Элегия войны (СИ). Страница 26

— Я рада видеть тебя, мой мальчик, — сдержанно улыбнулась алавийка, действительно испытав прилив воодушевления при появлении сына.

— Взаимно, мама, — ровным тоном отозвался молодой человек.

И вновь Лаайду кольнуло то, как холодно он с ней говорит.

— Ты давно не приходил ко мне, — пожаловалась женщина.

— Извини, у меня было много дел. Насшафа хорошо за тобой ухаживает?

— Да, пожалуй, прекрасно. По сравнению с тем, что я слышу из соседних застенков, у меня тут просто рай, — грустно усмехнулась пленница.

— О, так алавийцам тоже знакома концепция рая? — вежливо удивился нор Адамастро.

— Тоже? Это исконно наше понимание посмертия. Я поражена, что оно известно людям.

— Ладно, закроем тему. Я хотел поговорить с тобой совсем об ином.

— Так и о чем же, мой мальчик?

— Ты хочешь обрести свободу? — понизил голос Ризант.

От прозвучавшего вопроса Лаайда поперхнулась. Но потом глубоко вдохнула и, тщательно скрывая внутреннюю дрожь, произнесла:

— Очень…

— Но ты же понимаешь, что я не могу рисковать собственной безопасностью? — неспешно подводил собеседницу к какому-то выводу Адамастро.

— Да, Риз, безусловно. Я узнала слишком многое…

— Именно. И прежде, чем я отпущу тебя, мне следует убедиться, что клятва, данная тобой, не угрожает моей фамилии. Скажи, мама, если я дарую тебе свободу, то о чем ты сможешь умолчать пред ликом старейшин?

— О многом, — облизала она пересохшие губы.

— Обо мне?

Лаайда кивнула. Ведь чтобы условия клятвы вынудили её признаться командирам в существовании сына-полукровки, вопрос должен быть очень четко сформулирован. Да и тогда у неё останется некоторое пространство для манёвра.

— О Гесперии?

Снова кивок.

— А о Нес-Хеенсе?

Вот тут женщина судорожно выдохнула и досадливо закусила губу. Она понимала, что скрыть подробности о судьбе своего соратника не выйдет. Допрашивать о нём Лаайду будут очень тщательно и дотошно. И Ризант эту короткую заминку уловил сразу же.

— Что тебе нужно знать о Хеенсе, чтобы суметь сохранить мои тайны? — деловито спросил желтоглазый аристократ.

— Мне больно это говорить, Риз, ведь речь идёт о моём соплеменнике, но… — алавийка медленно прикрыла глаза, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. — Но наилучшим выходом будет моё знание о том, что он мёртв.

— Я понял тебя, мама. В таком случае, пойдем со мной.

Сын отвернулся к двери, а в камеру бесшумно, словно призрак, скользнул силуэт альбиноски. Она умело отстегнула замки, фиксирующие цепи кандалов, и, пока Ризант не смотрел на них, с силой пихнула Лаайду к выходу.

Темноликая пошла за своим отпрыском, подсознательно готовясь встретить не самое приятное зрелище. Однако то, что она увидела, не шло ни в какое сравнение с её опасениями…

— Каарнвадер великий, что за… — сдавленно охнула женщина и сразу же поспешно зажала себе рот.

Однако это не помогло. Прогорклый комок тошноты подкатил к горлу алавийки, и она исторгла из себя весь нехитрый завтрак, съеденный не так давно. Пережёванные сгустки обычной проваренной каши падали на каменный пол темницы с противными шлепками, от которых рвотные спазмы только усиливались.

Лаайда устыдилась своей слабости. Ведь она skadewagter — боевой целитель Высшего Капитулата. Ей многое доводилось видеть на полях сражений. Смрад распотрошенного нутра и запах крови для неё давно стали такими же привычными, как и ощущение одежды на теле. Однако то, во что превратился Хеенс ввергло в шок даже её.

Нес-Хеенс по меркам альвэ считался весьма красивым мужчиной. Мать Ризанта доподлинно знала о множестве его прошлых романов. Чего скрывать, она и сама бы не отказалась предпринять попытку зачать от него ребёнка. И тем страшнее было лицезреть, что с ним стало теперь.

