Пария (ЛП). Страница 13

– Почему вас выгнали из деревни? – спросила она меня, убирая ножницы.

– Я напился и покрыл дочку пахаря. А она была наречённой сына кузнеца, так что мне оставалось либо бежать, либо встать вместе с ней к позорному столбу.

– А настоящая причина?

Один из самых ценных уроков Лорайн по части обмана заключался в том, что всегда стоит наслаивать одну ложь на другую, и оставить на потом постыдную или преступную тайну, раскрытие которой создаст узы доверия.

– Я ударил просителя, потому что он трогал меня за яйца? – предложил я после секундного раздумья.

– Нормально, – сказала она, довольно кивнув. – Но говори, что избил его, а не просто ударил. Солдатам нравятся кровавые байки. – Она изогнула бровь, глядя на Эрчела, и, когда он принялся излагать свою смесь врак, подняла руку, чтобы он придержал язык. Несмотря на всю свою хитрость, Эрчел был никудышным лжецом, и байки у него получались либо абсурдно замысловатые, либо ужасно отвратительные.

– Ты дурачок, который украл поросёнка, – сказала она. – Пучь глаза пошире, разевай рот и оставь разговоры Элвину. Вы двое встретились на дороге. Слышали, что в Амбрисайде можно найти работу, или хотя бы дармовой эль по случаю суда над герцогом. Где найдёте солдат, которые скорее всего заговорят?

– В самой дешёвой пивнушке или на постоялом дворе, – ответил я.

– Точно. – Лорайн склонила голову, довольная тем, что её урок усвоен хорошо. – И помните, любой ценой избегайте роты Короны. У них слишком острый ум, и нет потребности в рекрутах. Вам нужны герцогские военные, и чем пьянее и жаднее, тем лучше.

Её глаза посуровели, когда она перевела взгляд с меня на Эрчела.

– Декину нужна информация, а не кровь и не добыча, – отчётливо произнесла она. – Выясняете, что можете, и проваливаете. И надеюсь, никто даже не вспомнит, что вы там были. Ясно?

Я редко видел, чтобы Лорайн уделяла Эрчелу настолько пристальное внимание. С тех пор, как пять лет назад его дядя привёл в лагерь Декина, Лорайн смотрела на него в основном с пустым презрением. Она учила его, как и всех щенков, но, очевидно, ни капли бы не пожалела, если бы он исчез однажды ночью. Эрчел же со своей стороны всегда усердно изъявлял ей уважение как главному командиру Декина. Даже в самые незащищённые моменты, когда он думал, что никто на него не смотрит, его лицо при взгляде на Лорайн выражало подавленный страх, а не мерзкий голод, который можно было бы ожидать. В конце концов, хищникам по природе свойственно бояться более опасных тварей.

– Конечно, – пробормотал он, качнув головой и избегая её суровых глаз.

Лорайн тихо хмыкнула и шагнула назад.

– Имена?

– Пепел, – сказал я. – Короткое и легко запомнить. Понимаешь, мой папаша был углежогом. – Я кивнул на Эрчела. – А этого я зову Болтуном, поскольку он почти не говорит.

– Сойдёт. – Постукивая пальцем по подбородку, она последний раз оглядела нас. – Оба на мой вкус немного перекормлены, так что пайки вам урежем вполовину, пока не доберёмся до замка Амбрис. Не ворчать, это всего на пару дней.

– Знаешь, он не молил о пощаде.

Многочисленные морщины на лбу старого погонщика сложились в выражение, которое я принял за восхищение. Он вместе со мной уставился на южную стену замка, которая в этом месте была ниже всего, а под ней – самая узкая часть рва. И это тщательно выбранное место открывало отличный вид на жуткие предметы, расставленные на стене. Уже темнело, но небо в кои-то веки выдалось чистым, и очертания я отлично различал. Герцога Руфона я видел лишь однажды, мельком, издалека – два года назад, когда пришёл с Декином на поляну в западных лесах. Мы прятались в густом кустарнике и смотрели, как этот человек проехал мимо нас на высоком коне с соколом на запястье, а позади него бежала свора собак и охотники. Я вспомнил, как поразительно суровое неподвижное лицо Декина отражало лицо аристократа на великолепном коне. А ещё вспомнил ненависть, сиявшую в его глазах, и подумал, насколько сильно Декин хотел бы оказаться здесь и насладиться кончиной этого человека.

