Паладин (СИ). Страница 30

Он что, серьёзно рассчитывал угробить меня своим лабиринтом?

Смешной.

Я бы мог, наверное, сразу переместиться в логово Нарышкина, используя многомерность. Ничего сложного, да и расстояние смехотворное. Только нужно определить, где этот недоносок упрятал свои апартаменты. А ещё мне доставляет удовольствие разносить его дворец в хлам. Вместе со всеми системами безопасности. Потому что всё это унаследуют потомки князя, а по поводу их воспитания у меня иллюзий не возникает. Вот пусть и сосредоточат свои усилия на реконструкции, прежде чем начнут «подниматься из пепла» и вредить нормальным людям. Мне, например.

За очередным поворотом — длинный коридор.

И безликая стена, в которой нет даже намёка на дверь.

Значит, я у цели.

Не сбавляя скорости, достаю сакс и «аллигатор», проваливаюсь в зыбкое аморфное ничто. Вообще, это наш примитивный человеческий разум видит в многомерности серую фрактальную муть. Когда мы присматриваемся к иным измерениям, кружится голова, мозг отказывается давать оценку происходящему. Потому что не приспособлены мы к таким вещам. Даже я со своим божественным происхождением. А вот некоторые инфернальные твари чувствуют себя в многомерности как рыбы в воде. К счастью, по-настоящему сильных монстров, умеющих там ориентироваться, не так уж много…

Когда привычная реальность соткалась вокруг, я сразу начал стрелять.

Первую пулю схватил бросившийся на меня мужик с топором. Чуваку разворотило и выжгло полчерепа, не помог даже болтающийся на груди артефактный амулет. Вторая пуля досталась тощей стерве, попытавшейся схватить дробовик. Стерва сидела в кресле и смотрела телевизор, а дробовик лежал на журнальном столике. Впрочем, телевидение у подчинённых князя было своеобразное, с изюминкой. Там показывали подземную парковку и прогуливающегося между колонн Клавдия. И это при том, что камеры должны быть вырублены с нашего самолёта.

Девку отбросило в кресло с дымящейся чёрной дырой в груди.

Я не стал рисковать и контрольным выстрелом разнёс любительнице дробовиков голову.

Тут же перевёл пушку на девять часов и выпустил три пули в шуструю размазанную тень, но промахнулся. Против меня явно выпустили мету, закинувшегося кремом.

Воздушный щит снёс урода к дальней стене, и на пару секунд я увидел перед собой низкорослого японца с двумя короткими мечами в руках. Японец сполз по стене, встряхнул головой, но быстро очухался и снова ушёл в разгон. Срубив шустрика воздушным расширением, я тут же шарахнул заморозкой по площади и шлифанул всё это молнией. Говорю же: зачем мне клинки, если есть магия? Узкоглазый развалился на куски, а я шагнул к двери в соседнюю комнату.

Похоже, в центре дворца Нарышкин обустроил комфортные апартаменты, и я сейчас нахожусь в комнате отдыха для бодигардов. Это даже не СБ, а лично отобранные князем телохранители.

Дверь я разнёс молнией.

Внутри апартаментов никаких ловушек не было — князь целиком полагался на внешнюю защиту. И на своих безвременно усопших приятелей.

Переступив порог, я остановился на краю гостиной.

Нарышкина я узнал сразу по многочисленным фотографиям, хотя этот упырь и активировал дорогой иллюзатор. Сидит себе в необъятном кожаном кресле, ухмыляется. При этом черты лица постоянно плывут, взглядом не зацепишься. Плывут медленно, подобно тектоническим изменениям в земной коре. Думаю, раз в пять-шесть минут это лицо полностью обновляется, но не радикально, а с сохранением определённой степени родства. Такого собеседника сложно запомнить, его фоторобот толком не составишь, да и ментальные слепки ничего не дадут. Вряд ли сейчас это имеет смысл. Просто князь не изменяет устоявшимся привычкам. А так — вполне себе респектабельный мужчина, эдакий матёрый лев на пенсии. В строгом деловом костюме, явно пошитом на заказ. Сидит, бросает на меня ироничные взгляды и неспешно что-то записывает в блокнотик своей перьевой ручкой. От каждого аксессуара веет баснословными суммами, и даже воздух в этом недобункере пропитан запахом бабла.

Рядом с креслом стоят двое.

