Царь царей (СИ). Страница 40

Вместо того пришлось целый день ходить возле Трепова, смотреть на мерзких рубежников и противную нечисть и делать вид, что совершенно ничего не происходит. А когда становилось совсем невмоготу, Минин начинал негромко что-нибудь мурлыкать себе под нос.

Хист у него был странный. По молодости, когда еще не появился и первый русский царь, и по дурости он делился своим секретом. Рубежники говорили, что это истинный дар Небес — чтобы твой хист рос от спетых песен. И поначалу так и было.

Подумать только, второй рубец он заслужил после всего лишь сотой песни. Когда не прошло и двух дней. Тогда казалось, что весь мир скоро будет у его ног.

Уже позже он понял, что это истинное испытание. Хист не принимал повторяющихся строк. И все время требовал что-нибудь новенькое. Наверное, не было ни одной страны, которую не посетил рубежник и песни которой он не спел. Он залезал в самую настоящую глушь, находил стариков, уже плохо соображавших и выуживал из них обрывки песен. Наверное, Минин мог стать собирателем редкого фольклора, если бы записывал и если бы ему было подобное интересно.

Сорок три года непрерывных усилий ему потребовалось, чтобы стать ведуном. Чтобы свист, который он использовал прежде для исполнения песен, обратить в оружие. А после… Долгие столетия на пути к кощейству. Во время которых он превратился уже в дряхлого старика. И получил силу, достойную избранных, лишь на излете жизни. Чтобы взять уникальное кощеевское умение. Дар, против которого не было действенного отпора.

Наверное, даже с ним, не прибегая к энергии Осколка, Минин мог бы без всякого труда справиться с мальчишкой. Потому что молодость и наглость — одно, а вот опыт и мастерство — совершенно другое. Более того, этой битвы он ждал как никогда прежде.

И вот, наконец, черед настал. Медленная и неотвратимая тьма сгущалась вокруг электрических фонарей, вечерняя прохлада нагло забиралась под одежду, а запахи дождя, земли, палой листвы и чего-то древесного, щекотали нос. Внезапно Трепов, подлинное имя которого знал лишь преисполненный силы кощей, резко схватил его за руку.

— Вон тот с Изнанки. По моим сведениями, именно с ним уезжал мальчишка.

Старик проследил за идущим от входа рубежником. Сильным, опасным, с недобрым взглядом. С тысячелетним опытом начинаешь считывать людей с первого раза.

— Откуда ты знаешь? — спросил Минин. За все время можно было по пальцам перебрать, когда он отходил от друга.

— Знаю. Просто поверь. Значит, мальчишка привез его.

— Хорошо. Я догоню. Если что-то пойдет не так, поведу его сюда, к тебе.

— А я выйду навстречу, — кивнул Трепов.

Они понимали друг друга с полуслова. Как прожившие большую часть в браке супруги. Потому кощей не мог не заметить, как нечто тревожное скользнуло во взгляде старого друга. Будто смута поселилась в его душе.

— Постарайся, Соловушка.

Много столетий никто так не называл Минина. Последний, кто знал его под этим именем, стоял сейчас перед ним. Потому что слишком много крови, смерти и тьмы тянулось за этим прозвищем. И оба рубежника дали обещание забыть прежние времена.

Однако Соловей, некогда разбойничавший с группой приятелей, которым был не указ ни князь, ни прочие кощеи и ведуны, теперь понял, что все изменилось. Словно толстая книга с прошлой жизнью закончилась ради единственного эпилога. В котором бывшие обещания не имели силы. Потому ответил в тон своему товарищу:

— Постараюсь, Тугарин.

И широким шагом покинул Подворье.

Как только он немного отошел, то сразу почуял множество тоненьких нитей-хистов, словно ведущих к общей канве — Подворью. Обычному кощею стоило бы определенных усилий вычленить среди них нужный. Рубежнику, выпившему энергию нескольких Осколков, тому, кто обратился к заемной силе, подобное не составило особого труда.

Соловей довольно быстро нагнал Бедового, который двигался на стареньком потрепанном фургоне. Но сразу нападать не стал. Бедовый удалялся от центра города, что было только на руку кощею. Правда, юнец возвысился на рубец. Но едва ли ему это могло помочь.

