Тьма. Том 3 (СИ). Страница 28

Вот в таком виде туда и ходили: платье, обнажавшее плечи и верх груди, туфли на высоком каблуке, ноги, неприкрытые ниже колен. Ещё был глубокий вырез по правому боку на всю длину платья, стянутый сеткой шнуровки. Константин ханжой не был, но даже он такие «дыры» в одежде считал чрезмерными.

В воздухе над девушкой витал запах алкоголя и дорогих духов. Заграничных. На Руси тоже любили облагородить себя запахом трав или цветов. Но такой резкий аромат, как у жертвы — это изобретение франков. Стало популярным в пору, когда у них там решили, что мытьё — грешно. Оно, может, для франков и грешно, но носы-то не казённые… Вот и душились так, что аж глаза резало. И запахи были соответствующие, бьющие по органам чувств.

— Далёк я от этих вопросов, Константин Петрович! — признался заместитель головы Тайного Приказа. — Я все больше по вражьим разведчикам и отечественным дуракам, а эти все ножи для обрядов…

— А он не для обрядов, он для работы, пыток и убийств, — деловито пояснил Костя. — Удобный, обоюдоострый, а по одной из граней идёт пильная нарезка. Подобный нож оставляет очень необычные и узнаваемые отметины. Именно такие, как у покойницы…

— Значит, вы, Константин Петрович, хотите сказать, что девушку убили не ради какого-то обряда? — уточнил подошедший Иван Рафаилович, остановившись рядом.

— Нет, вообще нет… — Костя ещё раз осмотрел раны. — Дело не в обрядах. Здравствуйте, Иван Рафаилович! По вашему запросу прибыл.

— Да брось… Прибыл… Тоже мне, справный воин… — буркнул Изюмов. — Ну так что с убитой? Что сказать можешь?

Костя пробежался взглядом по каблукам туфлей, по зацепкам на чулках… Затем присел и тщательно осмотрел ногти на руках покойной.

И только потом позволил себе отвечать.

— Ну, преступник сильно не любил убитую… — проговорил он. — Если использовал зуботычину, значит, хотел сделать очень и очень больно. И раны наносил так, чтобы мучилась, а не сразу умерла. Сначала ударил в бедро. Видите, там след от крови, которая стекала по ноге? Затем в плечо: там тоже крови много. И оба раза убийца пользовался пильной частью, чтобы не дать ране закрыть края.

— Из-за этого столько крови? — уточнил Изюмов.

— Да, — Костя указал на туфли, а потом на край парковой дорожки. — А где-то там она, уже истекая кровью, на дорожку выбралась.

— Нашли место, господин Арков? — нахмурился Изюмов, посмотрев на Емельяна Михайловича.

— Да! За скамейкой выбежала, руками хваталась за спинку. Отпечатки есть, — подтвердил тот.

— Здесь он ударил ещё несколько раз, — продолжил Костя. — В пах, в живот и по правой груди дважды: оба раза вскользь. В третий раз уколол уже серьёзно. И тоже в правую грудь.

— Извращенец какой-то… — буркнул Арков.

— Как сказать… — кивнул Костя. — Как сказать…

— Чем ему правая сиська-то Катина не приглянулась? — удивился Изюмов, ничуть не беспокоясь о нравственности своих слов.

— Да не в ней дело, — пояснил Константин. — А в том, что под ней. А под ней, по народным преданьям, у двусердых второе сердце прячется.

— Так ниже и левее же! — нахмурил брови Изюмов.

— Ну это нам с вами, Иван Рафаилович, известно. А обычным нет. Вот и бил он туда, где думал найти второе сердце, — Костя указал на раны. — Сначала удары для большей кровопотери и болезненности. А вот потом…

— Всё равно извращенец… — не согласился Изюмов. — То в пах бил, то по груди… Таких лечить бесполезно. Таких самих надо убивать.

— Вот он и хотел, чтобы так решили, — кивнул Константин. — Но по паху он ткнул больше для вида. Даже до пильной части ножа не достал. И два удара по груди тоже для виду. Он с самого начала хотел ударить в чёрное сердце. Видимо, очень старался попасть. Но девушка ему сопротивлялась: под ногтями кровь.

Изюмов посмотрел на Аркова, а тот кивнул:

— Уже отправили на исследование.

— И что вы, Константин, на это всё скажете? — уточнил Изюмов.

