Царь царей (СИ). Страница 35

— Есть. Но это как у любителей хорошего вина. Для обывателя, что одно, что другое — разницы никакой. Лишь бы по голове било. А для ценителей — есть. Лесовик — это добрый хозяин, а леший — строгий, часто злой. Вот у меня здесь именно такой. Ко мне-то уже привык, да и выбора у него особого не было, но чужакам лучше по одному не ходить. Хотя твой приятель сильный, может и с нечистью в ее обители потягаться.

Не скажу, что очень бы расстроился, если бы местный леший уконтропупил Рехона. Разве что пришлось бы опять извиняться перед воеводой, да еще на границе объяснять — что именно произошло.

В любом случае, ничего из этого делать не пришлось. Рехона мы обнаружили на тропе, чуть встревоженного, взлохмаченного, но целого и невридимого. Разве что его модный свитерок был вывернут наизнанку. Ого, да он знаток. Молодец, сразу сообразил что к чему. Такого можно и в поход брать.

— Бросить меня хотели? — гневно спросил проклятый.

— Если бы решили, так не стали бы искать, — коротко оборвал Егерь. — Кто же виноват, что ты вперед удрал. Потрепал леший?

— Пытался, — криво усмехнулся Рехон. — Сначала стал ветром шуметь, потом кричать зверьем на все лады. Но напасть не решился. Я сильный.

— Ну, раз сильный, значит, ты и будешь дрова колоть, — решил Егерь. — Пойдемте, у меня уже от голода бурчит в животе.

— Михаил, а кто у тебя там дома был?

— Дома? — переспросил Егерь. Я так часто делал, когда не хотел сразу отвечать на вопрос. — А, это Виктор. Можно Витя, он на фамильярность не обижается.

До дома мы добрались минут за пять. Мне чудилось, что было еще ближе, но Егерь намеренно провел нас кругом, чтобы мы ничего не запомнили. Либо я становлюсь параноиком, что при нашей рубежной жизни не сказать чтобы плохо.

— Представая хозяином сего дома, я, Михаил Дружинин, сын Антона, приветствую… братьев. Если вы пришли сюда с чистыми помыслами, не тая зла и хитрого умысла, то не потерпите вреда для себя, не будете уязвлены в промысле, знаниях. А обращаться к вам будут по древним законам русского гостеприимства.

Я сказал свою часть клятвы, отметив, что тверской вариант приглашения в дом немного отличался от нашего, новгородского. Рехон, после непродолжительных колебаний, тоже пообещал вести себя как белый и пушистый зайка. Коим он, само собой, не являлся.

Правда, хозяин дома тут же выставил проклятого кощея наружу, предварительно вручив топор.

— Наколи дров. Надо печь натопить, чтобы ночью не замерзнуть, да и баню раскочегарить.

Рехон, что любопытно, не стал спорить. Лишь скрылся в ночи. Я же дрожащим голосом, стараясь не смотреть в дальнюю часть комнаты, где сидел пленник, спросил:

— У тебя тут и баня есть?

— Ну, баня так, одно название. Но помыться с дороги получится. Канализации тут нет, удобства во дворе. Вон там, за кустом будка для раздумий. Но это точно то, что ты хочешь спросить?

— Нет, — ответил я, не сводя взгляда с плененного существа. — Просто как-то неудобно.

— Штаны снимать через голову неудобно, молнией все время по носу чиркаешь, — ответил Егерь, словно ребром ладони по воздуху рубанул. — А если есть что спросить — спрашивай.

— Кто это? — ткнул я пальцем в дальнюю часть комнаты.

Там, закованный в цепи, которые тянулись от вмурованного в стену кольца, сидел человек. Ну, самый обычный. Такой типичный скуф — пухловатый, с начинающей расползаться по голове проплешиной, вздернутым смешным носом и невинными глазами, которые вообще можно придумать. По сравнению с ним кот из Шрека — серийный маньяк-убийца. Разве что «горка», в которую оказался облачен пленник, немного смущала. А еще то, что хиста в существе плескалось достаточно, на уровне хорошего ведуна.

— Виктор, — ответил Егерь.

— Можно Витя, — сразу перехватил инициативу пленник. — Меня прошлый хозяин даже Витюшкой или Витюней называл. Я на все откликаюсь.

— То, что это нечисть, — понятно, — заметил я. — Только все никак не могу разобрать, что за вид.

