Нок-Сити (ЛП). Страница 45

— Мы нашли твою беглянку. Приезжай в дом стаи Кровавой Луны как можно скорее. — Затем я повесил трубку, не дожидаясь его ответа. Я знал, что он, Меррик и Фауст скоро будут здесь.

Кристоф, почувствовав, что состояние пациентки стабильное, пощупал ее пульс и нет ли температуры, достал большой шприц из своей медицинской сумки. Она была вялой, как мертвое тело, и даже отсюда я мог сказать, что ее пульс был слабым. Через что бы она ни прошла, это было тяжело. И все же было трудно испытывать хоть какое-то сочувствие к дочери одного из самых презренных людей на планете.

Он подошел к ней с непринужденностью уверенного в себе и опытного врача и медленно ввел прозрачное вещество ей в предплечье. С того места, где я стоял, я почувствовал резкий запах — жидкий адреналин. Через несколько секунд девушка вскочила со своего места на диване, белые волосы развевались вокруг ее головы. Каждый волк в комнате пригнулся и был готов защищать своего альфу.

Она встала и двигалась быстрее, чем могла бы двигаться любая человеческая женщина, скорчившись в защитной позе на полу, лицом ко мне и моим охранникам. Когда я посмотрел Сиренити Харкер прямо в глаза, мне показалось, что время, мир и вселенная перестали существовать. Моя кровь закипела, а зубы вытянулись из десен. Когти заменили мои ногти, когда я частично превратился. Потребовалось огромное самообладание, чтобы не выпустить своего волка на свободу, когда я понюхал воздух. Еще больше этого медово-цветочного аромата ударило в меня, как взрывной шар, заставив мой член мгновенно затвердеть. Я почувствовал потребность трахаться, разрушать и брать.

Она не отводила взгляда. Не могла. Я тоже не мог. Мир потемнел со всех сторон, и единственный свет, казалось, исходил от ее белокурых волос, которые каскадом ниспадали на бедра. Боковым зрением я наблюдал, как Гарет потянулся к ней, прежде чем она успела издать хоть один рык. Он потянулся к ее шее, обхватив рукой за горло, и яростно прижал ее к стене.

Я двинулся с места прежде, чем осознал, что делаю, двигаясь так быстро, что казался размытым пятном. Вскоре я оторвал Гарета от Сиренити и швырнул через всю комнату, как будто он был не более чем мешком с камнями. Стена треснула в том месте, где он ударился, и он мгновенно превратился в своего волка, стряхивая осыпающуюся штукатурку и рыча. Рычание сорвалось с моих губ, когда другие волки сделали гигантские шаги назад, их взгляды метались между Гаретом, девушкой, а затем мной. Я тяжело дышал, мысленно пробегая милю в минуту, и не знал, на чем сосредоточиться.

Гнев прокатился по мне, когда мой мозг продолжал вспоминать руки Гарета на ее жемчужной коже, сжимающие трахею. Он был верным кузеном и правой рукой волка, и все же у меня возникло мгновенное желание оторвать ему руку начисто.

— Что ты делаешь, Альфа?! — Крикнул Кристоф, стоя в углу комнаты, все еще сжимая в руке шприц.

Я зарычал на него, и даже вырвавшийся из моего все еще человеческого рта звук был достаточно угрожающим, чтобы доктор отвел глаза в знак покорности. Я мгновенно понял, что происходит, но мой разум боролся зубами и ногтями, чтобы отвергнуть это. Я упорно боролся, чтобы подавить первобытную потребность, текущую по моим венам, потребность доминировать, требовать. Мои глаза снова встретились с глазами девушки — эти малиново-шоколадные глубины, такие глубокие, темные и полные боли, поглощали меня. Я злился на любого, кто осмеливался показывать это там. Кровь все еще покрывала ее ангельское личико, но ярости, сверкавшей в этих глазах, было достаточно, чтобы я чуть не упал на колени.

Вместо этого я двинулся вперед, расправив плечи и разминая наполовину сдвинутые когти. Ее глаза все это время не отрывались от моих. Я смутно ощутил изменение в воздухе, запах вампиров, когда в комнату вошли трое мужчин. В глубине души я знал, что Атлас, Меррик и Фауст присоединились к нам в доме стаи, но все это не имело значения прямо сейчас, когда я столкнулся нос к носу с Сиренити Харкер. Я почувствовал, как одно слово клокочет у меня в груди, готовое вырваться наружу подобно раскату грома.

Я больше не мог сдерживаться. Я не мог бороться с этим. Я отказывался бороться с этим. После более чем тысячи лет ожидания и надежды я позволил себе произнести слово — Пара.

Конец первой книги