Царь царей (СИ). Страница 38

Он замялся. Было видно, что ему неловко говорить подобное. А меж тем мой хист слабо колыхнулся. Едва заметно. Несмотря на вчерашнее повышение, уровень своей благодарности Егерь еще не исчерпал.

— В общем, если ты хотел бы стать моим замиренником, я был бы рад. И горд.

— Михаил, не пойми превратно, но нет. Я, как бы сказать, не особо везучий. Первый мой замиренник спит и видит, как бы меня надурить. А второй чуть не расстался с жизнью, когда прискакал спасать из другого мира. Так что лучше давай будем друзьями. Если тебе что-то понадобится, то найти меня можно в СНТ «Цветущий мыс», рядом с Выборгом. Думаю, тебе не составит это особого труда.

Я протянул руку, и Егерь, не сомневаясь ни секунды, тут же ее пожал.

— Так, наверное, даже лучше. Без всяких этих рубежных штучек. По-человечески. И не забудь, я тебе должен.

— На этот счет не переживай. Ты еще точно успеешь пожалеть о своем долге.

Мы расстались довольные друг другом. Давно у меня не случалось такого, чтобы после встречи и общения с человеком на душе было удивительно тепло и спокойно. Словно после долгой жажды ключевой воды напился. А затем того, как жиртрест осенил крестным знамением и пробормотал: «Доброго пути», прям совсем похорошело.

Правда, у меня имелся свой антидот на этот счет. Наверное, надо было даже написать в «ГАЗе»: «В случае слишком хорошего настроения следует надавить на Рехона и выдавить стекло». Последнее сделать, чтобы не было так душно.

— Новый рубец, новые проблемы, — нараспев, словно репетируя песню, произнес Рехон.

Вот ненавижу таких людей. Которые не могут сказать тебе что-то напрямую, открыто, а пытаются манипулировать, сотрясая воздух. От создателей «Ох, молодежь пошла, даже места не уступит».

Надо отметить, что я очень долго держался, пытаясь не вестись. Однако в итоге все же сдался. А что, вдруг Рехон что-нибудь важное скажет? Как известно, научиться чему-то полезному можно даже у дурака. Проклятый кощей был наглухо отбитым психопатом, но никак не дураком.

— Какие проблемы?

— Ты знал, что многие ведуны сознательно не становятся кощеями? Доходят до самой границы, но последний шаг сделать не решаются.

Перед глазами почему-то встала Спешница. Нет, не в том, полуобморочном состоянии. У меня возник образ сильной и мудрой старухи, которая в прямом смысле замерла в нерешительности. Ведь она действительно остановилась на девяти рубцах. Вот только непонятно, сознательно или по издевке судьбы?

— Рехон, если хочешь, чтобы люди тебя любили, нужно говорить сразу полными предложениями.

— Любили⁈ — усмехнулся проклятый.

— Ладно, не так сильно ненавидели.

Почему-то этот ответ устроил моего попутчика.

— Это называют проклятьем рубежников. И приходит оно именно на десятом рубце. У кого-то практически сразу, у кого-то со временем. Хист все плотнее сплетается с твоей душой. И требует все большей отдачи…

— Что значит все большей отдачи?

— Раньше ты должен был просто делать то, что требует твой хист. Часто или нет — практически не имело значения. Единственная кара была, если бы ты совсем игнорировал хист.

— Если бы он требовал убивать младенцев, но ты не хотел, — сходу предложил я один из примеров, который пришел в голову.

— Да. Промысел в таких высыхает, и они становятся хуже чужан.

— Почему?

— Потому что уже вкусили истинной силы. Потому что их тело стало питаться высшей энергией, но более не получает ее. Жалкое зрелище. Высохшие и несчастные уродцы, для которых смерть является истинным спасением.

Мне вдруг стало понятно, что на своем жизненном пути Рехон точно встречал подобных персонажей. И, судя по презрению в его голосе, было совершенно ясно, что выходило из этих встреч.

— С десятого рубца хист становится требовательнее, — продолжил проклятый. — И ненасытнее. Его приходится все время подпитывать, иногда чтобы просто оставаться на прежнем уровне. А игнорирование промысла приводят к чудовищным мукам. Шаг за шагом ты становишься его невольным заложником.