Девушка-японка неопределённого возраста в мешковатом спортивном костюме. Лицо — непроницаемая маска, которая вообще ничего не выражает. В каждой руке — тонфа. Чёрные, графитового оттенка. Длинными ударными концами к локтям. Японка стоит прямо, руки держит по швам и внешне никак не напрягается. Расположилась по левую руку от хозяина.

Справа — длинноволосый европеец. Низкорослый, но очень мощный, гора мышц. Бычья шея, выпирающая челюсть. Забавные круглые очки с радужным отливом. Волосы собраны в пучок на затылке и выглядят так, словно их покрыли известью. У этого кастет и внушительных размеров нож — изогнутый, как шашка или катана, только с утолщением в районе острия. Рукоять тоже выгнута, но в противоположную сторону. Если присмотреться, то можно увидеть, что навершие стилизовано под оскаленную пасть неизвестного индонезийского демона. Из глубин памяти всплыло название — голок.

Нарышкин дописал какую-то судьбоносную мысль, неспешно закрыл блокнот, навинтил на перо золотой колпачок. Вставил ручку в хитрый держатель у кожаного корешка.

— Брат Ростислав, — губы аристократа презрительно скривились. — Приятно, что вы нанесли мне визит вежливости.

— Прикрой пасть, — беззлобно ответил я. — Этих недоносков я отпускаю. А ты ещё поживёшь несколько дней. Повезло, что тебя хотят допросить в Ордене.

— Неслыханная щедрость, — голос аристократа был густым и авторитетным. Сразу чувствуется — арбитр. Привык решать серьёзные дела, вершить судьбы на уровне кланов. — У меня на этот счёт особое мнение.

— А оно меня не интересует.

Пожав плечами, князь убрал блокнот в нагрудный карман пиджака.

— Я тут подумал, юноша, что будет забавно… если вы встретитесь с мастерами, освоившими тонфы и большие ножи. Вроде вашей железки. Но диалог не совсем справедливый. У вас ведь при себе огнестрел. Закон Меча, и всё такое.

Дешёвое взятие на понт.

Прикол в том, что я могу себе это позволить.

Молча убираю пистолет в кобуру.

— Вот, — удовлетворённо кивнул Нарышкин. — А говорили, что у инквизиторов нет чести.

Лёгкое движение пальца — и японка срывается с места. Как спущенный с поводка пёс. Телепортируется мне за спину и, не глядя, бьёт локтем назад. Туда, где осталось пустое место. Из длинного конца палки с тихим шелестом выезжает лезвие длиной в ладонь.

Я с усилением бью японку под колено. Нога девушки подламывается, но она успевает исчезнуть и материализовать справа от меня. Серия быстрых ударов тонфами. Крепкая, зараза. Я должен был сломать ей кость по всем законам логики… А, понятно. Очередной амулетик.

Каждый удар сопровождался выездом лезвия.

Первые два выпада не достигли цели, третий слегка задел моё предплечье… и нехило просадил доспех! Вот вам и честный поединок.

Шагнув вперёд, я ударил девушку раскрытой ладонью в грудь.

Ледяная стужа вырвалась в мир, разбежалась по телу японки синими дорожками, проморозила азиатку до самых костей.

Удар.

Осколки головы осыпаются на персидский ковёр.

Делаю шаг вперёд.

И тут же в мою сторону несётся здоровяк. Стужу он игнорирует. Краем глаза успеваю заметить рубиновые индикаторы, охватившие запястье длинноволосого.

Сила позволяет мне двигаться быстро.

Поднырнув под голок, выбрасываю руку с саксом и всаживаю лезвие в грудь качка. Добавляю огня и загоняю клинок ещё глубже. Левой рукой перехватываю кисть с голоком, не позволяя нанести предсмертный удар.

Здоровяк оседает мне под ноги.

Чтобы пробить артефактную защиту, мне потребовался вагон энергии. Браслет на запястье телохранителя рассыпался серым пеплом, не выдержав этого шквала.

А что мне?

Восьмая оболочка — это вам не шутки.

Сзади повалились на пол останки девушки. Жаль, прикольная статуя могла получиться. Хоть и без головы. Но есть же безрукая скульптура, по телевизору показывали. Античное искусство, ага.

Нарышкин продолжал механически улыбаться, но из его глаз веселье исчезло напрочь.