"Фантастика 2025-37". Компиляция. Книги 1-23 (СИ). Страница 645

— Вы все равно, Эмма Марковна, с такими опытами осторожней. А если совсем без них не обойтись — меня предупреждайте. Ну и зовите, — произнес, как показалось мне, смущенно.

— Милостив к вам Господь, Эмма Марковна, — только и сказал отец Даниил, когда вся эта эпопея с Демьяновым аппендицитом закончилась. — Риск, оно, конечно, дело благородное… да только вы не гусарский корнет, чтобы так с судьбой играть. Сам понимаю, просил за раба Божьего, чтоб за доктором послали. Но что живого человека резать надумаете да все у вас получится — в страшном сне предвидеть не мог. Епитимию вам придется назначить — прочесть акафист Богородице. Примите со смирением!

— Приму, батюшка, — склонила голову я. А что было еще сказать? Здесь и сейчас мои взгляды советской атеистки никого не интересуют. Мало того, по заслугам и награда. Возгордилась прогрессорством, с чужими жизнями заигралась. Только невероятным везением все вышло к лучшему, мне ли не понимать.

Нет уж. Хватит. Это в книгах у попаданцев все легко и просто. Захотела — вот тебе завод, захотела — химкомбинат. А на деле-то не знаешь, какой рукой за что хвататься, чтобы с ежедневными заботами совладать да еще прогресс двигать. Особенно летом, в самую страду.

Но раз такое дело, пора подвести промежуточные итоги. Июль стелет под ноги ковер трав, малина уже отходит, рожь начинает наливаться, поздненько в этом году, ну так не до жиру. Пшеничка поспеет еще позже, да и сажают ее тут немного, яровые хорошо родят южнее.

Сахарное сырье, и свое, и у мужичков купленное, уже переработано. И прав был заезжий швейцарец — овчинка выделки не стоит. Я даже на продажу ничего не отправила — весь запас конечного продукта остался в Голубках. Переработаем в варенья, наливки, настойки, зефир и птичье молоко. А что и съедим — в леденцах. Оборудование, выражаясь привычным мне языком, надо законсервировать, а как тогда бы сказали — укрыть рогожами от дождей и пыли, чтобы металл не испортился. Потом отправить в края, где свекла слаще зреет. И забыть.

Покупателя с самовывозом не найдется, впрочем, можно Никитина спросить. Возить такие грузы на своих телегах на дальние расстояния — лошадей портить. Думала организовать сплав по Голубке, в Ветлугу и дальше, в Волгу. Но баржи придется строить самой, так что добавлять к прежним занятиям судостроительство и навигацию не хотелось.

Зато сахарное производство одарило меня отходами — под жом пришлось копать дополнительные рвы. И, глядя на это богатство, мы с Алексеем и Павловной, забравшей в свои руки бразды правления на правах барыниной любимой ключницы, уже прикидывали, какую скотину по осени колоть, а какая и до Масленицы доживет. Свининка весной, сразу после поста, ой как в цене, потому как осеннюю в мясоед кончили.

Скотинка была в добром теле, бескормица ей не угрожала, и дело было не только в свекольном жоме. Для травы лето оказалось благоприятней, чем для злаков, потому коровы и овечки паслись вдоволь. Чуть сложнее вышло с сеном — частые дожди портили сенокос. И тогда я решилась на эксперимент с силосом.

Тут крестьянское мнение разделилось. Кто-то опять заговорил о барских причудах, а кто-то — что Эмма Марковна и прежде всегда права бывала, и нынче окажется. Кто-то даже нашел забавный аналог с силосованием — мол, квашеную траву запасать будем. Ну, квашеную так квашеную, лишь бы не болтали, что барыня траву хоронит.

Конечно, пришлось приноровиться к технологиям, возможным в XIX веке. Создать измельчитель на ручной тяге, заказать в кузне острые лопасти для него. А для утрамбовки — ручные катки, видела их на старинной фотографии. На силос пошло чуть больше четверти всей травы вперемешку с чистой сухой соломой — чтобы закладка не оказалась совсем уж влажной. И я надеялась, что эта четверть сенокоса не пропадет.

С деньгами стало чуть полегче, хотя по здешним местам это в редкость — обычно и крестьяне, и помещики до осеннего обмолота считают каждую копейку. Но тут меня и оброки выручали, а пуще того — мои собственные отхожие промыслы. Свечи, керосин, лампы, доходы с патентов. Было на что снаряжать обоз до Макарьевской ярмарки.

