"Фантастика 2025 -72". Компиляция. Книги 1-16 (СИ). Страница 423

Однако народу припёрло трепаться. Керро, Алиса и Роджер свалили в одну из комнат, видимо, обсуждать грядущий рейд. Потом к ним присоединился Мать Тереза. Сидящие возле окна Эсмеральда, Питер Пэн и Тарзан резались в карты и о чем-то спорили. Карты шуршали и звонко шлёпали рубашками об стол. Эсмеральда притоптывала тяжёлым ботинком. Питер Пэн громко и заливисто смеялся… Чуть в стороне Покахонтас равнодушно разбирала свою снайперку. И все эти звуки Айю тоже неимоверно раздражали.

А ещё начала чесаться голова. Невыносимо! Откуда-то изнутри. И запястья. Девушка скребла их, пока не поняла, что вот-вот раздерёт до крови. Даже сидеть не было никаких сил!

Она поднялась, прошлась по комнате. По счастью, никто не обратил на эти передвижения внимания. Зашёл Железный Дровосек. Приставил к стене штурмовую винтовку, порылся в лежащем на скамье шмотнике, достал из него что-то съедобное и бутылку воды. Сел на лавку, зашуршал обёрткой.

В этот миг у Айи со звоном лопнуло терпение, накрыв отдачей.

Безо всякой причины захотелось подойти и ударом ноги опрокинуть прислоненное к стене оружие. Так, чтобы с грохотом! Чтобы летело по полу! Чтобы все вскочили, заорали. Чтобы драка. У неё ведь нож есть. Конечно, она не отобьется. Но зато хоть повеселится.

— Мелкая, ты чё? Вштыривает? — спросил вдруг Дровосек, пристально глядя на девушку.

Покахонтас отвлеклась от своего занятия. Картёжники тоже прервались, оглянулись и теперь смотрели спокойно, но настороженно.

— Нет, — хрипло ответила Айя.

— А то я не вижу, — мужчина отставил в сторону бутылку с водой. — Иди, ляг. Без дурости только.

Вот как он догадался? И что такое с ней? Почему он понимает, а она нет? Бесит!

Айя с размаху села на лавку и замерла, уставившись под ноги.

— Вали спать, — миролюбиво посоветовал Дровосек. — Это в тебе адреналин бурлит. Отдохнёшь, и пройдет. А не пройдёт, доктор пилюльку даст. Не мечись. В глазах рябит.

И он снова захрустел сухарем.

Девушка посмотрела на собеседника. Он был рыжим. Но не таким, как она. Борода, волосы и брови — тёмно-медные. Лицо приятное — веснушки бледные, но не безобразными кляксами, как у Айки, а такие мелкие и редкие.

— Иди, — ровно повторил мужчина.

Может, он прав, и надо всего лишь выспаться?

В соседней комнате было пусто, если не считать Доктора Куин, которая, устроившись на одном из спальников, чесала перед зеркальцем длиннющие волосы, присыпанные каким-то порошком.

— Ты отдыхать, дорогая? — осведомилась Микаэла, услышав шаги Айки.

— Угу, — буркнула та.

— Душ в наше время — роскошь, — спокойно пояснила Куин. — Но химия спасает от вшей и грязи. У тебя чистая голова?

Айя мрачно кивнула.

Микаэла продолжила размеренно водить щеткой по волосам, вычёсывая порошок. По мере того, как тот осыпался, длинные пряди становились всё более блестящими и даже начали потрескивать от статического электричества. Когда волосы стали совсем чистыми, женщина стянула их кожаным шнурком, отряхнула юбки и подошла к угрюмой гостье.

— Почему же чешешься? — спросила Док.

Девушка на это пожала плечами. Говорить не хотелось. Щемило затылок, болел лоб, все тело зудело, одежда мешалась, а изнутри поколачивало — не дрожью, но каким-то чуть вибрирующим напряжением.

Макаэла коснулась ладонью пылающего Айиного лба, а та с изумлением заметила, что доктор Куин была, пожалуй, самой зрелой из кроликов. Ей было за сорок.

— Раздевайся, — мягко сказала женщина. — Надо поспать. Ты на грани истерики.

Гостья вскинул на неё удивленные глаза.

— Я хоть и женщина, но всё-таки врач. И неплохой. Я вижу.

Доктор Майк поднялась и направилась к укладке-саквояжу.

— Нет! — испугалась Айя. — Не надо уколов!

Микаэла оглянулась, с укором покачала головой:

— Зачем тебе уколы? Ты не буйная. Таблетка успокоительного, чтоб уснуть.

