Пария (ЛП). Страница 69

Утром хранители созвали всех нас послушать слова леди Эвадины Курлайн, капитана-причастника новообразованной роты Ковенанта. Характер её миссии быстро стал очевиден, и это могло оказаться для меня полезным. Так что, когда она говорила в тот день, я не почувствовал какого-то большого прилива преданности. Ни к Ковенанту, ни, как ты, наверное, ожидал, к её прекрасной притягательной личности. Я и слушал-то лишь вполуха, постоянно обшаривая взглядом толпу и сражаясь с разбойничьим инстинктом бежать от неминуемой неприятности. Всегда оставалась возможность, что Эйн, какой бы дурочкой она ни была, просто забыла события прошлого вечера. И, может, ещё получится держаться первоначального плана: быстро и эффективно выгрести содержимое сундука в кладовке святилища, а потом просто уйти через ворота, на новые пастбища. В конце концов, дуракам свойственно надеяться.

А Эвадина Курлайн продолжала говорить, и голос звучал всё громче и неистовее:

– Король и Совет светящих постановили, что всякому, кто принесёт присягу на верность роте Ковенанта и встанет под её знамёна, будут прощены все преступления, предусмотренные указом Короны. По окончании службы им уже не придётся искать убежище в этом священном месте. Но это не награда, а всего лишь признание заслуг. Награда, друзья мои, уже заплачена вашим услужением этим любезным святилищам. Я всего лишь прошу вас отплатить хотя бы малую долю того безграничного дара, что представляет собой благодать Серафилей и пример мучеников, по́том на ваших лбах и кровью ваших тел, которые суть всего лишь сосуды для искуплённых душ. Присоединяйтесь ко мне!

Она протянула в сторону толпы руку в латной перчатке, а на её лице застыло выражение, которое напоминало бы отчаяние, если бы не сила, с которой она держалась.

– Присоединяйтесь к сражению и изгоните Самозванца в еретическую могилу, которой он и заслуживает! Битва на пороге! Уже сейчас, пока мы говорим, его орды приближаются к границам Альбериса. Но с вашей помощью, мои возлюбленные братья и сёстры по святому Ковенанту, мы обратим его в бегство! Огнём и кровью!

Несмотря на всю заразительную ярость её риторики, в тот момент её слова не произвели особого впечатления ни на меня, ни на Торию.

– Что ж, – фыркнула она, – звучит всё это пиздец как страшно.

Как и следовало ожидать, с Брюером всё вышло иначе, как и с многими из толпы. Последний призыв Эвадины Курлайн вызвал громкий гул одобрения, и даже несколько пылких криков. С дюжину, а то и больше, мужчин и женщин уже вышли вперёд, громко крича и воздевая руки, и пали на колени перед телегой, на которой она стояла. По одному взгляду на Брюера я понял, что ему не терпится к ним присоединиться: его влажные глаза были широко раскрыты, рот разинут, на лице почти такое же восхищение, как когда он слушал более проницательные проповеди Сильды.

– Что, уже в штанах поднапряглось? – спросила его Тория. – Быстро же ты забыл нашу мученицу.

В обычное время Брюер прорычал бы какое-нибудь возражение, но тут лишь равнодушно взглянул на неё и повернулся ко мне.

– Нас призвали, – сказал он. – Ковенант призывает нас, и мы должны ответить на зов.

– Нет, – возразила Тория, плотно скрестив руки. – Какая-то неизвестная нам сука призывает нас драться в битвах аристократов за них. – Её лицо помрачнело, а глаза опустились, и я знал, что это указывает на сдерживаемые эмоции. Однако, как бы мы ни препирались, Рудники и безумства побега связали нас троих, примерно, как общая кровь связывает семью. Желание Брюера пасть ниц перед этой набожной аристократкой было на взгляд Тории равносильно предательству.

– Вали, если хочешь, – сказала она, дёрнув головой в сторону растущей толпы добровольцев, окруживших телегу. – Больше мяса на молотилку.

Брюер пытался с ней поспорить, взывая к её разбойничьим инстинктам разговорами о добыче, которую можно набрать на поле боя, но в ответ получил лишь резкое возражение:

– Если сдохнешь, то уже ничего не соберёшь.