Несмотря на разрушительное действие пыток и обвислость, которая приходит со смертью, я всё ещё мог подтвердить, что голова на пике действительно принадлежит герцогу Руфону Амбрису, до недавних пор рыцарю Альбермайна и повелителю Шейвинской Марки. Остальные головы из-за ран или вздутий стали анонимными, но я решил, что это те, кого схватили вместе с герцогом – семейные вассалы или крепостные, обязанные разделить как его предательство, так и его судьбу.

– Ты видел процесс? – спросил я погонщика, который в ответ осуждающе цыкнул языком.

– Видел, как раз нынче утром, и было бы там на что смотреть, на этом процессе-то. Они поставили герцога на эшафот вместе с остальными предателями. Лорд-констебль зачитал обвинения и спросил, выступит ли кто-нибудь с оружием в руках на их защиту, как полагается. Разумеется, никто не выступил. Там же стоял королевский защитник и целая шеренга роты Короны. Потом вышел восходящий Дюрейль и заслушал завещание герцога, а когда он закончил, сэр Элберт отсёк его голову одним ударом своего громадного меча. Заметь, только голову герцога. И, покончив с этим, здоровяк ушёл, а прочих оставил палачу.

– Ты слышал завещание герцога? – спросил я, понимая, что хотел бы узнать Декин.

– Слишком далеко было, да и вряд ли у него оставались силы говорить громко, после всех пыток-то. Но, как я и сказал, о пощаде он не молил. – Погонщик снова посмотрел на голову на стене и снова цыкнул языком. – Он был не из худших, для знатного-то. Справедливый, по большей части. И щедрый на милостыню, в неурожайный год. Но, как все говорили, к своим дочерям его лучше было не подпускать, и дорогу ему лучше было не переходить, коли своя кожа дорога́.

Погонщик в последний раз цыкнул языком и дёрнул поводья своего вола. Животное послушно потащило телегу по дороге вдоль рва.

– Не ходили бы вы в город на ночь, парни, – посоветовал он нам через плечо. – Если только не любите маршировать под знамёнами. Солдат тут нынче жуть как много.

Я благодарно поднял руку, а сам посмотрел на скопление зданий, стоявших на площадке к востоку от главных ворот замка вдоль берега речки Ливин, питавшей ров. За долгие годы сравнительного мира городок Амбрисайд вырос в большое, хоть и нестройное, скопление домов, постоялых дворов, мастерских и конюшен. Несмотря на то, что вырос я в похожей кучке лачуг, только поменьше, я понял, что вонь дровяного дыма и навоза вызывает во мне скорее неприязнь, чем ностальгию. Я предпочитал леса – несмотря на все опасности, среди деревьев всё намного проще.

– Я знаю, что там было, – сказал Эрчел.

– Где?

– В его завещании. – Он кивнул в сторону головы на стене, с любопытством наклонив лицо. Как и прежде, вся его враждебность по отношению ко мне, видимо, исчезла, несмотря на скверный синяк, который наверняка остался у него после брошенного мною камня.

– Я, герцог Руфон Амбрис, прошу у Серафилей прощения за мои многочисленные грехи, – продолжал он, подражая речи аристократов. – Долгие годы я сидел своей жирной жопой на лошадях, которых не растил, жрал еду, которую не выращивал, и мясо животных, которых не забивал. И всё это время я ебал каждую керлскую девицу, которая приглянется, и прикарманивал чужие монеты и товары под видом податей Короны. А ещё я то и дело сваливал куда-нибудь и резал каких-нибудь несчастных бедолаг, потому что так приказывал король. Потом я предал его, как неблагодарный пёс, за то, что он не сделал меня ещё богаче, чем я есть, и вот мы здесь. А теперь очистите мою душу, набожные ублюдки, чтобы я навечно отправился жить в раю.

Ухмыляясь, он повернулся ко мне.

– Расскажи Декину, что он так сказал. Ему понравится.

– Нет. – Я вспомнил лицо Декина в тот день, когда мы следили за охотничьим отрядом герцога, бросил последний взгляд на жуткий парад на стене, а потом повернулся и уставился на город. – Не понравится. Пойдём, Болтун, займёмся делом.