#4 Печать Пожирателя (СИ). Страница 55

Честно говоря, раньше я ничего подобного не видел.

Ножка стола начала резка разрастаться, изменяться — и превращаться в быстрорастущее дерево! Ствол утолщался и закручивался, ветви раскидывались в стороны, на них появлялись листья…

Со скрежетом дерево вытянулось до потолка, без труда продавило потолок — на оборудование колдуна и пол посыпались камни и пыль — и исчезло где-то на первом этаже. Это продолжалось ещё несколько секунд, а затем всё остановилось — и затихло.

Синицын — худой, с измождённым, заострённым лицом и крючковатым носом, с пронзительно синими глазами и торчащими во все стороны седыми волосами — встал и повернулся ко мне.

— Ты уничтожил… Ты забрал её у меня! — прорычал он, и на его пальцах заплясали огни магии света, — Ты… Ты…

Он трясся, как лист на ветру, я чувствовал клокочущую в нём ярость — но ударить не позволил. Страх как раз накопился — так что я жахнул по магу с такой силой, что у него подкосились ноги, он упал, прижался спиной к только что выросшему в подвале дереву, и спрятал лицо в ладонях.

— Нет-нет-нет! Не надо, пожалуйста!

Я тут же оказался рядом, сорвал с шеи колдуна защитный амулет, затем снял с пальца такой же защитный перстень — и вцепился ему в ключицу стальной хваткой.

А затем начал выкачивать энергию, не забывая продавливать страх и дальше, чтобы он не сообразил, что к чему.

Объём энергии у этого доходяги, честно признать, меня удивил. Кажется, я впервые попытался опустошить кого-то ранга Знатока — и получилось это сделать с трудом.

Спустя несколько минут в его искре почти не осталось энергии и я, смахнув со лба пот, сбавил накал страха — чтобы скулящий Синицын мог хоть как-то соображать.

— Кто… Кто ты такой⁈ — прошептал он.

— Тот, у кого твоё изобретение отнимает жизнь, сволочь, — жёстко ответил я, и тряхнул его, — Артефакторные барокамеры в «Тихом месте»!

— Но я не… Я…

— Давай-ка ты соберёшься, Андрей Фёдорович — и выложишь мне всю структуру своего долбаного проклятья, чтобы я мог от него избавиться. И тогда, может быть, я оставлю тебя в живых! И даже не стану закладывать властям!

К тому моменту, как я произнёс эти слова, голова трещала просто невыносимо — так что пришлось погасить накал управляемого страха до нуля. И это стало заметно сразу.

— Властям⁈ — Синицын хрипло рассмеялся, и попытался сбросить мою руку с плеча, но тут же получил зуботычину.

Его глаза сверкнули, он попытался дотянуться до своей магии — и обнаружил, что её почти не осталось.

Лицо колдуна вытянулось от удивления.

— Но как⁈

— Лучше заткнись, и отвечай на вопросы!

— Да пошёл ты! — он попытался плюнуть мне в лицо, но я уклонился, и снова ударил мужчину в нос.

Он хрустнул, брызнула кровь, но вопреки всему, Синицын только рассмеялся.

— Пошёл ты! Пошёл ты, слышишь! Нихрена я тебе не скажу! Ты уничтожил всё, над чем я работал! Ты отнял у меня… Отнял у меня…

Он зашёлся хриплым кашлем, а я, нахмурившись, отпустил его и отступил.

Можно было, конечно, попробовать пытки… Или вырубить его, восстановиться после эмоциональных ударов, и попытаться снова… Но может, сначала поговорить? Всё равно он «пустой», магией ничего мне сделать не сможет…

Превозмогая вспыхнувшую вновь головную боль, я ощутил, как от колдуна исходят сильные волны сожаления, злости и апатии. Как это вообще сочетается⁈

— Послушай, Андрей Фёдорович, — дождавшись, пока он прокашляется, я присел на корточки рядом с ним, — Твои барокамеры заражают пациентов «Тихого места» частицами проклятий и вытягивают из них жизнь. Из меня — в том числе. Я не хочу умирать, и убивать тебя не хочу. Но если придётся — я выверну тебя наизнанку и вытащу всё, что ты знаешь.

— Ха-ха-ха! — хрипло рассмеялся колдун, и снова облокотился на дерево. Затем повернулся, осмотрел его, и лицо мужчины передёрнула болезненная судорога, — Валяй… Всё равно ты лишил меня смысла жизни…

— Да какого смысла жизни⁈ — фыркнул я, — Отбирать чужую и забирать себе? Вампир недоделанный…

— Я делал это не ради себя!