— Ну а что тут сказать… Я давеча видел какого-то придурка, который словесно издевался над двусердым на улице. И как понял, не первый случай уже в Ишиме… — ответил Костя. — Вот и этот, боюсь, такой же.

— Ну, знаете ли, есть разница: издеваться или убить! — возмутился Арков.

— Не скажите, Емельян Михайлович, не скажите… — Костя покачал головой. — Не так уж эта разница и велика. Даже между любовью и ненавистью — один шаг. А уж между издевательством и убийством — и вовсе полшажочка. Просто один придурок пока решился исключительно на издевательства, а другой — пошёл дальше и убивает… Всё после тех же издевательств.

— Так, не уходим от темы… С молодёжным течением «Без Тьмы» есть, кому разбираться. И вообще, при чём тут оно, Константин? — уточнил Изюмов.

— Да убивали-то не девушку, не кого-то определённого, — пояснил Костя. — Убивали двусердого. И убивали так, чтобы… В общем, девушка, как я понимаю, учится здесь, в ишимских Васильках?

— Ну да, — кивнул Изюмов.

— Значит, простым ножом её не убьёшь: поставит щит и отобьётся. Она и ставила, наверно, но нож — артефактный, — кивнул Костя. — А что произойдёт, если достать артефактным ножом до чёрного сердца?

— Будут нанесены повреждения, способные вызвать резкие изменения в энергетической структуре, — Изюмов сжал челюсти. — Вот же сука… Он, значит, пытался девочку тёмной сделать?

— Да. Был бы умельцем — и сделал бы. А он — так, любитель. Девушка умерла от кровопотери, пока он над её грудью издевался.

— И не побоялся, что тёмная, даже раненая, его на лоскутья порвёт? — задумался Изюмов.

— Может, рассчитывал убежать, а может, ещё чего. Главное, что ему не удалось, иначе бы и эта проблема свалилась на наши головы… — Костя поднялся и вновь окинул взглядом тело.

— И вы говорите, что дело не по вашей части? — удивился Емельян Михайлович.

— Я борюсь с тёмными. А тёмные в таких вопросах осечек не делают, — покачал головой Костя. — Убийцей был придурок, наслушавшийся Булатова. Может, даже из тех, кто пристаёт к двусердым на улицах.

— Всё, понял, — согласился Изюмов и мотнул головой в сторону: — Константин, давай-ка ещё на пару слов…

Они отошли от толпы лекарей, сыскарей и служивых людей. Изюмов присел на одну из парковых лавочек, достал из кармана металлический цилиндр с ключом и, провернув его несколько раз, поставил устройство рядом с собой. В теневом зрении Константин увидел, как вокруг точки, где был установлен артефакт, появляется необычный купол.

Изюмов пошевелил губами и указал на место возле себя, на лавочке. Костя ничего не услышал, но понял, что от него требуется. Усевшись, он выжидательно посмотрел на Изюмова.

— Я поговорил с князем, — сказал тот. — С ишимским особым отделом вас пока не сольют. Но и со службы в первое время точно не попросят.

На этих словах Костя скривил губы. Мысль о том, что, возможно, придётся уходить в отставку, его не радовала.

— Да не кривись ты! — заметил его реакцию Изюмов. — Сам понимаешь, неоднозначно всё вышло… В наш особый отдел тебя не переведёшь: понижение будет. А Поперечного никто не готов менять на тебя.

— Да согласен я на понижение, дядь Вань!.. — честно ответил Костя.

— Ты согласен, Кость. А вот князь с недавних пор резко против. А знаешь почему? — уточнил Изюмов.

— Не знаю…

— А потому что, Кость! Подтверждение того, что тёмного вы всё-таки поймали, пришло с такого верху, что понизить тебя в должности — оскорбить государя, дурачина!.. При этом документы Тёмного Приказа так и не пришли! А вот сверху бумага пришла.

— Откуда? — поинтересовался Костя.

— От опричников, — хмыкнул советник князя. — И как тебя теперь понижать?

— Вот же они… Подмогли… — Костя вздохнул.

— Ну так не подмогли бы, и пошёл бы ты в отставку. Если бы я был слепым, только порадовался бы за тебя: нечего тебе в нашей глуши делать. Но я же понимаю, что ты к отцу ехать не хочешь, — Изюмов положил на колени деловой чемоданчик и, вытащив какой-то документ, протянул Косте. — На, ознакомься…

Тот пробежался по бумаге взглядом, а потом вернул Изюмову: