Тень пустоты (СИ). Страница 11

Шевельнулась, легонько, листа на ближайшей ветке. Ананси показывал мне пиктограмму дерева.

Кто-то научился управлять деревьями? Или все проще.

Похоже, передо мной и были колонисты. А значит, все те обгорелые деревья — это не просто следы боя — это практически геноцид.

Я проверил себя. Вновь поднял руки, на этот раз обе. Листва на ближайшем дереве вновь шевельнулась, хотя мне показалось, что на этот раз менее активно.

Н-да. Только я подумал, что стал мастером переводчиком, гуру лингвистики, способных за мгновения узнать, выучить не просто иностранный язык, а язык иной расы, так мне тут же прилетело.

Поговори теперь с деревом, специалист.

— Не выступишь в качестве переводчика? — вопрос был обращен в воздух, но тут у меня единственный собеседник, так что поймет, что вопрос обращен именно к нему. Главное, чтобы не стал опять отмалчиваться.

Отмалчиваться Ананси не стал, но и ответ меня не порадовал: на коммуникаторе появился значок — красный минус. «Нет». Потом ремонтник решил все же объясниться, и значки посыпались один за другим.

Дерево, потом рядом несколько пауков, потом паук, хромающий, уползающий куда-то за экран, потом дерево и паук рядом и между ними жирная черная линия.

Похоже, у ремонтников тут с лесом есть некая история. И не сильно их отношения дружелюбны.

Пиктограмма дерева, разрывающего корнями переборку корабля. Пиктограмма паука, отрезающего излишне агрессивные корни. Опять паук, хромающий и уползающий за экран. Потом дерево, корни которого заворачиваются прямо перед переборкой в сторону, не круша при этом металл.

Пограничные конфликты. Сейчас, вроде как вооруженное перемирие. Деревья, наконец, догадались не крушить зазря корабль, а пауки к ним больше не лезут. Не зря Ананси по-прежнему держался сзади. Похоже, у них негласное соглашение — не соваться друг к другу. Деревья больше не трогают структуры корабля, пауки не трогают деревья и их территории.

Как-то так.

Но к этой договоренности они пришли действиями, а не переговорами. У меня нет столько времени, чтобы воевать еще и с деревьями, с целым лесом. Но зачем-то ведь Ананси привел меня сюда?

Когда мы уходили с ремонтной базы, мне дали доступ к некоторым архивам ремонтников. Среди них самое важное сейчас было — точки поселений колонистов. Разбросанные очень далеко друг от друга, по несколько дней пути, и это еще в лучшем случае.

Это — было ближайшее. Ремонтники не показали мне детали, кто где живет, какие расы. Но получается, что этот лес они причислили к списку колонистов. Даже несмотря на территориальные споры. У ремонтников свои резоны. Они и сами не шибко то гуманоиды, так что их понимание разумности, наличия сознания и прочего, может весьма отличаться от моего.

Я-то ожидал здесь либо гусениц, либо водомерок. Получается, что в трехмерной карте Ковчега не они ближайшие к ремонтной базе — а вот эти. Разумный лес.

И как с ним поговорить? А также вопрос получше — а надо ли с ним разговаривать?

Но следы боя внутри чащи ясно показывали, что здесь не все гладко. И что-то подсказывало, что на Ковчеге место, где не все гладко — это верный знак того, что здесь побывали призраки.

Мы с Ананси шли именно за этим. Выявить остальных призраков, при необходимости — выбить их или научить поселения с ними бороться.

Я не хотел, чтобы призраки взяли верх в Ковчеге. Ремонтники не собирались терпеть препятствия их основным функциям.

И вот мы здесь, а недружелюбные деревья помахивают нам листьями.

Все-таки ремонтники, я считаю, излишне миндальничают с колонистами. А это значит — со всеми, кто селится на Ковчеге. Это ж надо, повздорить с деревьями и при этом продолжать их тащить на Ковчеге дальше, от звезды к звезде.

Ладно. Все эти мысли хороши, но нисколько не помогали мне разобраться, как можно пообщаться с лесом.

