Катерина (СИ). Страница 23

Я бы могла сказать «нет». Любой другой человек на моем месте сделал именно так и отмахнулся от странной просьбы выжившей из ума старушки. Или согласился, нагло солгав, дабы успокоить женщину, а после сделать по-своему… Но не я. Она была моим всем. Отцом, матерью и бабушкой. Подругой и соратником. Когда родители погибли, она с огромным трудом добилась опеки и жизнь положила, чтобы дать мне все необходимое. Возила на море, покупала хорошую одежду и ограждала от проблем…

Она поручила мне освежевать кур – я не смогла. Я подвела ее. И никогда больше не смогу этого сделать. Никогда больше не скажу «нет».

Неожиданно для себя я поняла, что интересы бабушки стоят выше моих собственных. Она была важнее всего мира.

– Обещай, – более агрессивно требовала она. – Обещай, Катерина!

Тяжелый вздох и легкие словно напрочь опустели, как и я сама. Опустив взгляд, поморщившись, я вдруг подумала: «Он ведь вряд ли предложит мне брак. Я просто перестану видеться с Семеном и не дам ему такой возможности!».

– Ладно, – с тяжелым сердцем и надорванной душой, я перешагнула через себя и вопящий внутри голос разума: «Нет! Только не Семен!». – Обещаю тебе, бабуль. Обещаю, потому что люблю тебя больше жизни!

– И я тебя, Катерина… Больше жизни. Поэтому и делаю это, запомни, – она расплылась в такой счастливой улыбке, что в душе моей потеплело. Но вдруг снова стала серьезной: – Помни, солжешь, с того света тебя достану!

После чая, моя посуду, я размышляла над тем, как вернусь к бабушке и уговорю ее поменять свою просьбу, а может и вовсе забрать ее обратно. Это ведь полный вздор! Просить такое от внучки за гранью добра и зла.

Вернувшись обратно в комнату, я снова застала бабушку без сознания.

Двадцать шестого сентября, той же ночью, ее не стало. А утром ее безжизненное тело предали земле рядом с родителями.

***

Земля еще оказалась теплая, а небольшой уютный палисадник пестрил всевозможными цветами. У бабушки была легкая рука, только у нее эти волшебные растения цвели так долго. Только в ее саду я ощущала себя главной героиней сказки, окутанная чарующими сладкими ароматами.

В конце сентября было уже свежо, но именно в день похорон солнце светило невообразимо сильно. Поминки все еще шли. Устав от бесконечных наигранных плачей соседок-бабуль, разрывающих и без того ноющую душу, я спряталась там, где бабушка казалась все еще живой и невредимой.

– Что ты делаешь? – я вздрогнула, когда позади послышался мужской голос. Но не обернулась, продолжая заниматься делом.

– Астры пересаживаю, – ровно произнесла я без единой эмоции. Словно в доказательство своих слов, я погладила пальцами, обтянутыми перчатками, причудливо изогнутые малиновые, белые и розовые лепестки.

Недолгое молчание и Семен напряженно спросил:

– Зачем?..

– Не знаю… – слишком резко ответила, сглатывая ком рыданий в горле. – Просто так надо.

Я знала почему. Последним, кто трогал астры, была бабушка. Мне казалось, что прикасаясь к ним, я ощущаю ее запах, касание рук и даже как сквозняк шепчет хриплым севшим женским голоском: «Катерина»…

– А зачем переоделась? – я ощутила, как изучающий взгляд скользнул по моему телу. В нем не было ничего сексуального, меня просто пытались разгадать, как сложную теорему. Только вот все оказалось проще, чем думал мужчина:

– В черном платье заниматься с цветами, которые вырастила Она, это как-то… Неправильно? Поэтому я одела другое, светлое. – «Он считает, что ты окончательно сошла с ума!», – фыркнул внутренний голос, тогда я решила не мелочиться и добить Семена окончательно: – Тут кажется, что бабушка еще жива. И всегда будет.

Тяжелый вздох и мужчина присел рядом на припыленную черной влажной землей скамью из поддонов:

– Ты ведь знаешь, что она всегда будет рядом.

– Угу, – я кратко кивнула, но все равно не повернулась. Казалось, что если встречусь с ним взглядом, то разревусь.

– Бабушка Тося любила тебя больше всего на свете, Катюш, – ласково протянул Семен. Горячая, как раскалённая печь, ладонь упала на мою кисть. Я вздрогнула, отряхнулась и вскочила на ноги, оставляя астры в земле.

