"Фантастика 2025-37". Компиляция. Книги 1-23 (СИ). Страница 616
Шелковые или холщовые мешочки для заварки, правда, Николай Аграфенович назвал барскими вытребеньками, но согласился, что малыми партиями для путешествующих отчего бы не выпустить. Но тут большой прибыли не ждал — народ не привычен к такому, новую моду надо вводить, а это всегда непросто.
Патент на свечи и глицериновое мыло я продала. Все равно столько сырья в уезде не найдется, да и свечной заводик — я же не отец Федор, чтобы о нем мечтать. Заодно подсказала купцу несколько идей из будущего для рекламы мыла. На обертке все одно что-то надо печатать, да и в лавке, если повесить плакаты с хорошей картинкой и слоганом, продажи лучше пойдут. В витрину, опять же, вывеску… Здешних барышень в институте учили рисовать. Не на уровне настоящего искусства, но для эскизов вполне хватило. Розовощекие младенцы, каких следует купать особым мылом, нежные барышни и их белые пальчики в искристой пене с радужными пузырями.
Торговые партнеры было засомневались, но я предложила попробовать и лично нарисовала пару рекламных плакатов в большую скобяную лавку на центральной улице. И таки имела успех. Продажи мыла подскочили на двадцать процентов — это немало. После чего сомневаться в моих идеях купцы почти перестали. Почти — потому что я все еще оставалась женщиной, барыней и молодой вдовой. Существом, априори неспособным к разумной мыслительной деятельности. То, что сия деятельность наличествовала и начала приносить прибыли, а в будущем сулила еще бо́льшие, моим главным интересантом воспринималось на уровне чуда с цирковой обезьянкой. Ишь ты, какие фокусы выделывает, кто бы мог подумать?
Также договорились, что если уважаемый Николай Аграфенович захочет патент перепродать или сделать кому концессию, то мне — треть от суммы. Договор был составлен, подписан и оформлен со всеми двуглавыми печатями.
Задержалась я и для того, чтобы помочь наладить производство. Помещение купец живо нашел, сырье купил, людей дал своих. С ними и налаживала нехитрый процесс, сразу закладывая в него все требования техники безопасности и гигиены труда. Николай Аграфенович лично принял из рук в руки толстую тетрадь, где все было расписано: и как стеарин из сала варить, и как рабочий процесс наладить. И клятвенно обещал все прописанные условия соблюдать.
Я ему поверила. Собственно, и выбрала ведь этого мракобеса и ретрограда в том числе потому, что о нем шла твердая слава: мол, на сотрудничество идет с трудом и слово купеческое давать не любит. Но если уж дал — скорее умрет, чем нарушит.
А вот кондитерку пока буду делать сама. С реализацией купец мне поможет, наладит контакты с кондитерскими и трактирами. A большего пока и не надобно. С производством я тут справлюсь, как и со многим другим, что пока только в моей голове и планах.
Лошадки как раз и тянут сани с ингредиентами, оборудованием, специальной аптекарской посудой. Ярмарка в Нижнем — прав был Алексейка: если тут чего и нет, так разве что птичьего молока. Вот кстати! Торт «птичье молоко»… я его готовить умею. Но здесь пока нет нужных продуктов, в частности агар-агара. Подумаю об этом позже.
Совсем скоро, по весне, придет отдельный обоз с бочками — земляное масло мне отправит Николай Аграфенович после первой навигации, когда с низов Волги придут баржи с нефтью.
Будет, будет у меня керосин. И не только.
Лампы и светильный спирт мы обсудили, но оставили на будущее — я вспомнила историю с денатуратом. Это когда производитель чем только спирт для ламп не разбавлял, вонючим или вредным, чтобы его не пили. Но нашему народу все нипочем, в том числе и скипидар. Начнешь продавать топливо для ламп — оно по определению будет дешевле казенной или акцизной водки. Кто-то напьется и отравится, а государство нам головы открутит или взятками замучает. Во-первых, за торговлю тем горючим, во-вторых, за дурня, который по собственной глупости помер. Николай Аграфенович на мои опасения только кивнул и согласился дождаться керосина. А там и лампы поставим в производство.
Вот как вышло! Я приехала в город сомнительной прожектершей, а уезжаю — пайщицей акционерного общества, да и богачкой по уездным меркам.
