваше сиятельство. Знаю, что вернетесь.

— И с чего вы так в этом уверены?

— Я же сказал вам при знакомстве — я умею читать людей как книги и видеть то, что скрыто под обложками. И еще я — ценитель редкостей. А вы — большая редкость, Михаил Николаевич. Кунсткамера по вам плачет…

Как мило. Надо бы включить в завещание пункт, чтобы после моей смерти меня не замариновали в банке, как того же Леньку Пантелеева. А то с аудиториумских умников и не такое станется.

Я достал из кошелька двадцать рублей и протянул антиквару. В заначке оставалась только резервная десятка на случай полного ахтунга.

— Благодарю, ваше сиятельство, — сухие, но ловкие пальцы Бронштейна тут же спрятали ассигнации в карман сюртука. — И жду новых встреч!

Попрощавшись, я вышел из лавки, все еще размышляя над странным поступком старика. Что же он такое во мне увидел? Как понял, что я действительно отдам деньги? Неужели у меня на лбу написано, что я весь из себя совестливый?

Но от раздумий меня отвлек скрипучий голос бабушки.

“Мишенька”, — тихо произнесла она у меня в голове. — “Мон шер, ты меня слышишь?”

От неожиданности я едва не выронил футляр с бесценными очками. Бабушка не любила ментальную связь и пользовалась ею крайне редко. Тем удивительнее, что она сама обратилась ко мне, зная, что сегодня я приеду домой.