Первое, что пришло на ум — это что для деревьев вот этот метод общения — шевелить листьями, тоже явно неродной. Это как сигнальные костры индейцев — хороши для того, чтобы решить конкретную задачу, но не слишком совершенны для повседневного общения. Значит, эволюционно подобный метод общения развиться не мог, практически нереально такое представить.

Но тут вставал другой вопрос — практически нереально представить себе разумные деревья. Это какой должна была быть эволюция на планете, где разумным стал не животный вид, а растительный? И к этому вопросу сразу бусинами навешивались десятки других: чем они думают, если это аналог нейронной сети, то как она могла вообще развиться, какие эволюционные события, тупики, прорывы могли привести к развитию у деревьев не мощных корней, каких-нибудь особенных листьев, суперэффективных хлоропластов или укрепленной древесины, а вот этому — разуму? Вопросов мгновенно набиралось на хорошие длинные бусы, еще и в несколько витков.

С другой стороны, то, что узоры с листьями не являлись их основным языком, облегчало мне задачу. Понять искусственный язык для передачи все-таки чаще проще, чем оригинальную речь, набитую всевозможными условностями, двойными смыслами, неявными значениями, и прочим бесценным хламом, накопленным внутри языка за тысячелетия.

Уходить я не планировал. Тут был бой, значит были призраки. С призраками надо разобраться, и любые союзники мне были нужны.

Начнем с простого. Арифметика.

Я сбросил рюкзак, расстелил на решетке под ногами палатку, и выложил на нее один патрон.

— Один. — Сказал я. — Один патрон.

Дальше последовало два, три, четыре, и сложение, для начала два плюс два.

Пока я проделывал все эти кульбиты, в мозгу вертелись сотни вариантов, насколько неправильно меня можно понять.

К примеру, я выкладывал патроны прямо перед чужаками. Это могло быть воспринято вообще не как упражнения в математике, а как угроза. Сейчас мол я вас всех тут и положу. Топор был бы еще лучше.

Или другая крайность — можно представить, что я выкладываю дары, подкупаю лес. Глупее не придумаешь, подкупать лес патронами. Лучше бы воду предложил, или кадку с землей. Но после того, как у меня в голове пролетело полсотни подобных вариантов, и упражнения в арифметике не казались мне слишком уж умными.

Тоже то еще занятие — учить вековой лес простейшим арифметическим действиям. Могут воспринять как оскорбление. Кто ж их знает.

Было бы проще, много проще, знай я хоть что-нибудь.

Но вроде мне повезло.

Понаблюдав за моими действиями, а с самого начала стало понятно, что деревья очень хорошо «видят», хоть и оставался вопрос, как именно, — выждав пока я закончу, ближайшее дерево повторило за мной все операции. Точь-в-точь.

Один лист. Два листа. Три листа. Четыре листа. Потом два листа и рядом через паузу еще два листа. Второй строчкой, на второй ветке четыре листа. Цифры освоили.

День предстоял быть долгим.

Иногда не понимаешь, насколько ты впереди остальных, пока тебе не дадут за это награду. Поставят на пьедестал, на самый его верх, ты не прибежишь первым и не разорвешь красную ленточку на финише. Не выиграешь у чемпиона. Казалось бы, это все — всего лишь внешние проявления твоего развития, но чаще всего, пока ты не получишь награды, то и не сможешь оценить результат.

Мне понадобилось меньше четырех часов, чтобы перейти от простой арифметики и названий конкретных предметов к абстрактным понятиям и увеличению словарного запаса. Дело пошло.

Можно гордиться.

Деревья выстраивали сложные комбинации из листьев, легко меняя их конфигурацию. Каждое что-то значило, и оставалось только радоваться, что для них этот язык тоже оставался искусственным, применявшимся для общения на некотором расстоянии.

Я уже успел узнать, что между собой они общались чаще всего с помощью непосредственного контакта, соприкосновения корневой системы или даже веток вполне хватало.

А также выяснил то, что было вообще не так очевидно — собственно, общался я не с деревьями, а скорее как раз с набором хлоропластов, сумевших в абсолютно сумасшедшем, экзотическом и маловероятном до запредельности эволюционном процессе развиться до полноценного разума.