Напоследок, когда все было подписано, договор спрыснули шампанским. Я позволила себе один бокал. Иван Ефимович проводил меня до саней. Я спросила:
— Не от вас ли вчерашние дары?
— От меня, — сказал приказчик. — Извините, Эмма Марковна, что деньги предлагал. А от подарков уж не откажитесь. Сам ходил выбирал, хотел вас порадовать. Сын-то у меня пока один.
Я решила Ивана Ефимовича не обижать. Только попросила повторить обещание — не мешать Степке дружить с Федькой.
Наш маленький обоз пересекал Волгу. Лед тут не брали, колея накатанная, можно, не беспокоясь, обернуться и не отрываясь смотреть на медленно уплывающий Нижний Новгород. Верхние и нижние посады уже не разглядеть, но кремль виден отчетливо.
— Барыня! Барыня…
Я обернулась и увидела всадника. Сразу узнала Ваньку, того самого сметливого парнишку, что иногда исполнял роль швейцара. Ванька прискакал на взмыленной усталой лошади. Подумала — под другим седоком пала бы.
— Эмма Марковна, хорошо, что вас встретил, — задыхаясь, сказал парень, будто сам бежал. — В городе-то как искать.
Судя по его лицу, ничего другого хорошего услышать мне не предстояло. Сердце сжалось, солнце скрылось за невидимым облаком, и вечерние тени легли раньше вечера.
— Эмма Марковна… Беда в усадьбе. Не уберегли!..
Ива Лебедева
Трудовые будни барышни-попаданки 2
Глава 1
Сани мчались ровной наезженной дорогой. Мне ни разу не пришло в голову подогнать Еремея — он делал все, что и должен был сделать в этой ситуации кучер-мастак. Гнал коней, но без предельного утомления, чтобы они не то что не задыхались, но даже не захромали и не сбавили скорость.
Спать я не могла, читать — тем более. Вспоминать те самые страшные минуты на волжском берегу не хотелось — они вспоминались сами…
Первый сладостный и малодушный порыв — стадия отрицания.
Не-е-ет! Это шутка! Я приеду в Голубки и узнаю, что пожара не было, а навстречу мне Луша выведет Лизоньку и Степку. За ними на крыльцо выползет Павловна и будет ворчать, что детки плохо одеты и надо не обниматься на холоде, а скорее бежать в дом.
Ванька, Ванечка, скажи, что ты пошутил! Я сердиться не буду, наоборот — награжу!
Нет. Гонец искренен и напуган, он говорит отрывисто и хрипло, пряча глаза. С конских губ падает пена. Коня надо расседлать, пусть отдохнет, бредя за гружеными санями. Перед этим немного поводить — нельзя остановиться после скачки. Еремей этим уже занялся.
Теперь вдохнуть-выдохнуть. И потребовать неторопливый, обстоятельный рассказ, а не поток бессвязных слов. Хуже, чем я боюсь, быть не может.
Пожар в коровнике начался поздно вечером, когда все спать собирались. До сеновала пламя не дошло, иначе сгорела бы вся усадьба. Когда залили и затоптали пламя, обнаружились следы поджога. Кто-то оставил в углу подожженную свечу — осталась грязная лужица несгоревшего воска.
Хоть и Масленица, нашлась трезвая голова, чтобы координировать действия добровольных спасателей — одних отправил на тушение водой и мокрыми рогожами, другим скомандовал выводить скотину. А еще позвать всю прислугу, в том числе Лушу и Аришу, помогать — встать в цепочку, таскать воду. Павловна прошлась по дому, собрала всех.
Ущерб оказался небольшим, лишь две коровы слегка обожглись. Надо узнать, кто распоряжался, не забыть поблагодарить-наградить.
Когда потушили и горняшки вернулись на барскую половину, вот тут-то и выяснилось — дети пропали. Все: и Аришин Прошка, и Лушин Степка… И Лизонька.
Первым спохватился Дениска. Увидел в потемках, как с крыльца выносят шевелящийся мешок, откуда доносится плач. Помчался к воротам, догнал сани, получил кистенем. Не сильно, на излете, уточнил Ванька, голова в крови, но говорит внятно и помнит все, что увидел. Правда, увидел немного: двое похищали, третий кучер. Сани — тройка.