– Может, сдай она меня после смерти родителей в детский дом, подольше прожила, – со злостью стянув тесные перчатки, я раздраженно откинула их в самый угол. – Знаешь, отец бабушки Тоси прожил до ста, а я сделала все, чтобы укоротить ее век… Думаю, в конце она вообще жалела, что взвалила на себя воспитание такой непутевой внучки!

– Бред, – Семен встал, застывая передо мной непроглядной горой, закрывающей проблески солнца. Как бы я не избегала мужчину, все же нашим взглядам пришлось встретиться. – Она часто говорила, что ты и твое воспитание мотивируют ее шевелиться, следить за здоровьем… Ты всегда была ее самым главным сокровищем. – он замер, пытаясь что-то поймать своими черными глазами в моем лице. Но не прошло и пяти минут, как мужчина напряженно произнес: – Теперь это – твой дом. Ты всегда можешь прийти и поностальгировать. Может, даже пожить тут какое-то время, если это поможет прийти в себя.

– Нет, – резко махнув головой, я словно сбивала летящие в меня острые стрелы. – Я его продам. Слишком больно даже дышать этим воздухом. Слишком тяжело… Да и деньги с продажи пригодятся в городе для учебы, – с последнего я нервно рассмеялась. Кто бы мог подумать, что жизнь в краткие сроки перевернется с ног на голову? Я бы хотела оставить дом бабушки себе, как напоминание о семье, которая у меня когда-то была. Но даже мысль об этом заставляла заживо сгорать в океане страданий. Находиться здесь значило снова и снова вспоминать жизнь, которой никогда больше не будет.

– Собралась возвращаться? – резкий вопрос и что-то внутри меня предупреждающе вздрогнуло. Спрятав руки за спиной, сжав пальцы в кулаки, я напряженно кивнула. – И, когда?

– В самое ближайшее время, – не стала лгать я. – Соберу вещи и в путь. Не могу тут оставаться. Этот дом… Так много воспоминаний в нем! Нечем дышать!

Играя желваками, Семен зарылся руками в карманах. То ли искал что-то, то ли пытался скрыть нахлынувшие эмоции.

– И, – он пытался казаться расслабленным, но вместо этого звучал словно угрожающе, – тебя по-прежнему ничего тут не держит? Никто? Вот вообще?!

«Только бы он не сказал ЭТО, – молила я про себя, пока глаза в испуге расширились, а сердце больно забилось в груди с утроенной скоростью. – Только бы не успел!».

– Ничего. Никто, – на дрожащих ногах я резко развернулась на пятках в сторону выхода, мечтая скорее сбежать прочь от боли и… Семена. От обещаний, что была вынуждена дать. От самой себя. Но мужская рука крепко обхватила мое запястье, не давая этого сделать. Я дергалась, вырывалась, но будто сильнее от этого увязала. – Отпусти. Я серьезно! Это уже не смешно!

– А мне вообще не весело… – запыхавшийся, решительный, но нервный Семен вдруг выдохнул клуб горячего пара из распахнутых губ. После чего выпустил мою руку. Инстинктивно я обернулась, чтобы посмотреть, с чем связана такая щедрость, и поперхнулась кислородом. Он стоял на одном колене, протягивая мне синюю бархатную коробочку, внутри которой сверкало кольцо с огромным квадратным прозрачным камнем. – Катюш…

– Нет! – голос больше походил на писк раненного животного, а не на человеческий. Я подавила детское желание зажмуриться, зажать уши руками и начать напевать детскую песенку. – Ты уверен в том, что делаешь? Подумай десять раз!

– Все было ясно с первой минуты, как я тебя увидел, – его черные глаза впивались в мои так жадно, словно пытаясь загипнотизировать. Покачиваясь от головокружения, я дрожала от новой порции накатывающихся рыданий. – Ты – это все, что мне нужно.

– Сомневаюсь, – с губ сорвался нервный смешок, а по виску скользнула капля пота. – Это летнее наваждение, Семен. Уверена, не пройдет и недели после моего отъезда, как ты забудешь…

– «Забудешь»… – с раздражением фыркнул тот, чуть крепче сжимая пальцами коробочку. – Думаешь, я не пытался? Думаешь, не вижу, как ты на меня смотришь?