— Рабом лампы, — негромко проговорил я, понимая весь масштаб свалившегося трындеца.

— Все так. Думаешь, мне самому нравится творить все эти беспорядки и сутолоку? Глядеть на бесчинства, членовредительство, а иногда и смерть?

— Думаю, что да, — без всякого стеснения сказал я.

— Нет, — вполне серьезно ответил Рехон. — Когда-то, в самом начале, подобное казалось забавным. Со временем наскучило, теперь вызывает отвращение. Но вместе с тем ты ничего не можешь сделать. Твое сознание станет частью хиста, а не наоборот.

— Это мы еще посмотрим, — сердито сказал я, выруливая на трассу.

Правда, перед глазами встали Созидатель и Стынь. Первый все время воспроизводил тварей, которых едва ли любил. Второй из-за приверженности хиста к холоду стал менять вокруг себя атмосферу. Думаю, на уровне полубогов требования промысла совершенно другие. Что вполне логично. За такую силу необходимо платить должным образом.

— Но не переживай, во всем нужно искать плюсы. Скоро к тебе придет и сила кощея.

— Что придет? — не сразу понял я, все еще витая в собственных размышлениях.

— Нечто вроде поощрения. Уникальное умение.

— И что это? — ухватился я последние слова. — Как его выбрать?

— Не знаю, — честно признался Рехон. — Все происходит как-то само собой.

На этом бесплатный урок хистоведения закончился. Проклятый кощей, словно довольный тем, что испортил мне настроение, уставился в окно. И не произнес ни слова до самой границы Тверского княжества. Да и там по большей части отвечал лишь ратникам. Которые мурыжили нас добрых полчаса, раза по три заглянув в фургон и постоянно задавая одни и те же вопросы: «Куда ездили?», «Что делали?», «Взаимодействовали ли с какими-то артефактами?».

— Теперь твоего нового дружка замучают с проверками, — сказал Рехон, как только мы отъехали.

— Почему?

— В княжество, так вы, кажется, говорите, въехал ведун, а покинул его кощей. Нет, не то чтобы это нечто невероятное. Просто слишком мало времени прошло для обычного возвышения. Кто-то может подумать, что тебя сюда ввезли как раз для того, чтобы сделать кощеем.

— Пусть хоть воеводе пишут. Он, к слову, подтвердит, что я парень ранний и невероятно способный. Если не сказать больше.

На самом деле, я даже не боялся, что к Илие обратятся с подобной просьбой. А скорее рассчитывал на такой исход событий. Меньше всего хотелось, чтобы у Егеря были проблемы из-за меня. Хотя, судя по увиденному предсказанию, тверской бюрократии не удастся одолеть Михаила. А вот чему-то огнедышащему вполне.

До Питера мы действительно добрались при свете дня. Даже позавтракали в самом городе, в месте, где я бывал еще будучи студентом. Мне почему-то казалось, что это будет весело. К тому же, много лет назад мне здесь нравилось.

Выяснилось, что возвращаться в места, где тебе когда-то было хорошо, — не самая лучшая идея. Меняется кухня, окружение, и основное — ты сам. Теперь еда казалась пересоленной, мясо откровенно подгоревшим, а с кухни несло чем-то кислым. Хотя заведение по-прежнему пользовалось популярностью среди студентов.

Или, может, дело все-таки во мне? Вон Рехон съел все со спокойным лицом, даже не поморщился. Хотя да, жрал не так рьяно, как утреннюю яичницу. Я списал все на плохое настроение и кощеевский токсикоз. Нынешняя реальность пока не вошла в гармонию с моим хистом.

В Выборг мы въехали уже при свете фонарей. Почему-то возвращаться в родной город было грустно. Словно ты лишился чего-то важного и вернуть это теперь уже не получится. Или дело в том, что я попутно думал, где надыбать мертвой воды? Из-за калейдоскопом мелькавших событий я забыл спросить у Егеря самую малость. Как эту мертвую воду добывают и где? А он, видимо, посчитал, что перед ним вполне уважаемый рубежник, поэтому о подобных мелочах не стоит и говорить. Опять моя умная лопоухая физиономия сослужила дурную службу. Ладно, война план покажет.

Рехона я сбросил у самого Подворья. Я бы не удивился, если бы проклятый ушел по-английски. Но рубежник решил напоследок поговорить.