Новенькая (СИ). Страница 6

– Я первая.

Я представил, как она в мини-юбке ползет наверх, и рыцарь внутри меня впал в праведную истерику. Я пробормотал:

– Но ты же в юбке, я же… твои эти…

– Даму пропускают вперед, – сказала она растерянно и похлопала ресницами. Искорки в глазах как всегда выдавали ее.

– Дамы вперед, – уступил я. Кто-то глубоко внутри меня добавил: "И в зад!"

– Только ты должен меня подсадить.

– Я принесу стул из комнаты.

– Дурак, что ли?! – воскликнула она.

– А что?

– Стул гнилой, сломается, я упаду, сломаю шею, тебе придется меня хоронить или сдаваться милиции. Ты этого хочешь?

– Н-нет…

– Тогда встань спиной к стене и сложи руки в замок. У тебя-то ничего не сломается?

– Не сломается, – сказал я и покраснел.

Новенькая подошла ко мне вплотную и поставила ногу в мои ладони, одновременно взявшись за лестницу. В космических туманностях макияжа ее серо-голубые глаза казались мистическими звездами. Она распрямила ногу – передо мной пронеслись ее топик и белый живот, после чего клетчатая юбка оказалась так близко, что я смог разглядеть отдельные ниточки. В горле пересохло, я затаил дыхание. Она не торопилась подниматься выше и сказала:

– Закрой глаза.

– Конечно! – выпалил я и зажмурился.

Она шагнула выше, я ощутил каблук на своем плече, и вот она оказалась на лестнице. Я послушно стоял с закрытыми глазами.

– Заперто! – воскликнула она и выругалась. – Подай мне сумку.

– Но как я…

– А ну-ка!

Я открыл глаза, поднял с пола сумку и протянул наверх. Новенькая спустилась пониже и оглянулась через плечо – наши глаза встретились, после чего мой взгляд стотонной гирей потащило вниз. Я уставился на колокол юбки снизу и окаменел. Если бы мы были в аниме, то мое лицо показали бы на весь экран: глаза вытаращены, рот открыт, лоб в мелких капельках – и звук сдавленного вздоха! Новенькая вытащила сумку из моих скрюченных пальцев.

– Спасибо, – сказала она дрожащим от смеха голосом, и приступила к взлому.

Под юбкой от чулок оставались только тонкие лямочки, контрастирующие с нежной белизной кожи. У Новенькой изящная фигура и тонкие ноги, но в моем видении будто кто-то поднес огромную увеличительную линзу ей под юбку! Бедра чем выше, тем сочнее, а потом резко переходят в округлые холмы – я видел только их основание и сводящую с ума линию перехода, остальное скрывалось под загадочной темнотой, заставляя юбку топорщиться. Мой взгляд, не способный постичь все эти формы, скользил по ним снова и снова. В простых плавных линиях словно обнаружилось дополнительное измерение, и я заблудился в них, как в лабиринте! Мелькнула полоска розовых трусиков, стиснутая в теплой упругой тесноте. Я покраснел, но в следующую секунду вся моя кровь устремилась вниз – я охнул и согнулся, ощутив грубую ткань. От такого натиска и джинсы порвутся! А вдруг она увидит?! Эта мысль заставила меня снова покраснеть. Так и я стоял внизу – то краснея, то бледнея, словно мигающая лампочка.

– Ты ползешь? – донеслось сверху.

Вверху зиял открытый люк, Новенькая оглядывалась через плечо, взгляд был невинный. Ее нога медленно переместилась на очередную ступеньку. До меня дошло, насколько близко я окажусь, если залезу на лестницу. В голове пронеслись картинки всевозможных положений.

– Я потом… пожалуйста, – простонал я. Лицо мое было уже не красное и не белое, а полосатое, как карамельная тросточка.

– Ну ла-а-адно, – протянула она как будто разочарованно. Однако мне показалось, что именно такого эффекта она и добивалась. Женщины?!

Когда я полз наверх, то стал участником замечательной игры, суть которой сводилась к тому, чтобы уворачиваться от плевков. Мой возмущенно-укоризненный взгляд Новенькую совершенно не останавливал! Я вылез почти не оплеванный, но она заявила, что я проиграл: плевки нужно было ловить. "Ртом", – уточнила она и расхохоталась. Такая шутница!

На чердаке пахло древесиной и было не так пыльно, как можно ожидать. Видимо, мы забрались сюда первые, потому что здесь не было хлама и надписей. Не чердак даже, а довольно уютная мансарда. Сквозь прорехи в крыше падали лучи солнца – косые и яркие. Когда Новенькая проходила через них, ее белая кожа ослепительно вспыхивала.

