Воин (ЛП). Страница 44

— Кроме шуток.

— А я и не шучу, — глаза шотландца блеснули, а затем стали смертельно серьезными. — Все завит от того, окажется это Киранн или кто-то другой. Если Киранн, то, боюсь, я придушу его прежде, чем мы успеем обсудить, через что он заставил пройти нашу семью.

Кэт прищелкнула языком в ответ на эту напрасную угрозу:

— Я знаю, что ты не такой плохой. Скорее всего, ты обнимешь брата и пригласишь его вернуться домой.

Лэрд усмехнулся:

— Да, но все-таки желание придушить его будет велико.

— Но ты ведь сдержишься.

Мак-Аллистер взял руку, которой принцесса касалась его, и начал неспешно перебирать девичьи пальцы. Прикосновение горца вызвало дрожь в теле Кэт.

— Твоя вера в меня велика, — заметил Локлан.

Катарина наморщила нос и отозвалась:

— Да. Ведь я тебя знаю. Ты же зануда.

Горец покачал головой в ответ на ее поддразнивание. Если бы кто-то другой сказал ему такое, он бы смертельно обиделся. Но в устах этой девицы все оскорбления звучали, скорее, как слова нежности.

Что-то было с ним не так.

А затем мысли Мак-Аллистера вернулись к Киранну. Живот его скручивало в узел от сомнений, но присутствие Кэт успокаивало. Лэрд верил, что пока она рядом, все разрешится самым правильным образом. Впервые в жизни у него было такое чувство.

Катарина — самое настоящее сокровище!

Горец повернул голову к Пустельге:

— Ты не оставишь нас на минутку?

Тот сперва даже не пошевелился, словно ему потребовалось время, чтобы понять, что обращаются именно к нему.

Затем он ответил:

— Да, — и в мгновение ока покинул комнату.

Такое проворство ошеломило Локлана:

— Этот человек всегда перемещается слишком быстро.

Кэт кивнула:

— Временами он кажется таким загадочным.

Но Мак-Аллистер собирался обсудить вовсе не это. У него были гораздо более серьезные темы для разговора. Он взял руки Катарины в свои ладони, крепко сжал и повернулся к ней всем телом. Любопытство в глазах принцессы обожгло шотландца, и на один удар сердца его храбрость пошатнулась.

Однако жар девичьих рук вдесятеро укрепил его решимость и снова вернул способность говорить:

— Я хочу быть с тобой, Катарина.

Кэт озадаченно сдвинула брови:

— Но ты и так со мной.

— Нет. Я не это имел в виду.

Горец проглотил комок в горле и заставил себя произнести то, что на самом деле подразумевал:

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

От этих слов у Кэт перехватило дыхание. Она и мечтать не смела, что этот мужчина когда-нибудь скажет ей такое. Часть ее все еще не была уверена, что это не сон и не ошибка.

Локлан Мак-Аллистер хочет на ней женится?

Это невообразимо! И все же это было исполнением ее мечты. Хотя Катарина осознавала, каких жертв такое решение потребует от лэрда. А было ли это ясно ему?

— Локлан… Я… Ты понимаешь, о чем просишь?

Взгляд шотландца обжег ее своей убежденностью:

— Более чем.

Кэт не ощущала такой уверенности:

— Ты знаешь, что мой отец сделает, если узнает об этом?

— Мне плевать.

Глаза Катарины наполнились слезами:

— Твой клан…

— Его может возглавить мой брат. Брейден стал бы… — Мак-Аллистер замялся, словно на ходу меняя то, что собирался сказать, — достойным лэрдом.

Кэт засмеялась, отказываясь верить, что горец на самом деле оставил бы ради нее своих людей:

— Мой отец никогда не прекратит за нами охотиться. Он обещал меня другому, а король Франции не любит поражений.

Локлан усмехнулся ее страхам:

— Как и мы, шотландцы. Вспомни: мы — единственная страна, которую не смог покорить Рим. Им пришлось выстроить стену, чтобы защищаться от нас.

Катарина снова рассмеялась при этом напоминании о Вале Адриана, который и вправду был построен именно по этой причине.

— Если ты согласишься выйти за меня, я не могу сказать точно, сколько времени нам будет отпущено. Но я могу обещать, что будь это всего лишь один день или многие годы, каждый из них будет наполнен моей любовью к тебе.

