Зимние интриги (СИ). Страница 43

Он подал мне сливочник, но я отказался.

— Да, назначение придет со дня на день. Впору делать ставки, в какой Усть-Пердольск забросит меня Шереметева.

Матушка гневно нахмурила идеальные брови:

— Алексей! Что за выражения!

— Прошу прощения, матушка.

— Но Алексей прав, — сказал отец, перелистывая страницу. — Пусть мы и помогли Шереметевой, я не думаю, что она так быстро сменит гнев на милость.

— Разве ей не надоело отыгрываться на нашем сыне? — возмутилась матушка.

Я усмехнулся.

— Отыграться у нее не вышло, как мы все знаем. Я — старлей, лучший курсант первого потока, и мы знаем о ее превосходительстве такое, что лучше бы ей с нами не ссориться.

Виктор многозначительно кивнул.

— Да, партию ты разыграл прекрасно, Лёша. Мое почтение.

— И все же от Шереметевой можно ожидать чего угодно, — отметил отец. — Будь начеку, сын.

Я молча кивнул светлейшему князю и пригубил кофе.

Когда слуги убрали основное блюдо и подали десерт и кофе, в комнату вошла Яна. Как всегда, в безупречно отглаженном костюме с юбкой, на высоких каблуках, волосы убраны в строгий пучок — прямо победительница конкурса «Секретарь года».

— Почта, ваша светлость.

На подносе было немало писем. Как обычно, стопка корреспонденции для родителей, несколько официальных конвертов для Виктора…

— Это для вас, ваша светлость. Пришло полчаса назад.

Я даже не сразу понял, что она обратилась ко мне. Оглянувшись на Яну, я увидел, что она протягивала мне конверт из плотной белой бумаги.

— Не похоже на любовную записку от княжны Юсуповой, — улыбнулась Таня.

Я взял письмо и взглянул на печати — герб Министерства внутренних дел и герб Спецкорпуса.

Виктор приподнял бровь.

— От кого письмо? — спросил он, перекладывая свои конверты.

— Со службы, — коротко ответил я, вскрывая конверт ножом для писем.

Матушка тут же подалась вперед с интересом.

— Должно быть, это уведомление о распределении, — предположила она. — Ну, читай же быстрее, Алексей!

Я развернул письмо, пробежал глазами первые строки — и едва не поперхнулся кофе.

— Что там⁈

Виктор мгновенно выдернул лист у меня из рук и сам начал читать. Его брови удивленно поползли вверх.

— Ну? — нетерпеливо спросил отец, вытянув руку. — В чем дело, сыновья?

— Это… — брат уставился на меня, всеми силами сдерживаясь, чтобы не заржать. — Это весьма неожиданно…

Он передал письмо родителям. Отец прочитал, нахмурился и переспросил, словно не веря своим глазам:

— Адъютант генерал-лейтенанта Шереметевой⁈ Не может быть!

— Что? — матушка поставила чашку на стол и почти что выхватила несчастную бумагу из рук отца.

Я скривился, покрутив в руках кофейную чашку. Я ожидал чего угодно, но не этого.

Адъютант? Серьезно? Мальчик на побегушках в кабинете?

Я годам служил в боевых подразделениях, отлично знал, как сражаться с Искажениями, умел очищать пространство и обладал уникальными способностями.

И теперь — в посыльные?

— Нет слов, — только и смог проговорить я. — Литературных.

Матушка, напротив, выглядела довольной.

— Это прекрасная новость, Алексей! Ты останешься в Петербурге и даже сможешь бывать дома. Быть может, выбьешь право ночевать здесь, а не в казарме. Да и находиться в окружении таких людей, как Шереметева, тебе только на пользу! Что бы мы о ней ни говорили, но связей у нее достаточно…

Отец мрачно посмотрел на меня и усмехнулся.

— Видимо, Шереметева решила закрыть гештальт, взяв другого Николаева к себе на личную службу.

Виктор все же не выдержал и расхохотался.

— Нет, до чего же это иронично, — смахнув слезу, он уставился на меня. — И стоило для этого становиться Черным алмазом…

— Заткни варежку, братец, — хмуро сказал я и поднялся из-за стола. — Спасибо за завтрак, передайте повару мою благодарность за сырники. А сейчас я должен откланяться.

Родители переглянулись.

— Куда ты? — забеспокоилась матушка. Видимо, физиономия у меня была настолько суровая, что даже ей стало не по себе.

