Громче меча (СИ). Страница 62
Меня валят на землю и пытаются зарубить топорами, но я применяю захват «У-Си» к лицу одного из гоблинов и отрываю это лицо нахрен.
Нащупываю среди тел копьё и протыкаю им, прямо сквозь чешуйчатую броню, тушку гоблина с секирой.
Отнимаю у трупа секиру и продолжаю рубку ею. Даже не могу понять, как именно так получилось, что я уже стою на ногах и превращаю лицо мёртвого гоблина в кашу острым концом обломка топорища секиры.
В спину втыкается копьё, разворачиваюсь и вижу гоблина, отпустившего своё оружие и пятящегося назад.
Хлопком ладоней взрываю ему барабанные перепонки и, по-видимому, ломаю череп — оба его глаза вываливаются из глазниц.
— А-а-а-а!!! — реву я в неистовой ярости и кулаком вминаю забрало латника ему в голову.
Кроваво-красным взглядом вычленяю среди горы трупов копьё — вырываю его из омертвевших рук шуяо и кидаю в арбалетчика, который пощекотал мне живот болтом.
Повсюду трупы, но я не обращаю на них особого внимания. Меня интересуют только те, кто ещё жив…
Откуда-то из-за частокола прямо в крышу блокгауза прилетает камень. Это вызывает во мне неистовый гнев, я ору с ненавистью и бегу к гоблинам, удерживающим врата.
Игнорирую тычки копьями и просто сметаю их.
За вратами видно новое вундерваффе — эта штука, как я понимаю, мечет камни.
А-а-а! Камнемёт! Катапульта!
Мчу к нему через открытое поле.
Гоблины ставят передо мной стену копий, но я так зол, что хочу сжечь их всех. Руки мои покрываются обжигающим пламенем.
Врезаюсь в строй гоблинов и, буквально, испепеляю знаменосца — его голова тупо сгорела, а шлем закоптился.
Раздаю сокрушительные удары десяткам — шуяо разбегаются, не желая умереть ни за грош, а я бегу к камнемёту и апперкотом отрываю голову какому-то гоблину в кожаной шапке. Кровь вырывается фонтанчиком, но я уже возле камнемёта — сжигаю его усилием воли.
Шуяо стреляют в меня из первого вундерваффе. Копьё врезается мне в левое плечо и причиняет острую боль, которая открывает мне новую грань ярости.
— А-а-а-а, блядь!!! — проревел я. — Ты — труп!!!
А дальше всё, как в тумане…
*2829-й день новой жизни, деревня Шанхэцун, Поднебесная*
— … ваю мать! — расслышал я. — Или я брошу тебя здесь! Виталий!
Открываю глаза и вижу Канга, стоящего передо мной.
Правое плечо что-то холодит. Поворачиваю голову и вижу свой княжий меч, который я сжимаю в правой руке — какого-то чёрта я положил его на плечо.
Ещё Канг…
— О, привет, — очухался я и посмотрел на наставника.
— Ты чокнулся, Виталий⁈ — спросил от чего-то нервный наставник Канг. — Ты что здесь устроил⁈
— А, это… — огляделся я.
Я сижу посреди поля, усеянного телами шуяо.
Лежат себе спокойно, ни на кого не нападают — молодцы…
— Я, в общем… — начал я. — А где мои селюки?
— Кто⁈ — не понял меня Канг. — Ты что, накурился дурмана⁈
— Не-не, я не из этих… — отмахнулся я. — Селюки мои… Ну, деревенские…
— А-а-а, селяне, — понял меня наставник Канг. — Они всё ещё сидят в том странном здании.
Он указал в сторону деревни. Она, кстати, какого-то хрена, горит. Но мой блокгауз в целости. Ну, почти — в крыше дыра от упавшего камня.
— Надо сходить… — попробовал я встать.
— Сиди! — положил Канг мне руку на плечо. — Твои меридианы практически выжжены — я не понимаю, почему ты ещё живой… Что ты тут устроил?
— Ну… — задумался я.
Если мои селюки живы, а шуяо не очень, то, значит, поставленную перед собой задачу я выполнил, правильно?
— Я защитил деревню… — сказал я. — Ой, что-то меня так хуёвит, Канг… Давай завтра, окей?
— Что⁈ — выпучил глаза наставник.
— Дособерём мы твою «семёрку», отвечаю… — сказал я и меня резко потянуло назад. — Слово пацана, есть же…
Ещё в падении я отключился.