Я не принимал участия в их всё более ожесточённом споре, а мой настороженный блуждающий взгляд был прикован к восходящим Гилберту и Колаусу, целеустремлённо шагавшим по дороге к воротам с дюжиной хранителей за спиной. Колаус был старше, но менее авторитетным, и потому брёл следом за Гилбертом с обеспокоенно-потрясённым выражением на лице. Гилберт выглядел более серьёзным и сосредоточенным, и его лицо ещё сильнее посуровело, когда он углядел меня. Толпа продолжала гудеть, и громкие возгласы, обращённые к капитану-причастнику, сильно приглушили слова восходящего, но всё равно я их слышал с ошеломляющей ясностью:

– Элвин Писарь! Сдавайся правосудию Ковенанта! – В поведении Гилберта сквозила живая настойчивость, источник которой несложно было угадать: когда меня не станет, ему будет гораздо выдавать слова из завещания Сильды за свои.

Я тяжело вздохнул и обернулся, увидев ошарашенных Брюера и Торию, которые враз забыли о своём споре.

– Прости, – сказал я Тории, проскользнув мимо неё, и поспешил к шумной толпе добровольцев. – Считай свой долг оплаченным. В кладовке святилища есть сундук с замко́м, который стоит попробовать взломать, если тебе интересно.

– Элвин Писарь! – Ещё громче взвился голос Гилберта, пока я проталкивался вперёд. – Стой на месте! Тебе придётся ответить за труп! Ещё одного подельника Декина Скарла, по странному совпадению…

Я его проигнорировал, продолжая пробиваться через толпу тел в рубищах, а меня преследовали его слова, наполненные праведным осуждением:

– Я могу закрыть глаза на пару нарушений от искусного человека, но не убийство! Стой на месте, злодей!

Я оббежал стоявших на коленях добровольцев, окружавших телегу Эвадины Курлайн, и поспешил к покрытому шрамами просящему с булавой, который стоял позади вместе с парой десятков суровых людей в похожих нарядах. Все носили одинаковые тёмно-серые накидки поверх простых доспехов и разнообразное оружие, от мечей до арбалетов. Опознав во владельце булавы того же человека, которого я видел разговаривающим с Гильбертом накануне, я решил, что у него здесь больше всего власти, помимо леди Эвадины. Увидев его вблизи, я отметил, насколько неровный шрам на его коротко постриженной голове напоминает бледную трезубую вилку молнии, вытесненную на коже. Она изогнулась, когда он при моём приближении равнодушно приподнял бровь, и не особенно заинтересовался, даже когда я опустился перед ним на одно колено.

– Просящий, – начал я, но он тут же меня прервал:

– Для тебя сержант-просящий Суэйн, – коротко рявкнул он.

– Сержант-просящий, – повторил я, склонив голову. – Смиренно прошу принять меня на службу…

– Прекратить!

Я не поднял головы, когда немного запыхавшийся восходящий Гилберт остановился неподалёку. Пока священник обращался к сержанту, я постарался принять подобострастный и желательно набожный вид.

– Этот человек связан законом Ковенанта по обвинению в убийстве, и определённо не подходит для службы в роте, созванной под эгидой совета.

– Убийстве? – В голосе сержанта мелькнула нотка любопытства, от которой я поднял взгляд. Он критически смотрел на меня, как много раз делал Декин, обдумывая плюсы и минусы потенциального члена банды.

– Крайне жестокое убийство, – подтвердил восходящий, и махнул рукой хранителям: – Связать его и отвести в святилище…

– Стоять! – Голос сержанта-просящего Суэйна прозвучал не особенно громко, но с такой властностью, которая наверняка остановила бы любую послушную душу. Хранители не были настоящими солдатами, но отлично знали голос начальства. Когда они заколебались, я увидел, как на лице восходящего Гилберта появляется красный оттенок досады. Он снова было заговорил, но сержант ему не позволил:

– Кого ты убил? – спросил он, по-прежнему глядя на меня сверху вниз. – Не ври.

Это создало дилемму. Если бы я сказал правду, то, возможно, Эйн уже к ночи качалась бы в петле. Но, как я подумал, с учётом интереса Гилберта к моему исчезновению, он легко отмахнулся бы от грязных и неприкрытых фактов, назвав их ложью. К счастью, в этот момент убеждать в чём-либо мне надо было не его.