Летом в Нижнем торги не проводятся по нынешнему времени. Надо плыть вниз по Волге еще несколько верст, к Макарьевскому монастырю — вот уж где раздолье для торговцев. Со всего света, говорят, народ съезжается.

Никитин туда собирался и уже прислал мне письмо с приглашением. Я тотчас ответила и запросила информацию насчет сахарного оборудования. Кстати, письма здесь ходили на удивление споро: через два дня на третий Алексейка уже забирал в уездном ответ. Так что торг за процент от сделки шел бойко. Сговорились на пяти. «Чисто для порядку, среди своих», — как написал мой деловой партнер.

Глава 34

Сборы были близки к завершению, когда появилась неожиданная проблема. Или, наоборот, очень даже ожидаемая, если бы я подумала о ней заранее.

Лизонька смотрела-смотрела на мои хлопоты, хмурилась. А потом без предупреждения заплакала. Именно стала лить слезы, почти без хныканья — самый плохой вариант детской печали.

— Маменька, не уезжай, пожалуйста, — просила она. — Мне страшно, бабай придет и снова украдет!

Полгода я делала все, чтобы ужасная история была забыта. Ребенок легко засыпал по ночам и перестал бояться огромных мешков, а также быстрых шагов в коридоре. Но предстоящий отъезд мамы стал триггером.

Вариант с тем, чтобы взять Лизоньку в дорогу, я обдумала и отвергла. Дорога жаркая, пыльная, а на месте будет торговая суета. Плюс плохая вода и возможные инфекции.

Пришлось потрудиться. Привлечь к уговорам Павловну. Она согласилась, что негоже дитя в дорогу брать, и стала уговаривать.

— Мы тебя, золотце ты наше, всем поместьем беречь будем. Я глаз не сомкну, от тебя не отойду. Пес Трезор рядом ходить станет. А Ванечка обещал ночами не спать и никому ворота, кроме маменьки, не открыть.

— Ванечка обещал для меня охраняй-траву вырастить, — улыбнулась Лизонька.

Оказалось, речь шла о двух разных Иванах. Никому не открывать ворота, кроме барыни, обещал Ванька-привратник, а вырастить удивительную траву, что никакого ворога не подпустит, — младший сын садовника.

А потом я прибегла к последнему средству. Тихо сказала на ухо дочке, и та запрыгала от радости.

— Правда привезешь, маменька?

— Правда-правда, — сказала я.

Лизонька-то обрадовалась, а вот у меня на душе осталось неизбывное беспокойство, когда я попрощалась с дочкой.

Обещанный акафист я отстояла предыдущим вечером, в присутствии множества мужиков, а главное, их баб и, конечно же, родни Демьяна. Спели красиво, а потом по моей просьбе отец Даниил прочел молитву о путешествующих, я же мысленно добавила: «И никаких приключений».

Увы, приключения начались в первый же вечер, на первой же ночевке. Ко мне подбежал Алексей — я давно не видела его столь удивленным.

— Эмма Марковна! — крикнул он. — Тут у нас оказия!

Алексей мог бы и не продолжать. Я расслышала издали знакомый звонкий смех, от которого у меня сжалось сердце. На секунду мелькнула безумная мысль про игрушку из прежнего мира, но я только печально вздохнула: нет, это не аудиозапись.

Это Лизонька.

Ну да, маленькая плутовка слишком часто гуляла по поместью и прекрасно разбиралась в его планировке. Дождалась, когда я на рассвете зайду к ней в спаленку поцеловать-попрощаться, выбралась во двор черным ходом и спряталась в фуражной телеге с запасом сена — взяли побольше, чтобы не искать лошадям корм в дороге. Мягко, уютно и незаметно. Спряталась вместе со своей куклой любимой, поиграла с ней да и заснула. Обнаружилась лишь под вечер — проснулась и захотела сделать пи-пи.

Для начала я похвалила себя, что одна из лошадей шла в поводу, да еще под седлом — мало ли что понадобится. Не прошло и трех минут, как самый молодой конюх Митяй уже несся в Голубки — спасать Павловну, да и не только ее, от вполне вероятного инфаркта.

Потом началось самое сложное. Ответы на два знаменитых русских литературных вопроса. Пусть еще не заданных, но мне от этого не легче.