Гость из будущего. Том 3 (СИ). Страница 22

— Это не песня, это суровая правда жизни: хотели кока, а съели Кука, — тяжело вздохнул я. — Я, Владимир Семёнович, не злой, я — справедливый. Чтоб через два часа был в полной боевой готовности. У нас репетиция на заднем дворе. Придётся тебя поскоблить, помыть и переодеть во что-то более приемлемое. Кстати, бери пример с Савы Крамарова. Вот он на одежде не экономит.

— Зато он на алкоголе экономит, — буркнул мне в спину Высоцкий. — И ничего кроме лимонада, минералки и сока не пьёт.

«А ведь и правда, — подумал я, спускаясь из мансарды на веранду, — этой ночью не я один пил лимонад. А плохо стало только мне. Эх, кому рассказать, куда улетело моё сознание, и что я пережил, когда грохнулся в обморок, мало того, что не поверять, так ещё и в „дурку“ сдадут».

Спустя два часа на заднем дворе дачи хирурга Углова, когда до обеда оставалось минут сорок или пятьдесят, чтобы посмотреть нашу репетицию собралось более десятка человек. Специально для Савы Крамарова я оживил в памяти замечательный юмористический монолог «Дармоеды», который когда-то в будущем должен был написать Лион Измайлов, а исполнить Геннадий Хазанов. Но волей судьбы этот монолог сейчас слушали все обитатели дачи и примкнувшие к ним гости: Василий Шукшин и Белла Ахмадулина, наша соседка Наталья Фатеева, а ещё случайно забредшая на чай актриса Валентина Титова. Крамаров читал этот текст бесподобно:

— Предлагаю всех дармоедов бросить на борьбу с империализмом. А что? — выпучил глаза Сава. — Для начала собираем человек двести, обучаем их английскому языку. И весь этот боевой отряд ползучих гадов забрасываем, не скажу куда! Чтобы там раньше времени не узнали…

— Я не могу, не могу, — тихо сотрясался от смеха Андрей Миронов. — Гениально.

— Поразил, Феллини, молодец, — жал мне руку дядя Йося, который уже вплотную занимался планированием нашего выезда в город Петрозаводск. — Хотя чему я, старик, удивляюсь.

— Там они быстро акклиматизируются, быстро с кем надо покорешаться, они это умеют, — продолжал чтение монолога Савка, под хохот гостей. — И быстро внедряться во все отрасли капиталистического народного хозяйства. И вот в один прекрасный день их миллионер, тьфу, заходит в магазин с целью приодеться! Ха-ха-ха. Я не могу! А там уже наш человек надевает на него костюмчик, сделанный нашим же человеком, но уже в их швейной промышленности. Миллионер глядит на себя в зеркало. Ха-ха-ха! И теряет дар английской речи. На нем пиджачок асфальтового цвета со стоячим воротничком до макушки, галстук «мечта комбайнёра» и брюки из сэкономленных пиломатериалов. Ха-ха!

На этих словах легли все, кто зашёл на чай. А автор многих юмористических рассказов Василий Шукшин, который заявился в чёрных солнцезащитных очках, досмеялся до икоты.

— Молодец, товарищ Крамаров! Хвалю! — рявкнул я и вскочил с маленькой табуретки. — Амба! Амба — это по нашему значит хватит.

— Какая амба? — завозмущался Савелий. — У меня ещё больше половины текста!

— Вторую половину расскажешь в Сестрорецке, — прорычал я. — Следующим номером нашей программы монолог Хлопуши их поэмы Сергея Есенина «Пугачёв». И этот номер впервые на арене исполняет товарищ Владимир Высоцкий. Прошу любить и не корить! — захлопал я в ладоши.

— Давай, Семёныч! — заголосил Шукшин.

— Всем известно, что Хлопуша — это бывший разбойник, которого подослали к Пугачёву, что бы он взорвал порох и заклепал пушки, — произнёс Высоцкий, выйдя на середину поляны.

Кстати, выглядел сейчас Владимир Семёнович не многим лучше, чем бывший разбойник. Штаны с дырками, рубаха кое-как заштопана усилиями Нонны, под глазом сине-красный синяк.

— Давай, дорогой товарищ Высоцкий, без исторической справки, — проворчал я, так как время уже поджимало. — Слушаем.

— Кхе, — крикнул будущий кумир миллионов и начал читать:

Сумасшедшая, бешеная кровавая муть,

Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам?