Некогда утонченный и идеально сложенный темноликий ныне походил на само воплощение боли и ужаса, лишенное рук и ног. Нет… на чудовищный конструкт, сшитый из разных кусков плоти! Его левое плечо, покрытое неестественно светлой кожей, казалось слишком широким и жилистым, чтобы принадлежать альвэ. Да и по всему остальному телу можно было заметить множество лоскутов, отличающихся по цвету. Лицо тоже претерпело жутчайше изменения. Ассиметричное, шитое грубой нитью, несущее на себе множество отметин и сочащихся влагой шрамов. Оно выглядело как старая изодранная тряпка, которой зачем-то попытались придать былой вид. В некоторых местах на нём проглядывали кости и мышцы.

Неожиданно изуродованный узник пошевелился и что-то простонал. С его перекошенных рваных губ потянулась ниточка белесо-алой слюны, представляющей из себя смесь гноя и крови. Кривые веки, висящие словно потрёпанные занавески, дёрнулись и поползли вверх. Обнажилась болезненно красная плоть, посередь которой мутным стеклом блеснула пара измученных глаз. Причем, левый был пламенно-медовый, как и должно быть у алавийцев. А вот правый… правый отличался не только цветом, но и размером.

Лаайда ужаснулась, поняв, что это несчастное существо всё еще живое. Словно боясь быть узнанной, она поспешно отвела взгляд от изувеченного лица Хеенса. Но наткнулась на полдесятка пришитых пальцев, которые подобно россыпи уродливых грибов произрастали в непредусмотренном богами месте.

К горлу снова подкатила тошнота. И узнице пришлось отвернуться, чтобы не блевануть еще раз.

— Этого достаточно, мама, или тебе нужно узреть его вырезанное сердце? — с мертвенным спокойствием уточнил нор Адамастро.

— Прошу, Риз, прекрати его мучения! — взмолилась Лаайда. — Никто… никто не должен так страдать!

Молодой аристократ насмешливо посмотрел на пленницу, явно не разделяя такого мнения. Но спорить не стал.

— Как тебе будет угодно, — произнес он, а затем дал знак своей белокожей приспешнице.

Та словно только и ждала этого. Метнувшись вперед, она выхватила с пояса нож и вонзила его в грудь Хеенсу.

— Х-х-х-ы-ы-ы-а-а-а… — тихо выдохнул измученный алавиец, и его разноцветные глаза медленно закатились под мешковатые складки кожи, которые язык не поворачивался называть веками.

— Вот теперь ты совершенно честно можешь поведать, что твоего товарища убил кьерр, — иронично улыбнулся Ризант, абсолютно равнодушный к смерти представителя высшей расы.

Лаайда, всё еще пребывающая в состоянии ошеломления, ничего не ответила. Она не могла отвести взгляда от Хеенса. То, как легко сын прикончил темноликого и что сотворил с ним перед этим, пробудило в её душе гнетущее беспокойство и ужас.

— А теперь, самое главное, мама. Сейчас на землях Патриархии для альвэ настали непростые времена. Все твои соплеменники изрядно осторожничают и не рискуют лишний раз высовываться. Но я уверен, тебе известны способы связи с ними. Если ты хочешь выйти отсюда, то должна сообщить кое о чём своим кардиналам.

— О… чём? — сипло переспросила она.

— Скажи, что ты узнала о человеке, который согласился поведать о произошедшем в Фаренхолде.

— Риз, моя клятва… она не позволит мне солгать, — неуверенно промямлила Лаайда.

— Но это и не будет ложью. Я лично видел, как той ночью пали алавийские легионы. Или кардиналов Капитулата не интересует информация о том, кто применял под стенами города чары из разделов высшей магии темноликих?

Янтарные глаза Ризанта полыхнули полубезумным огнём, и пленница, не выдержав этого зрелища, отвернулась. Каарнвадер всеведущий, да что за дьявольскую игру затеял её сын?!!

Вайола сидела в опочивальне перед большим зеркалом и неспешно расчесывала свои длинные песочного цвета волосы. На уста аристократки то и дело наползала смущенная улыбка, которую она старалась давить в зародыше. Но не всегда получалось. И когда милария гран Иземдор напоминала себе о первопричине своего приподнятого настроения, её щёки заливались румянцем.

Всё-таки странный он, этот Ризант нор Адамастро. Но, признаться, Вайола не ожидала от него такого благородства. Да, минувшим вечером молодой полукровка её покорил. Он, как умелый ловелас, прекрасно знал, что нужно делать, дабы заполучить благосклонность дамы. И аристократка, даже заранее предполагая, что на ней будут испытывать приёмы обольщения, этот бой проиграла с треском. Но в самый решающий момент Риз не воспользовался слабостью Вайолы. Он одёрнул её и привел в чувство одной короткой фразой. Интересно, почему?