— Нет. Если только от головы что-то, — сказала девушка.

Док пожала плечами и протянула таблетку болеутоляющего, которую Айя благодарно отправила в рот.

— Ложись сюда, — кивнула Куин на свой спальник. — Только разденься.

Девушка медленно стягивала с себя одежду, с трудом удерживаясь от того, чтобы опять не начать в ярости чесаться. Оставшись в одном белье, она забралась в спальник и закрыла глаза. От собственной страшной раздвоенности мутило до головокружения. Куда-то ушли хладнокровие и самоконтроль, на которых Айя держалась, запрещая себе думать о случившемся утром. А теперь барьеры рухнули. Под грохот выстрелов и запах пороховой гари особенно остро ощущаешь хрупкость бытия. И, побывав мишенью, вспоминаешь, как сама всего несколько часов назад была стрелком.

«Я — убийца», — повторяла она мысленно и тут же возражала: «Нет. Я защищалась».

То, о чем Айя уже несколько часов запрещала себе думать, навалилось всей тяжестью. Вспомнилось, что убитый парень не нападал. Впрочем, окажись девушки слабее, жалости бы они не дождались. Поэтому выстрел в спину бегущему стал всего лишь логичным ответом справедливостью на зло.

В итоге человек умер. А она не сожалела. Просто свыкалась с мыслью, что способна убить. И сознание девочки из корпсектора срасталось, сливалось с сознанием безымянной лабораторной крыски Мариянетти, рождая какую-то новую противоречивую личность.

Удивительное дело, эта новая личность и впрямь не сожалела. Она больше испугалась во время второго нападения, когда Керро открыл вроде бы беспричинную пальбу. И раздосадовалась на собственные инстинкты, которые просыпались медленнее, чем надо.

Керро таскал ее за шкирку, как собачонку. Швырял, будто пыльную тряпку. Она понимала, что он прав. Но бесилась. И внутри все сжималось от неправильности происходящего, от собственных путаных мыслей, от приливов гнева, сменявшихся тоской и растерянностью. От пульсирующей головной боли. От непонимания происходящего, а самое главное — от беспомощности и растерянности. Будь у нее возможность, она бы, наверное, просто сбежала. Увы, побег оставался непозволительной глупостью.

И тут вдруг Айя поняла, отчего ей так плохо. Озарение снизошло внезапно.

От бездействия.

Ей плохо от бездействия. Оттого, что она никак не может повлиять на ситуацию, поучаствовать в ней. Её бесили все эти люди, потому что у них у каждого было свое дело. А она, в отличие от всех, была вынуждена спать и жить по указке. Да еще раз за разом прокручивать одни и те же страхи и мысли. Скотство!

Девушка рывком села, понимая, что проснулась, что за окном уже повисла темнота, а в соседней комнате наметилось оживление. Керро собирался в рейд.

В общем зале было людно. Кролики сгрудились возле стола, но не ели, а занимались каждый своим делом. Айя заметила нескольких незнакомых ей прежде персонажей: стройного юношу в черной одежде, черной полумаске и черной же шляпе, угрюмого мужика-ковбоя со светлыми, словно выцветшими глазами и еще одного — дюжего в потрепанных трениках, допотопной рубахе и вязаном жилете.

Доктор Куин стояла чуть в стороне от прочих и внимательно смотрела на выносной экранчик, который держал в руках Керро. Волосы Микаэла уже собрала в прическу, а платье сменила на свежее. Интересно, сколько у нее нарядов? И ведь все дорогие, причем, в отличие от отстегивающихся Эсмеральдиных юбок, у Дока платья были настоящие.

— Одним подонком меньше, — изрекла Куин, когда воспроизведение завершилось. — Спасибо, мой мальчик. Порадовал. Умеешь же ты доставить женщине удовольствие.

Она ласково провела узкой ладонью по щеке Керро. Это был жест, полный материнской нежности, хотя, в общем-то, Микаэла была старше, наверное, лет на десять, не больше.

«Мальчик» в ответ только хмыкнул.

— Поехали? — повернулся он к Алисе, пряча ненужный более экран во внутренний карман куртки.

Его спутница в это время что-то жевала, стоя у стола. Для рейда она переоделась — вместо пальтишка влезла в теплую тесно облегающую мотоциклетную куртку, сменила платье на короткую, но свободную юбку, полосатые колготки — на плотные непродуваемые и тоже полосатые гетры, на голову натянула вязаную шапочку, а в руках держала мотоочки.