— Чего⁈ — подскочил я на месте. — Где хрипы⁈ Где напор⁈ Где оголённые человеческие нервы⁈ Сава, Олег возьмите верёвку, — обратился я к Крамарову и Видову. — Встали передо мной, как лист перед травой! Натянули канат! Держим! — я взлохматил себе волосы, разделся по пояс и заорал:

Сумасшедшая, бешеная муть!

Исцеленье, твою так, калекам!

Проведите меня к нему!

Я хочу… — на этих словах я разбежался и, чтобы монолог получился как можно более эффектным, прыгнул на натянутую верёвку грудью.

Однако Савелий и Олег, не ожидая такого фортеля, выпустили концы веревки, и я со всего размаха вылетел на капустные грядки, за что-то запнулся и нырнул головой прямо в землю. Но потом я резко вскочил и докричал:

— Я хочу видеть этого человека!

Гогот на заднем дворе дачи стоял, не прекращаясь, минут пять.

— Кстати, в этой верёвке что-то такое есть, — хохоча, сказал Шукшин. — Конфликт, ха-ха-ха, на лицо!

— Я бы даже сказал на лице, — проворчал я, смахнув с себя грязь. — Вот так и будем в Сестрорецке играть.

Дорога из курортного Комарова в «стольный град» Сестрорецк по примерным прикидкам занимала не больше получаса. Поэтому наша «боевая тройка» от «Дома творчества» выехала на арендованном такси ровно без пятнадцати пять. Ибо сорок пять минут до начала представления я отвёл на осмотр сцены сестрорецкого ДК, на тестирование тамошнего киноаппарата, который должен был ознакомить местных любителей прекрасного с лауреатами кинофестиваля, и на коротенький прогон. А в машине, когда за окнами замелькали сосны и осины, под весёлую болтовню Высоцкого и Крамарова я невольно задремал.

И первое, что мне приснилось — это был туман, который клубился в огромном безразмерном пространстве подсвеченный неизвестным равномерным и тусклым источником света. Кажется, в конце нулевых по повести Стивена Кинга «Туман» будет снят такой фильм «Мгла». И вот сейчас я перенёсся в похожую мглу. Моё подсознание неведомым образом вернуло меня в тот самый момент, когда я потерял сознание на пляже Финского залива. Как утверждала Нонна, я пролежал на песке не больше тридцати секунд. Однако моё пребывание в так называемом астрале растянулось более чем на час.

В клубах серой непроглядной мглы то слева, то справа, то где-то впереди проносились черные беззвучные тени. Неприятный тихий гул, завывающего ветра давил на уши и пугал просто до чёртиков. Именно страх я испытал в самые первые минуты. «Если не сдвинусь с места, то мне конец», — тут же подумалось мне, и я медленно передвинул правую ногу вперёд, затем левую и снова правую. И с каждым новым шагом оцепенение начинало постепенно отступать, а на его место вливалось желание биться за свою жизнь до конца.

— Эээй! — выкрикнул я. — Слышит ли меня кто-нибудь⁈

И вдруг одна из теней, пролетавшая впереди, обратила внимание на мой голос, резко затормозила и поползла мне навстречу. «Да чтоб тебя!» — пронеслось в голове, и я, развернувшись и не разбирая дороги, ринулся в противоположном направлении. А клубящийся туман, словно живое существо вдруг пробудился и стал хлестать меня по щекам и чем-то липким и тягучим связывать руки и ноги. И теперь каждый шаг давался с большим усилием, как будто я прорывался не через скопление мелких частиц воды, а через какой-то висящий в воздухе кисель. Кстати, на чёрную зловещую тень туман никак не реагировал. Она уверенно следовала именно за мной.

И тут перед моим взором выросла стена разрушенного здания. Я четко рассмотрел пустые глазницы больших вытянутых окон с готической стрельчатой аркой и точно такой же пустой проём дверей. «В дверь! Срочно в дверь!» — мысленно заголосил я, и все оставшиеся силы бросил на финальный рывок до этих странных руин. Однако когда до проёма оставалось всего несколько метров, я почувствовал, как меня накрывает нечеловеческая злоба и ярость, исходящая от неведомой тени. «Звездец», — подумал я и резко развернулся, чтобы встретить смерть лицом к лицу. И в эту же секунду моя нога обо что-то запнулась и я, рухнув на землю, больно ударился о раскиданные повсюду каменные осколки кирпичей. Зато чёрный источающий вонь сгусток, просвистев в нескольких сантиметрах над головой, улетел куда-то дальше.