*неизвестно какой день новой жизни, Храм Песни Священного Ветра*
Открываю глаза и вижу потолок, который видел чаще, чем следовало. Лекарское крыло.
— Он очнулся — забирайте его, — услышал я голос мастера Вэя.
Кто-то взял меня под руки и поволок куда-то.
— Сам идти можешь? — услышал я вопрос от наставника Люя.
— Ещё не знаю… — ответил я ему.
И правда, я без понятия, как поведут себя мои ноги.
— Что случилось? — спросил я. — Куда мы?
— В келью, — ответил наставник Канг. — Ты чуть не поджарил сам себя, Виталий.
— Не, я не мог… — мотнул я головой. — Я спокойно рубил гобл… тьфу ты… шуяо… И, короче, потом что-то как-то накатило… А-а-а-а-а… Да, мог… Скорее всего, пожёг… Со мной же всё нормально, да?..
— Ты жив, — ответил наставник Люй.
— И это прямо… — начал я, но затем на меня накатила волна слабости. — Ох…
— Быстрее, — сказал наставник Канг.
— Бля, как же здесь хуёво… — прошептал я, опустив голову.
Снова каменные стены. Снова сраные горы. Снова сраный Храм.
«Как же заебись было в деревне, с моими селюками…» — подумал я, поддавшись внезапно нахлынувшему чувству ностальгии.
Меня занесли в знакомую, до боли, келью и положили на лежанку.
Я закрыл глаза.
Слабость мощнейшая — даже руку не могу поднять.
«Нет, но какой же пиздатый был бой…» — подумал я и с усилием улыбнулся. — «Шуяо как охуели, так и не выхуели, до самой своей смерти».
Получается, я положил там целый полк. Обрывки воспоминаний всплывают в сознании и я, постепенно, восстанавливаю картину.
Вроде, изначально всё шло по плану. Я начал хуяриться с полупокерами посреди деревни. Арбалетчики залезли ещё. Потом сломалась первая булава, а затем что-то щёлкнуло в голове, полетели ебала и началась пиздорезка.
«Психанул», — констатировал я. — «Никогда такого не было и тут бац, блядь».
Воспоминания приходили вместе с физическими ощущениями. Я почувствовал, как вырвал позвоночник гоблину в шлеме с фиолетовым плюмажем — это было пиздец как жёстко…
Какой-то фильм был, вроде бы, где позвоночник кто-то кому-то выдёргивал. Или игра? Не помню уже.
Но шуяо получили такой разъёб, что уже никогда не оправятся от такого, если кто-то из них вообще выжил, конечно.
Главное — дед Шуй и остальные мои селюки выжили. Это самое важное — ради них ведь старался. Так бы мне эти шуяо в хуй не упёрлись. Они мне, конечно, буквально, по хуй, но, тем не менее, не упёрлись. Я бы мог…
… но не стал.
Да…
*2833 день новой жизни, Храм Песни Священного Ветра*
Сижу в столовке и жую перловую кашу. Вот уж не думал, что когда-нибудь доведётся снова отведать шрапнель — и вкус точно такой же.
Передо мной сидит грустный Маркус, ковыряющийся в своей тарелке палочками.
— А что это? — спросила вдруг сидящая рядом с нашим негритёнком Дора.
Но ей никто не ответил.
Сара хмурым взглядом уткнулась в тарелку и молчит с утра пораньше.
Никто не хочет ничего рассказывать. Видимо, у каждого было своё испытание — с мастера Фэна бы сталось подобрать какую-нибудь индивидуальную хуевёртку для каждого…
— Вы чего? — спросила Дора.
— Дорочка, дорогая… — попросил я.
— Ладно, — кивнула та.
Самые хуёвые отходняки от перегрузки меридианов Ци, как оказалось, наступают не сразу. Душевная боль от того, что ты опалил свою душу, наступает постепенно — с наращиванием страданий.
— А ты, Маркус? — тихо спросила Дора.
— Тебе что, совсем похуй, что Вигго больше нет⁈ — резко развернулся к ней Маркус.
Да, Вигго…
Эх…
— Блядь… — прошептал я.
— Ребята, но так же нельзя! — сказала колумбийка. — Да, он умер, но что теперь — всем вешаться?
Мне повеситься уже не выйдет — буду висеть в петле, как долбоёб, пока не надоест. Мышцы шеи настолько развились, что меня крайне тяжело задушить и моего собственного веса для этого точно уже недостаточно.