— Так жиртрест это, — вновь пришел на выручку хозяин дома.

— Погоди, они же все… ну, толстые. А этот…

— Я Виктора на строгой диете держу, — усмехнулся Михаил. — Иначе бы он у меня тут все сожрал. Просто понимаешь, когда я дома или неподалеку, все нормально. Вроде как боится меня. А вот стоит на денек уехать…

— Силы воли совершенно нет, — жалостливо закивал жиртрест. — И ведь знаю, что плохо, что хозяин ругать будет, а ничего с собой сделать не могу.

— Да и козу жалко. Он бы смел все из холодильника, а потом и до нее добрался. Были у нас уже прецеденты.

— Никакой силы воли, — с лицом ангела пролепетал Виктор.

— Как получилось, что у тебя дома живет жиртрест? — поинтересовался я.

— От прошлого хозяина остался, — подошел к пленнику Егерь, вытащил со Слова ключи и снял несчастного с цепи. — А мне и не жалко. Беса у меня нет, прочей живности тоже. Вот я и решил Виктора оставить. К тому же, он весьма полезный. К примеру, той гадости, которая у тебя водится, он бы не допустил.

— А что за гадость? — поднялся на ноги Виктор, с любопытством глядя на меня. — Я же этот, слово еще такое, ты говорил, Миша…

— Социофоб. Не выносит другую нечисть физически.

— Ага, я такой. Природа, ничего не сделаешь, — Витя развел освобожденными пухлыми ручками в стороны. — Так что за гадость?

— Не твоего ума дела. Иди баню истопи. Там в поленнице дрова есть, скоро еще принесут.

— Иду, иду, — послушно закивала нечисть и исчезла в сенях.

Да ладно, серьезно? Баня в доме? Нет, я, наверное, чего-то не понимаю. Либо здесь в дело вмешалась пространственная магия.

Нет, это был самый необычный из домов, который мне приходилось видеть. Я медленно обошел его, пока Егерь шуршал по хозяйству, и с интересом исследовал. Всего лишь на три комнаты, причем мы находились в самой большой из них, квадратов на пятнадцать, дальше шла крохотная проходная комнатенка с окошком и панцирной кроватью, заваленной подушками. А за ней спальня с кинескопным цветным телевизором, кучей книжных стеллажей, раскладным диваном, коврами и креслом. Что интересно, книжки были совсем не чужанские. И многие написаны от руки.

С виду стандартный забытый в деревне домик. Вот только на кухне стоял белорусский «Атлант» (я про холодильник, если что, а не про Лукашенко), микроволновка и электрическая плита. Хотя после того, как Рехон принес дрова, печь в самой большой комнате Егерь все же растопил. А затем и объяснил.

— Бывший хозяин хотел подумать об удобствах, да не успел. Свет вот провел, к примеру. Бог знает, каких ему усилий это стоило. Витя говорил, что будто даже с газом что-то хотел сообразить. Хотя мне кажется, врет. «Газпром» — это же народное достояние, а не рубежное. Вот центрального отопления нет. Поэтому мы греемся как в просвещенных Европах — дровами. А в целом — жить можно.

Отужинали мы спустя полчаса, под грустные вздохи жирдяя, который заменял собаку, жадно глядящую на едоков. Егерь быстро пожарил на электрической сковороде макароны по-флотски, правда, вместо фарша использовал консервы. А тем временем в печи грелась кастрюля вытащенного из холодильника супа. Вот разве что выпить не предложил.

Не то, чтобы я был большой любитель, просто меня (как-то так получилось) окружали сплошь пьющие люди. И лично для Гриши подобное было бы точно странно. Есть просто так, без всякого аппетита.

Под конец застолья все недоеденное досталось жирдяю. А что, это даже удобно — не надо свинью заводить.

Затем мы пошли в «баню». Потому что по сравнению с моей это оказалась действительно скорее помывочная. Да и Егерь предупредил, что после еды лучше не париться, а только «сбить дорожную пыль». Что до бани, то она именно что была в кавычках. Помещение оказалось пристроено к сеням, размерами метра три на полтора. С крохотной печкой, баком с горячей водой, и полатями, где могли поместиться одновременно не больше двух человек, либо один нормальный жиртрест. На узком подоконнике лежали банные принадлежности. Ну, короче говоря, очень по-спартански.