Я не мог молчать. Казалось, тишина работает против меня, обнажая все мое пережитое смущение, так что я говорил и говорил. Обычно я способен на глубокие и последовательные рассуждения только на бумаге, но сейчас я будто зачитывал свои дневники, спрятанные в ящике стола, добавляя к тому же экспрессии и веселья. Говорил о жизни и ее смысле в контексте смерти, о человеке и поиске своего места в мире, важно припоминал обрывки цитат Ницше и Пелевина. Делясь своими соображениями, мы наперебой заканчивали мысли друг за другом, после чего замолкали и пожирали друг друга глазами.

Вдруг Новенькая притихла и посмотрела исподлобья. Глаза стали колкими, лицо окаменело. Я как раз договорил очередную хлесткую фразу – и опешил, услышав в ответ тишину. Она выглядела… злой. Я чем-то оскорбил ее?

Новенькая достала чупа-чупс и сунула в рот.

– А ответь-ка мне на вопрос, – сказала она невнятно.

– Спрашивай что угодно!

Мне казалось, что в этот момент я знаю ответы на все вопросы или хотя бы имею гениальное мнение. Она подошла поближе и спросила, посверкивая глазами:

– Что ты думаешь об этом?

Она задрала топик и открыла моему несчастному взору самую что ни на есть женскую грудь! Я открыл рот, но не для ответа, а чтобы застыть в шоке. Новенькая сунула мне в рот чупа-чупс. Я сглотнул вишневую сладость и забыл обо всем на свете. Не отрывая взгляда от груди, я с таким усердием отыгрывался на чупа-чупсе, что мог бы рассосать его секунд за пять!

– Где твое красноречие? – спросила Новенькая, пылая дикой улыбкой.

Холмы были небольшие, но уверенно очерченные по широким окружностям, а их навершия… Все формулировки в моем сознании бессильно рассыпались на отдельные слова: крупные, розовые, твердые, дерзкие, мармелад, рубины, вишни… И тут я сморозил нечто.

– Не могу разглядеть… – сказал я, прищурившись.

– Ах вот как?!

Новенькая одернула топик, забрала у меня леденец и швырнула его в стену. Последнее убедило меня в том, что она серьезна.

– Я имел в виду тень! – заорал я. – Я хотел, чтобы ты вышла на свет!

– Ну-ну. Я все поняла.

Меня захлестнула паника.

– Ну извини!

Я рухнул перед ней на колени. Новенькая вздрогнула и прикрыла рот кончиками пальцев. Щеки ее мило порозовели, глаза стали огромными, как звездное небо. В следующую секунду она с размаху пнула меня в грудь. Я задохнулся больше от неожиданности, чем от боли.

– Ненавижу тебя! – крикнула она и метнулась к люку.

Когда над поверхностью пола осталась только ее голова, Новенькая процедила:

– Не смей больше за мной ходить! Никогда!

Я сидел на чердаке еще около часа, приходя в себя. Я полагал, что гулял по эдемскому саду, а оказывается, бродил по минному полю! Мы ведь чувствовали и понимали друг друга на особом уровне… Как же так? Все было так хорошо, но я где-то допустил ошибку и все испортил… А теперь… все кончено.

На следующий день я по инерции сел вместе с Новенькой. Точнее, попытался. Она с каменным лицом взяла мой рюкзак и выбросила в распахнутое окно! Я опешил, дернулся к окошку, к ней… Хотел схватить ее за горло и придушить для усмирения, но вдруг мне отчетливо представилось, как она откусывает мне нос, поэтому я лишь потряс перед ней сжатыми кулаками с поистине итальянской экспрессией. Позже я оправдывал себя тем, что у Новенькой был шипастый ошейник, а еще позже я признался себе, что никогда не причиню ей боль. Ну а в тот момент я, рассыпая ругательства, побежал во двор, надеясь, что рюкзак не угодил в собачью какашку.

Новенькая больше не проявляла агрессию, но начисто меня игнорировала. В то же время я знал, что если я воспользуюсь ее безразличием и увяжусь за ней после уроков, то она озвереет. Мне хотелось так много ей сказать, подразнить ее, рассмешить, порадовать, удивить – да много чего хотелось. Но все это было бессмысленным без ее буйности, странности и непредсказуемости. Она больше не хотела разговаривать, удивляться, радоваться, прикалываться, драться и издеваться. Я постепенно сходил с ума, пока однажды мои мысли и чувства не нашли неожиданный выход.