От нетерпения и излишка силы Минин стал мурлыкать себе под нос песню:

— Увезу тебя во тьму я, к мрачным увезу снегам,

Серой шкурой мертвецов я брошу их к твоим ногам.

По безжалостному льду шагнем с тобой в объятья мглы,

И среди теней безмолвных затеряемся вдали1.

Когда-то очень давно, когда он перебрал все известные песни, Соловей занялся тем, что в чужанском шоу-бизнесе назвали бы «творческим переосмыслением». Попросту говоря, Минин стал придумывать новые песни на старый лад. И хист даже будто бы недовольно, но принимал эти скромные жертвы. Вот только с каждым годом песни становились мрачнее. То ли из-за предчувствия скорой смерти, то ли из-за мыслей о приходе Нежизни.

Рубежника он нагнал на уединенной улочке, среди многочисленных одноэтажных домов. Идеальное место для убийства. Соловей подождал, пока недотепа вылезет из машины, а после выбрался из укрытия. Уже не пытаясь сдерживать бушующую внутри силу. И Бедовый заметил его сразу.

— Привет. Как удивителен Выборг в это время года, правда?

Действительно идиот, как и говорил Тугарин. Даже поразительно, почему некоторые всю долгую и непростую жизнь мучаются со своим хистом, а другим все дается так просто и быстро? Почему промысел Спешницы попал в такие странные руки. И почему мальчишка стал так скоро возвышаться, словно его кто-то водил на ниточках, как театральную куклу.

Для себя Соловей решил, что страдать мальчишка будет невероятно. За все волнения, которые им пришлось испытать. За те жертвы, на которые пришлось пойти. Скоро луна потеряет силу, они откроют ларь и Царь царей начнет свое шествие во всех мирах. Скоро все начнется и все закончится.

— Ладно. Чего надо? — спросил Бедовый, поняв, что ответа не будет.

Бедняга, видимо, действительно думал, что все удастся решить миром. У Соловья на этот счет имелась иная точка зрения.

— Убить! — коротко произнес он.

Заклинание было несильным, простым, но редким. И называлось Змея. Когда-то Соловья научил ему сам Тугарин. Хотя больше напоминало выпущенное копье, которое после удара начинало сильно вращаться.

Змея отрекошетила, упершись в выставленную преграду, «развернувшись» уже возле фургона. Брызнуло стекло, заскрежетал металл, а сама машина теперь представляла собой подобие простыни, которую попытались выжать. Слишком много силы плескалось в теле Соловья. Неоправданно много.

Поэтому на мгновение стало даже несколько обидно. Словно играешь в шахматы с ребенком, который не знает правил. Как долго он намеревается продержаться в таком ритме? Минут пять, если сильно повезет?

А вот следом случился самый настоящий сюрприз. Рядом с Бедовым материализовалось создание, которое рубежник никак не ожидал встретить — лихо. Самое настоящее. Если честно, Соловей искренне считал, что все они давно вымерли. И даже порадовался. Становилось интереснее.

Бедовый же перешел в наступление. Хотя лучше бы он этого не делал, потому что лишь испортил впечатление о себе еще больше. Стрелу, созданную Мыследвижением, Соловей спокойно перехватил рукой и откинул в сторону. А как еще, если на его уровне восприятия реальности все это было сделано невероятно медленно. Все понятно, мальчишка ему не противник. Значит, внимание придется уделить в первую очередь лихо. А уже потом расправиться с недотепой.

И вот с этим идиотом не смог совладать Шуйский? Просто уму непостижимо. Хотя, может, не последнюю роль здесь сыграло лихо.

Правда, додумать Соловей не успел. Мальчишка бросился наутек, крикнув нечто невразумительное. А в следующее мгновение исчезла и лихо. Бегство? Это очень глупо. И не решает самой важной проблемы.

Рубежник, залитый до отказа силой, бросился в погоню. Вот только Бедовый дергался, как испуганный заяц, кидаясь из улочки в улочку и не давая Соловью возможности настичь себя. И в очередной раз удивил глупостью.

У Бедового были два варианта. Оба плохие. Рвануть навстречу собственной гибели, то есть к Подворью, где его встретит Тугарин. Либо отправиться домой, где в отдалении от прочих рубежников, недотепу можно будет брать голыми руками. И мальчишка выбрал второй вариант.