— Ну да, ну да… И девчонку ту тоже не ради себя убил? Год назад?

— Заткнись! — зарычал Синицын, вскочил на ноги — и получив несильный тычок в грудь, рухнул обратно под дерево, — Заткнись, ты! Не смей даже говорить о ней!

До меня докатились волны такого сожаления, такой сильной боли, что я и сам почувствовал всё это явно — будто это были мои собственные эмоции.

— Почему, Андрей?

— Потому… Что это была моя дочь…

— Та-а-а-ак… — протянул я, охренев от такого поворота событий, — Вижу, не всё я про тебя правильно понял, господин Синицын… Рассказывай.

— Пошёл ты!

— Рассказывай! — рявкнул я, и снова надавил на мужчину страхом — перед глазами тут же заплясали круги…

Проклятье… Ещё пару раз, и я просто вырублюсь… Надо завязывать.

Мой метод не сработал, потому что Синицын молчал — и тогда я надавил на него сочувствием — тёплым и спокойным…

— Прошу, Андрей. Расскажи, что блин с этими барокамерами произошло? Почему погибла твоя дочь? Зачем ты использовал в них проклятья? И как мне от них избавиться? Расскажи. Я пришёл только за этим — чтобы спасти свою жизнь, и… Жизни других пациентов. Если ничего не сделать — все они погибнут, рано или поздно.

На этот раз мои слова, подкреплённые эмоциями, достигли своей цели — Синицын посмотрел на меня совсем по-другому!

— Те артефакты… Барокамеры — изобрёл я. Но так, как работал в клинике, патент официально принадлежал ей, и Геллерштейна, как директора, внесли в список создателей… Но он не имел к ним никакого отношения!

— Об этом я уже догадался. Но скажи мне вот что — он знал, что в твоём изобретении спрятано проклятье?

— Да не было там никакого проклятья! — скрипнул зубами Синицын, — Не было! Барокамеры были сооружены без единого изъяна! Они не были прокляты! Скажу тебе больше, неизвестный юноша — они не только усиливали искры, но и собирали с пациентов все магические негативные эффекты!

— То есть, это не ты подсадил проклятья в барокамеры? — нахмурился я.

Если так — придётся возвращаться в клинику, но на этот раз — с тяжёлой артиллерией в виде инвкизиции. И один Эфир знает, что тогда Юсупов начнёт из меня вытягивать…

— Я.

Ответ снова заставил меня нахмуриться.

— Не понимаю.

Синицын вздохнул, провёл ладонями по лицу.

— За свою разработку я получил привилегию от клиники — возможность бесплатно улучшить энергетику моей дочери, Настеньки… Когда ей исполнится восемнадцать лет. Это случилось чуть больше года назад, и Геллерштейн выполнил своё обещание — принял её вне очереди. Но целителям, как и обычным врачам, запрещено оперировать своих родственников. Так что… Настенькой профессор занимался лично.

Синицын замолчал, и я не стал его торопить.

— Что-то пошло не так… — наконец, произнёс мужчина, и по его щеке скатилась слеза, — Что-то в тот проклятый день пошло не так… И вместо того, чтобы укрепить энергетику Настеньки, Геллерштейн вытянул из неё все жизненные силы… Почти все…

Я молчал, осмысливая услышанное.

— Он убил её… Моя девочка… Моя дочка… — Синицын всхлипнул, — Жизнь из неё ушла так быстро, что я даже не успел вытащить её из этого долбаного артефакта!

Он заплакал, и я, чувствуя его боль — уже не с помощью своих способностей, а простым человеческим состраданием — сел рядом с ним и положил руку на плечо колдуна.

— Мне жаль, Андрей… Мне очень жаль…

— Также сказали и они! — прорычал сквозь всхлипывания мужчина, — Точно также! И знаешь, что они сделали?

Я отрицательно покачал головой.

— Они захотели замять это! Просто… Просто заплатить мне денег и сделать вид, что Настенька была слабой, и потому не выдержала процедуры… Потом Геллерштейн начал что-то мямлить о том, что всё можно списать на неполадки в аппаратуре… А я… Я много что сказал ему в тот день… И это была ошибка. Потому что уже через день меня задержали для допроса… Этот проклятый профессор подключил все свои связи, чтобы выйти сухим из воды. И виноватым сделали меня… Якобы, я допустил ошибку при проектировании барокамер. И вот уже тут к ответу призывают только меня, а Геллерштейн, который так хотел быть соавтором патента — всего лишь свидетель… Потом начали всплывать всё новые и новые лживые доказательства… Дошло до того, что всё выставили так, что это я проводил ту процедуру!