— К своему новому начальству, — буркнул я и вышел из столовой.

Видит бог, этот день должен был пройти совершенно иначе.

— Постарайся не убить ее! — крикнул мне вслед брат.

Я припарковал Барсика напротив главного входа в Михайловский замок.

Взглянул в зеркало, поправил воротник мундира. Во внутреннем кармане похрустывало уведомление о назначении.

— Что ж, сейчас разберемся, какого черта, — проворчал я под нос и вышел из машины.

Настроение было мерзкое. И оно становилось все хуже по мере того, как я видел широкие улыбки знакомых мне сотрудников.

— О, старший лейтенант Николаев, — поприветствовал меня охранник на посту. — Вы же вроде как с завтрашнего дня заступаете?

Я дежурно расписался в журнале и выдавил из себя улыбку.

— Решил прояснить все вопросы до выхода на службу.

— Это вы мудро поступили…

Мне не нравилось, что приказ уже был разослан всем — даже охранники на всех постах уже обо всем прознали. Я взбежал по лестнице на второй этаж, прошел еще пару постов и, наконец, оказался перед дверями кабинета Шереметевой.

Двое дежуривших ребяток поприветствовали меня и тоже удивились.

— Вы же вроде с завтрашнего, господин Николаев.

— Ее превосходительство у себя? — Спросил я вместо ответа.

— Да…

— Тогда я зайду.

Не дожидаясь ответа, я резко потянул на себя незапертую дверь.

Шереметева как раз говорила с кем-то по телефону, делая пометки в ежедневнике, а Боде копался в кипе бумаг, что-то бормоча себе под нос.

Увидев меня, Боде удивленно приподнял голову, а Шереметева, не прерывая разговора, жестом велела ждать. Закончив, она подняла на меня ледяной взгляд.

— Старший лейтенант Николаев, — ровным голосом произнесла она. — Что-то случилось? Вы прибыли на службу на день раньше.

Я достал из внутреннего кармана конверт и бросил на стол перед начальницей.

— Ваше превосходительство, я получил уведомление о своем назначении. И я полагаю, что его целесообразность заслуживает немедленного обсуждения.

Я застыл перед массивным дубовым столом, сложив руки за спиной, и внимательно смотрел на Шереметеву. В воздухе повисла напряженная тишина.

— Боде, принесите мне из канцелярии копию отчета снабженцев за прошлый квартал, — сказала она, метнув взгляд на адъютанта. — Живо.

— Есть, ваше превосходительство!

Он сразу понял, что его просто выставили за дверь, и спешно ретировался от греха подальше. Пока он не ушел, мы с Шереметевой молча испепеляли друг друга такими взглядами, что воздух едва не вспыхнул.

— Я хочу оспорить свое назначение, — произнес я четко и без колебаний, когда Боде вышел.

Шереметева медленно подняла взгляд от бумаг, сложенных перед ней на столе. Она молчала пару секунд, оценивающе разглядывая меня, затем скрестила руки на груди.

— Какое дерзкое заявление, Николаев, — холодно заметила она. — И вы решили высказать его в присутствии моего подчиненного? Вы в своем уме, Николаев? Или субординация больше ничего для вас не значит?

Ее голос был ровным, но в нем звучала явная сталь.

— Я в своем уме, Лариса Георгиевна, — процедил я, сдерживая раздражение. — Вы пытаетесь забивать гвозди микроскопом. Моя стихия — работа в поле. С аномалиями и последствиями. Я был лучшим на курсе, я могу собрать сильную команду и обучить сотни людей бороться с этим явлением. Вместо этого вы предлагаете мне заниматься бумажной работой и сопровождать вас на официальные встречи?

Шереметева не сразу ответила. Она откинулась на спинку кресла, её глаза потемнели, и я ощутил в ней ту хищную настороженность, которая всегда проявлялась, когда что-то шло не так, как она планировала.

— Вы преступно недальновидны, Николаев, — произнесла она наконец. — Во-первых, я могу доверять вам. Насколько вообще можно доверять кому-либо в этой среде. Во-вторых, у вас и вашей семьи слишком много недругов, и мне бы не хотелось, чтобы они нашли возможность избавиться от вас, пока вы будете шастать один в какой-нибудь провинции. В Петербурге избавиться от вас будет сложнее. И третье, самое важное: вы должны научиться управленческой работе. Это не просто бумаги. Это стратегическое планирование, политика, контроль ресурсов.