Знахарь (СИ). Страница 19

На следующий день знакомые майора привезли к Владимиру взрослого, двадцатипятилетнего парня, глянув на которого он сразу отказался браться за исцеление.

- Не смогу, - просто и без затей сказал он матери инвалида, - я не умею лечить чёрные аномалии в мозгу. Они не убираются. Там все энергетические связи уже мертвы. Нечего, понимаете, лечить.

- Вы же ещё не пробовали! – пыталась увещевать мать парня. – Вы только попробуйте. С Юрой же получилось, чем мой Паша хуже?

- Он старше. Юра ещё маленький и растёт, мозг, говоря по-простому, не закостенел с возрастом, нарушения не стали окончательно необратимыми, понимаете? Не хочу давать вам ложную надежду. Мне жаль, но я не смогу помочь Павлу, - покачал головой Чаровников.

- Будь ты проклят! – взвизгнула женщина, кинувшись на Владимира и едва не вцепившись ногтями ему в лицо, и быть физиономии несостоявшегося целителя располосованной, не перехвати майор Баталин дамочку за талию. – Будьте вы все прокляты! Прокляты, прокляты!

Сплюнув под ноги, Владимир молча ушёл в дом и захлопнул за собой дверь. Слава она такая – палка о двух концах…

*****

Напоминая видом большого вальяжного сенбернара, семейный врач Валерий Иннокентьевич Дужин, сдёрнув с носа очки, тяжело, по-собачьи вздохнул. Будь проклят тот день, когда он согласился подменить своего уехавшего «на воды» престарелого коллегу, более четверти века наблюдавшего одного из элитных пациентов губернии. Кто бы знал, сколько нервов придётся потратить на этого высокомерного желчного и ворчливого старика, цедящего каждое слово через губу. То-то Семён Николаевич бежал на курорт впереди собственного визга, Валерий и сам бы сейчас с радостью сбежал бы куда-нибудь подальше от графа, выпившего из него все соки.

- Прохор! – простуженной вороной прокряхтел граф, слезая с дивана, на котором его осматривал доктор.

Подскочив к патрону, седовласый управляющий, принялся помогать тому облачаться.

- Кхе, что скажете, доктор? – кривя губы от простреливающих болей в спине, проскрипел граф.

- Ваше состояние…, - стараясь говорить как можно мягче и дипломатичнее, чтобы не раздражать графа Ермолова, начал Валерий Иннокентьевич, но был прерван на середине фразы.

- Дерьмовое, сам знаю! – выплюнул граф, с вызовом глядя на врача. – Хватит меня щупать со всех сторон, я вам не девица, сделайте что-нибудь, наконец! Меня уже тошнит от врачей, процедур и вашей безграмотности. Тупые, безмозглые коновалы…

- Вы должны понимать, что без анализов и соответствующего осмотра в условиях стационара никто не может сделать заключение…

- А что вы, вообще, можете, только деньги как пиявки сосёте. Кровососы! – презрительно прокаркал граф.

- Ваше здоровье в ваших руках, граф, - не сдержался Валерий Иннокентьевич, доведённый до ручки бесконечными придирками и оскорблениями, - все назначения Семёна Николаевича я оставляю в силе до проведения осмотра и получения результатов анализов. Как вы правильно заметили, я и другие врачи не умеем гадать на кофейной гуще, чего и вам желаю, к тому же ваше наплевательское отношение к собственному здоровью ни на йоту не приближает нас к выработке продуктивного лечения, а я, как вы могли заметить, не шаман и танцы с бубнами и призывами духов вокруг пациентов не устраиваю и наложением рук не лечу. Не обучен, знаете ли, и талантов соответствующих не имею. К слову, появился в губернии один такой уникум и по слухам даже не шарлатан. По крайней мере мы имеем на руках подтверждённые и документально зафиксированные случаи исцеления. Не нравится вам медицина официальная, ваше сиятельство, обратитесь к неофициальной. Припадите, так сказать, к народным корням. На сём разрешите откланяться.

- Прохор, - надменно скривил губы граф, - проводи доктора.