Эти слова пронзили сердце Кэт, причинив боль, и она коротко всхлипнула. Ни один мужчина не говорил ей такого, и никто не обращался к ней с такой искренностью. Девушка бросилась на грудь Локлану и обняла его. Чувства захлестывали и душили ее, накатывая волнами и лишая способности говорить. Все, что она сейчас могла — лишь ощущать, как велика ее любовь к этому человеку, и как сильно ей хочется провести остаток своей жизни с ним.

— Катарина?

Она услышала неуверенность в его голосе.

— Я хочу быть с тобой, Локлан, — тихо произнесла принцесса прерывающимся голосом. — Действительно хочу. Но не могу, если это будет сто́ить тебе жизни.

Она отстранилась от собеседника, чтобы заглянуть ему в глаза:

— А я знаю наверняка, что так и будет. Я не удовольствуюсь лишь одним часом. Я жадная женщина и хочу, чтобы ты был со мной всегда.

— Тогда мы сбежим.

Кэт покачала головой:

— Дело не в тебе, и мы оба это знаем. Ты не трус, Локлан Мак-Аллистер. Я видела, как ты стоял решительно и гордо в таких переделках, когда другой взмолился бы о пощаде. Ты таков, какой ты есть, и за это я тебя люблю. Я не хочу, чтобы ты в угоду мне пошел против своей натуры. Ни тебе, ни мне это не принесет счастья.

Катарина хотела сказать, что ей достаточно уже того, что горец пожелал вместе с ней пуститься в бега.

Но на самом деле ей этого не достаточно. Она хотела быть с ним, и ее злило, что что это невозможно. Так нечестно и неправильно.

Локлан нежно поцеловал девушку в макушку и прижал к своему сердцу. Закрыв глаза, он уже приготовился услышать в голове голос своего отца, распекающего его. Но в мыслях была лишь тишина.

Как это странно, что лишь Катарине удалось подавить жестокость и оскорбления, тянущиеся из его прошлого!

Она приносила умиротворение.

Пустельга, коротко постучавшись, открыл дверь и вошел в каюту:

— Прошу извинить, но на меня уже начали глазеть в коридоре.

Кэт отодвинулась от Локлана, а следопыт вернулся на свой наблюдательный пост.

В каюте повисло неловкое молчание. Катарина хотела заговорить, но не решилась озвучить свои заботы в присутствии постороннего.

Время тянулось медленно. Наконец Пустельга сказал:

— Кстати, — тут он остановился и повернул голову к паре на полу, — я знаю, что это не мое дело, но мне кажется, что люди больше сожалеют о вещах, которые они не сделали, чем о тех, которые совершили.

Он снова вперил взгляд в морскую даль и произнес с такой болью, что та отдалась в груди Катарины:

— Когда-то у меня была леди, которую я любил больше собственной жизни и которая упрашивала меня остаться с ней и не уезжать в Утремер. — следопыт устало выдохнул. — Я не прислушался к ее мольбам. Я хотел отправиться за море, заработать денег и добыть земли для нас, чтобы я мог обращаться с этой девушкой, как с королевой, каковой она и была в моих глазах. Но я отсутствовал так долго, что она сочла меня погибшим и вышла за другого.

С печальным лицом Пустельга помолчал и продолжил:

— И с тех пор каждый миг своей жизни я сожалею, что не остался с ней, когда в день нашего расставания она умоляла меня не уезжать. Я думал, что нам не на что надеяться из-за препятствий, с которыми мы столкнулись. Но, пытаясь в одиночку обеспечить наше будущее, я добился лишь того, что мы все потеряли.

Следопыт обернулся и посмотрел суровым, предостерегающим взглядом:

— Полагаю, Страйдер прав. Мы получаем проклятие или спасение за свой выбор. Не позволяйте страху принимать решение за вас. Пока я был в аду, я узнал там две вещи. Первое: гораздо легче встретиться с дьяволом лицом к лицу и сражаться с ним, если ты не один. И второе: то, что ты представляешь во тьме своего ума, всегда страшнее, того, что происходит на самом деле. Дьявол всегда проиграет, моргнув первым. Стой твердо и ничего не бойся.

Кэт вытерла одинокую слезу, вызванную этими словами и звучавшей за ними болью, которую Пустельга так тщательно пытался скрыть. Но ради будущего своих спутников он решился обнажить перед ними свои шрамы. Это многое говорило о нем, и Катарина пожалела ту леди, которая на свое несчастье отпустила его за моря.