Скажи на милость (ЛП). Страница 38

Мне нужно сказать ему. Не сегодня, но скоро. У нас нет секретов, и я не собираюсь ничего от него скрывать.

Я переодеваюсь в черные джинсы, укороченную белую майку, беру джинсовую куртку и белые кроссовки. Когда я вхожу в гостиную, Чейз сидит за обеденным столом со своим ноутбуком и потягивает чашку кофе.

Точно такой же сидит на том месте, которое я считаю своим.

Я сижу напротив него, но он не смотрит на меня. Я краснею, когда думаю о вчерашнем, о том, что он сделал со мной за этим столом.

— Спасибо за кофе, — бормочу я, делая глоток. — Откуда ты знаешь, что я люблю крепкий и горький кофе? — спрашиваю я, держа чашку капучино в руках.

Он смотрит на меня поверх края экрана. Я вижу, как углубляются его ямочки, но он не совсем улыбается.

— Если помнишь, я готовил его для тебя каждое утро в выпускном классе старшей школы.

— И ты предполагал, что мой приказ не изменился бы за последние девять лет? — игриво спрашиваю я.

Он закрывает ноутбук и складывает руки, изучая меня через стол. Его глаза скользят по моему лицу, моему рту, моей обнаженной шее… Я громко сглатываю, когда он снова смотрит мне в глаза.

— Ты пьешь капучино, потому что ты серьезный человек, Паркер. У тебя нет времени на латте — они слишком молочные. И да, здесь есть дополнительная порция, потому что я знаю, что тебе нравится переизбыток кофеина. Это помогает думать, — добавляет он, постукивая себя по голове.

Я открываю и закрываю рот. Я не думаю, что кто-либо когда-либо резюмировал меня так кратко.

— Что ж, я ценю это.

Он пододвигает ко мне тарелку, которую я раньше не видела, и я беру яйца, бекон и тосты.

— Тебе следует есть. Я хочу обсудить с тобой кое-что, прежде чем мы начнем.

Предвкушение пробуждается во мне, пока я завтракаю. Чейз продолжает работать, его глаза сосредоточенно бегают по экрану туда-сюда. Он выглядит таким… серьезным. Командование. Меня это интригует.

— Над чем ты работаешь? — спрашиваю я, откусывая от тоста.

Я предполагаю, что он отмахнется от меня, но вместо этого он вздыхает и потирает виски. Несмотря на то, что он хорошо отдохнул, он выглядит усталым. Я быстро перевожу взгляд на диван.

Он спал там прошлой ночью?

— Важный клиент, — бормочет он, находя мои голубые глаза.

— Насколько важный? — спрашиваю я, жуя.

— Очень. По крайней мере, мне.

— И что ты опять делаешь? — спрашиваю я, улыбаясь.

Он фыркает смехом. — Инвестиции и консалтинг в основном. Немного недвижимости.

— И эта работа важна, потому что… — Я замолкаю, ожидая, пока он меня заткнет.

Точно так же, как он делал последние восемь лет.

Вместо этого он ухмыляется и откидывается на спинку стула, хватая кусок бекона с моей тарелки.

— У Академии Святой Елены финансовые проблемы. Я узнал об этом и предложил полностью их профинансировать. В основном, чтобы их выкупить. Это хорошая инвестиция. Плата за обучение достаточно высока, чтобы показать возврат наших денег в течение нескольких лет.

Я почти перестаю дышать. Академия Святой Елены - это школа Джексона.

— Но? — спрашиваю я, наблюдая за его лицом.

— Но… у меня были некоторые проблемы с их заявлением о миссии. Есть определенные пункты, которые были у них с момента открытия в 1901 году, и их нужно пересмотреть.

Я ковыряюсь в яйцах. — Нормально ли, что инвестор договаривается о чем-то подобном?

— Ну, технически я буду новым домовладельцем, и как их домовладелец у меня есть определенные условия.

Я сглатываю, точно зная, к чему он клонит. Все мое тело горит под его взглядом.

— Какие условия? — мягко спрашиваю я.

Он прочищает горло и смотрит через мое плечо.

