Скрытые шрамы (ЛП). Страница 73

Он был таким сильным и пугающим, ужасающим... а теперь?

Я подхожу ближе. Аппарат рядом с его кроватью ритмично пищит, но я не замечаю ни низкого пульса в покое, ни низкого уровня кислорода.

— Привет, папа.

Он не двигается.

Я только наблюдал за тем, как умирает моя мама, и не помню, что я делал, пока мы ждали ее последнего вздоха. У меня были Лейла и Скотт - мы все часами держались за руки, не сводя глаз с мамы.

Но это.

Я сглатываю и сажусь в кресло. Что-то тяжелое и непрошеное оседает в моей груди. Вес комнаты давит на меня, словно втягивает в пол. Аппарат подает звуковой сигнал. Я бросаю взгляд на дверь, наполовину ожидая, что в нее войдет кто-то еще, чтобы разделить с ним это бремя, наполнить комнату чем-то еще, кроме звука этой проклятой машины и тишины, повисшей между мной и отцом.

Что, черт возьми, можно сказать человеку, который умирает?

Я скрежещу челюстью, пока идут минуты. Мне неспокойно, и беспокойство пробирает меня до костей.

Я один.

Я один.

Я один.

Это похоже на предательство, хотя я знаю, что у моих братьев есть свои причины оставаться в стороне. Интересно, пожалеют ли они об этом позже, будут ли жалеть, что не были здесь. Может быть, они уже жалеют. А может, они просто слишком напуганы, чтобы встретиться с ним вот так, увидеть, как человек, который когда-то командовал комнатами и трепал нам нервы, превращается в хрупкую фигурку, связанную проводами и трубками. Я понимаю это. Я бы тоже хотел, чтобы мне не пришлось делать это в одиночку.

Я бы хотел, чтобы кто-то другой забрал у меня этот момент, чтобы мне не пришлось сидеть здесь и противостоять всему, чем он был и чем он никогда не будет.

Я жалею, что не попросил Лейлу пойти со мной, потому что быть единственным человеком в комнате, пока кто-то активно умирает, это... не очень весело.

Но я здесь. Я тот, кто должен нести на себе тяжесть этих последних минут. Тот, кто должен говорить с ним, даже если он не сможет ответить, потому что слова должны быть сказаны. Кажется, что все, что между нами, слишком велико, чтобы разрешить его в эти последние мгновения, но я не могу покинуть эту комнату, не попытавшись. Я не могу уйти и притвориться, что это не имеет значения, что последние слова, сказанные между нами, не имеют значения.

Я уже собираюсь встать, чтобы выпить кофе, когда дверь в комнату открывается... и входят четыре моих брата.

Первым подходит Майлз, и его стоическое выражение лица отражает хрупкую фигуру моего отца. Его челюсть застывает, и он смотрит на меня. Из всех них поведение отца повлияло на него больше всего, и я искренне удивлен, увидев его здесь.

— Привет.

— Кто тебе сказал? — спрашиваю я, опираясь на одно колено.

— Лейла написала Эстель, — говорит он мне, проходя дальше в комнату. До нескольких лет назад он видел нашего отца так же регулярно, как и я. Но потом нашему отцу пришлось перепихнуться с семьей Стеллы, и для Майлза все закончилось.

Лиам входит следом и кивает мне, прежде чем занять место у стены.

Кай заходит предпоследним, челюсть сжата, когда он подходит к отцу. А потом он делает то, чего я никогда бы не ожидал - падает на колени и берет нашего отца за руки, начиная молиться за него.

Чейз входит последним. Он садится на стул рядом со мной. Его рука хлопает меня по колену, а затем мы ждем - мы все наблюдаем, как замедляется сердцебиение нашего отца. В какой-то момент он открывает глаза и поворачивает голову, чтобы посмотреть на Кая, который сидит на краю кровати и держит его за руки.

Даже самый страшный преступник не заслуживает смерти в одиночестве.

Ты лучше меня.

Я знаю.

И тут меня осеняет: мы все - лучшие люди, чем он когда-либо был. Может, в этом и есть смысл. Может быть, все родители, даже самые плохие, надеются, что их потомство будет лучше, чем они сами.

И я знаю, что для того, чтобы мои братья были здесь, им потребовалось многое.

Медсестры из хосписа заглядывают пару раз, и вторая половина дня продолжается. Я делю свой обед с братьями, а потом Лиам предлагает принести нам еще кофе - он всегда заботится о нас, как старший.

Странное ощущение - быть здесь с ними. Разделять этот момент. В тот момент, когда он сделает свой последний вдох, мы все станем сиротами. И именно эта мысль, я думаю, висит над нами.

Около пяти его дыхание становится прерывистым.

В пять тридцать аппарат останавливается, и он испускает последний вздох.

Я всегда предполагала, что звуковой сигнал будет продолжаться, но медсестры должны выключить звук на своем посту, чтобы мы могли уединиться.

Тишина оглушает, она более подавляющая, чем гудки, которые наполняли комнату всего несколько мгновений назад. Я ощущаю потерю как физический удар, но заставляю себя сохранять спокойствие и присутствие.

Однако мне не придется переживать потерю в одиночестве.

Мы все подходим к нему и кладем свои руки поверх его.

Мы все подходим к нему и кладем свои руки поверх его.

— За то, чтобы стать лучше, — говорю я, и мой голос срывается на последнем слоге. Слова тяжелые, но они несут в себе обещание, которое, я надеюсь, мы сможем сдержать.

— За то, чтобы быть счастливее, — говорит Майлз. Его голос мягкий, почти хрупкий, как будто тяжесть момента может сломить его.

— Быть добрее, — добавляет Лиам, обнимая меня за плечи, и его хватка становится крепкой и надежной. Я чувствую его молчаливую силу и то, как он поддерживает всех нас.

Чейз делает следующий шаг вперед, его челюсть сжата, глаза влажные, но сосредоточенные.

— За то, чтобы стать сильнее, — говорит он, его голос груб от эмоций.

Не позволять имени Рейвэдж вечно тянуть нас вниз, думаю я.

Кай говорит последним, его рука слегка подрагивает, когда он кладет ее на руку отца.

— Быть храбрее, — шепчет он, его голос едва превышает дыхание. Его слова замирают в воздухе, как тихая клятва смотреть в будущее без страха.

Мы все подходим к нему и кладем свои руки поверх его.

Пока мы стоим там, между нами возникает тихая решимость, связывающая нас воедино так, что мы чувствуем себя не так, как раньше.

Через мгновение приходит медсестра и выражает свои соболезнования, а вскоре после этого Лиам и Майлз уходят вместе, быстро обняв меня перед выходом из больничной палаты.

Чейз - следующий, и он обнимает меня дольше всех, после чего разворачивается и быстро уходит.

Кай поворачивается ко мне лицом, когда я собираю свои вещи.

— Ты приехал на машине?

Я киваю.

— Круто. Я провожу тебя.

Бросив последний взгляд через плечо, я выхожу из палаты хосписа.

Мы вдвоем молча идем к парковке. Как только мы добираемся до моей машины, я быстро обнимаю его.

—Ты в порядке? — спрашивает он, изучая меня взглядом.

— Да. На удивление.

— Планы на вечер?

Я улыбаюсь. — Да.

Его губы подергиваются. — Давай поужинаем завтра, хорошо?

Я протягиваю ему руку для рукопожатия. — Конечно. Поезжай осторожно.

Я смотрю, как он садится в машину и уезжает. Затем я достаю телефон и пишу Лейле.

Я уже в пути. Только сначала надо сделать одну остановку.

Когда я вхожу в дом Скотта, там пахнет домом. Почему-то так было всегда. Закрыв за собой дверь, я кладу шлем на столик в прихожей и прохожу через гостиную на кухню, где застаю Скотта, готовящего, похоже, омлет.

— Привет, Ри, — говорит он и улыбается, поворачиваясь ко мне. — Все в порядке? Твое сообщение показалось мне срочным.

Я пару раз открываю и закрываю рот, и отчим, должно быть, замечает мою нерешительность, потому что он кладет полотенце для посуды на стойку и выключает конфорку.

— Мой отец умер, — медленно говорю я, впервые пробуя слова во рту.