Выезжая с территории городского поместья Ермоловых, Валерий Иннокентьевич непроизвольно скопировал надменно-презрительную гримасу престарелого засранца с графским титулом. Старик слишком много мнит о себе, считая себя голубой кровью и солью земли и невдомёк тому, что земля готова принять его в свои объятья. Все там будем, представ перед Всевышним в чём мать родила. Выходец из простонародья, за счёт собственного ума и таланта пробившийся в элитную прослойку семейных врачей, Валерий Дюжин научился видеть знаки. Жизнь и долгая практика заставили. Костлявая определённо положила на старика взгляд, но забирать к себе не спешит, желая, чтобы несчастный ещё помучился, страданиями выпрашивая у Смерти милость ухода в иной мир. К тому же, чего скрывать, сам граф вызывал у доктора состояние близкое к брезгливости, похожее на то, когда видишь жирного таракана, ползущего по стене. Пусть насекомое привезли с Мадагаскара, холя и лелея в аквариуме, но от этого оно не перестаёт быть тараканом, и только опаска с головы до ног уделаться в потрохах останавливает от удара по нему тапком. Граф и был этим самым мадагаскарским тараканом – жирным, откормленным и омерзительно противным.

- Прохор, намажь мне спину мазью с тёщиным ядом, - процедил граф после того, как верный управляющий проводил никчемного докторишку и вернулся в дом. – Не удивлюсь, если его доили с этой старой змеищи, и узнай, что за целитель у нас в губернии выискался. Проклятая ведьма Вяземская, пробери её геморрой, отказалась со мной работать, может быть обратиться к этому самородку, чем чёрт не шутит?

Намазав хозяину спину и оставив того, закутанного в тёплый плед, греться в кресле-качалке у разожжённого камина, Прохор покинул кабинет. В отличие от доктора и графа, он владел информацией о целителе и сейчас тщательно подбирал в уме варианты доклада. Графу однозначно не понравится то, что ему сообщат.

*****

Развалившись на мягком диване, Роман блаженно расслабился. Каким-то чудом он пережил гнев отца. Просто невероятно, как предок собственноручно не прикопал сына где-нибудь на заднем дворе, настолько он был зол. Впрочем, старик не бросил нерадивое чадо на растерзание толпы и продажных журнашлюх. Папахен задействовал старые связи в столице, переведя отпрыска в МГУ, таким образом выведя оного из-под удара жаждущей крови «широкой общественности». Рокировка позволила избежать травли и неминуемых разборок дома, но Роману не нравилось в Москве. Кто-то всеми правдами и неправдами пытается пролезть в первопрестольную, только не он. Кто он здесь и кем был дома?

Дома он был первым во всём, за исключением мелких неприятностей в лице много возомнившего о себе Чары, а здесь? Здесь он один из многих. В МГУ в глазах рябит от сыновей князей, баронов и прочих графских отпрысков, и знаменитых фамилий, для которых Роман Ермолов оскандалившийся провинциал, потерявший дома всякое уважение. «Звёздам» университета он был интересен именно скандалом, да и то ненадолго. Затем Роману быстро указали на место, отказав от высшего общества как недостойному его внимания. Провинциал с графским титулом, видали мы персон и поважнее, чем «шишка» из засиженной мухами Тьмутаракани.

Роман не привык к пренебрежительному отношению, но ему хватило ума не толкаться локтями, стараясь показать себя в лучшем свете. Как бы пренебрежительно он не относился к собственному отцу, но без тени «старика» за спиной наследник ощущал себя неуютно. В отличие от дома, здесь не простят ни одной дерзкой выходки, и околоточный не согнётся в подобострастном полупоклоне от звука фамилии, прозвучавшей из уст юнца. Видимо, отец надеялся, что это остудит разгорячённую вседозволенностью кровь сына. В чём-то граф оказался прав, а в чём-то прогадал. Роман просто ушёл в тень, без отчего ока тихо напиваясь в ресторанах или «кувыркаясь» с дорогими проститутками в профильных заведениях. Учился он для «галочки», словно отбывая повинность, дабы к нему невозможно было подкопаться. Вряд ли его оставили совсем без пригляда.

- Чем займёмся, котик? – обольстительно улыбнувшись, в обитые бархатом апартаменты вплыла обворожительная девица в кружевном нижнем белье.