— Некоторые пункты в пункте о дискриминации сотрудников. Все предприятия в Калифорнии в целом не могут дискриминировать чью-либо сексуальную ориентацию или гендерную идентичность, — начинает он. Я вытираю ладони о джинсы, пока он продолжает. — Юридически сотрудник на острове Святой Елены находится под защитой калифорнийского законодательства. Тем не менее, я хотел убедиться, что это будет нерушимо, если эта политика когда-либо будет отменена. Я сказал им, что им нужна справедливая политика недискриминации по признаку сексуальной ориентации, в том числе, чего у них раньше не было. Кроме того, я хочу, чтобы в письменной форме было указано, что работник острова Святой Елены не может быть уволен из-за его сексуальной ориентации или гендерной идентичности или по любым другим дискриминационным причинам.

Я смотрю на стол, пытаясь не расплакаться.

— Добавим к этому, что мы оба знаем, что то, что они защищены законом, не означает, что они не столкнутся с дискриминацией. Недавнее исследование показало, что более половины ЛГБТ-сотрудников заявили, что религия была мотивирующим фактором в их опыте дискриминации на рабочем месте. Видя, что Академия Святой Елены является католической, я решил убедиться, что их политика дискриминации железна, прежде чем финансировать их. Я не могу защитить каждого человека от всего, но я могу гарантировать, что если кого-то из сотрудников когда-нибудь уволят из-за чего-то подобного, они могут стереть остров Святой Елены с лица земли массовым судебным иском.

— Я понимаю. И зачем тебе это? — осторожно спрашиваю я, глядя ему в глаза.

Он грустно улыбается мне.

— Как я уже сказал, это личное по своей природе.

Я делаю глоток кофе, собираясь прямо спросить его, когда он прерывает мои мысли.

— Он мой лучший друг, Джульетта. Я хочу, чтобы он был счастлив, и эти дети делают его чертовски счастливым. Для любой причины.

Мои глаза наворачиваются от слез. — Это очень мило с твоей стороны, Рейвэдж.

Я ковыряюсь в остатках завтрака, украдкой посматривая на Чейза каждую минуту или около того. Он все еще работает, сосредоточенно нахмурив брови. Допив кофе, я встаю.

— Какие планы на сегодня? — я спрашиваю.

Он смотрит на мой пустой стул.

— Садись, пожалуйста, — добавляет он, закрывая компьютер и отодвигая его. Я сижу и понимаю, что на столе валяются несколько разбросанных листов бумаги. Беглый взгляд на них говорит мне, что они копия моих ограничений. — Я хочу убедиться, что ты понимаешь пределы, которые ты отметила как «да», поскольку они могут возникнуть сегодня.

Я киваю. — Я изучила их все, Чейз. Все, что я отметила как «да» или «может быть», является честной игрой, — говорю я ему.

— Даже это? — спрашивает он, указывая на добровольное несогласие.

Мои щеки горят. — Я понимаю общую концепцию, да. Это означает, что я даю тебе согласие сейчас, даже несмотря на то, что во время самого акта я, возможно, не смогу дать тебе явное и полное энтузиазма согласие. Кроме того, для этого и используется стоп-слово, верно? Чтобы остановить все, что слишком много для меня?

Его глаза немного расширяются, и я чувствую, как мои губы растягиваются в дразнящей улыбке. — Может, я и новичок в первобытной игре, Рейвэдж, но я не вчера родилась.

— И это?— спрашивает он, указывая на грубую силу.

Я закатываю глаза.

— Да, Чейз. Я согласна. Ко всему этому. С энтузиазмом.

Его глаза темнеют, когда я закатываю глаза, и какая-то мазохистская часть меня хочет увидеть, что произойдет, если я еще немного срыгну.

— Но я думаю, что эти вещи применимы только в том случае, если ты можешь поймать меня.

Его ноздри деликатно раздуваются, и бумага в его руках дрожит, когда он сжимает ее крепче.

Бинго.

— Осторожно, Джульетта. Я уже говорил тебе, что не терплю сопляков.

Я наклоняю голову. Что-то в том, как он это говорит, подсказывает мне, что, возможно, он не совсем правдив.

Проводя исследование и пройдя несколько онлайн-опросов, я столкнулась с терминами «сопляк» и «укротитель сопляков». Подталкивать Чейза так естественно для меня. Было весело подтолкнуть его, и мне понравилось сдаться ему вчера после того, как он выиграл.

Мне нравилось, что он зарабатывает мое представление.