Одержимый (СИ). Страница 7
Заварила чай смятой, даже успела сделать глоток, когда зазвонил телефон. Привычный звук, напугал меня до полусмерти. К трубке я шла на ватных ногах.
— Алло?
— Здравствуй, шлюха, — голос тихий, хриплый. Как я не лишилась чувств, одному Богу известно. — Накувыркалась?
— Кто вы? Что вам надо?
— Кто я? — смех, от которого кровь застыла в жилах. — Считай, что я твоя совесть, — он снова засмеялся. — Знаешь, что такое совесть?
— Что вам надо? — едва выталкиваю слова.
— Наказать тебя, шлюхи и плохие девочки должны быть наказаны.
— За что? — почти кричу.
— Голос не повышай, — шипение, похожее на змеиное. Пот выступил, и каплями стекал по спине. — Ты убила мужа. И ты за это заплатишь.
— Я не убивала, — гораздо тише произношу. Ноги перестали держать, оседаю на пол, больно царапаю спину о стену. — Не убивала! Я вам клянусь!
Снова смех. Я вслушиваюсь в его голос, интонацию. Но ничего не кажется мне знакомым.
— Что вы хотите? Денег? Я отдам…
— Конечно отдашь, — его тон меняется. Появляются серьезные, я бы сказала деловые, нотки. — Иди к почтовому ящику. Я перезвоню.
Сунув трубку в карман халата, выхожу на улицу, забыв надеть тапки.
В ящике нашла конверт. Обычный белый конверт. Без адресов, марок и прочего. Оглядываюсь по сторонам: улица совершенно пуста.
На кухне, дрожащими пальцами вскрываю: на стол падает одна единственная фотография. От которой мне становиться дурно. На ней я, стою возле тела Саши. По ракурсу понятно, что снимок сделан с подъездного двора. Разве ворота были открыты?
Звонок, от которого вздрагиваю.
— Понравилось?
— Я не убивала, — губы не слушаются.
— Это ты в полиции будешь рассказывать…
— Я не убивала! — кричу. — Урод! Подонок! — сбрасываю вызов. Оседаю на пол. — Я не убивала! — прижимая колени к груди, вою. Повторяя снова и снова: — Я не убивала…
Не знаю, сколько прошло времени, но телефон зазвонил вновь. Я точно знала, кто звонит. ОН.
— Еще раз бросишь трубку, я тебя накажу, — в голосе нет ни злости, ни раздражение. Только предупреждение, а еще клятва, что последствия мне не понравятся. — Поняла? — киваю. — Не слышу.
— Поняла.
— Ты плачешь?
— Нет, — сдерживаю всхлип.
— Не смей врать своей совести. Ты плачешь?
— Да.
— Почему? — вроде бы удивился он.
— Мне больно и страшно.
— Успокойся, — с заботой и издевкой. — Завтра будет больнее и страшнее. Через неделю будешь вспоминать сегодняшний день, и решишь, в итоге, что сегодня ты была очень даже счастлива. Сто тысяч долларов, — без перехода произнес он. — За фотографию и негативы. Детали сообщу позже, — и отключился.
Я послушала кроткие гудки и набрала Вадима.
— Приезжай…
— Элина…
— Немедленно приезжай, — визжу в трубку, не пытаясь сдержать истерику.
Вадим, стоит отдать ему должное, приехал довольно быстро. За это время я успела подняться с пола, умыться и сварить кофе.
— Элина?
Захлебываясь слезами, я все рассказала Вадиму.
— У тебя есть деньги?
— Есть. Нужно только съездить в банк.
— Элли, шантажисту стоит заплатить раз, а потом…
— Он отдаст снимок в полицию! — разозлилась я.
— Я не о том, — обнимает меня Вадим. — Его надо взять при передаче денег. У меня есть люди, я могу обратиться к ним…
— О, Боже, Вадим! И вместо одного шантажиста у меня появится сколько? Трое? Десяток? — вырываюсь из его объятий, обхватываю себя руками. Меня бьет дрожь.
— Где будет передача?
— Не знаю!
Я собралась. Вадим отвез меня в банк, где в ячейке, на мое имя Саша оставил сто пятьдесят тысяч долларов, на «черный день». Обратно мы вернулись вместе. По телефону он предупредил своего зама, что сегодня на работе не появится. За что я была ему очень благодарна.
В доме, мы разместились в гостиной. Вадим налил конька в два бокала, мы выпили. Я не сводила глаз с телефона. Он же обещал позвонить! Время текло медленно, доводя до исступления.
— Алло? — бросилась к трубке, как утопающий к соломинке.
— Деньги собрала?
— Да.
— Умничка, — почти ласково. — На крыльце стоит дипломат. Забери.
Не отключаюсь, выхожу на крыльцо. На ступенях черный дипломат.
— Код не трогай, положи деньги, закрой крышку. Привезешь на улицу Гончарную, 18 дом. Второй подъезд, второй этаж. Налево. Дверь обида бежевым дерматином. Оставишь в центе комнаты, на полу, и уйдешь. Дверь за собой захлопнешь. Поняла?
— Поняла, — отвечаю. Пытаясь все запомнить.
— Из дома выйдешь в 12. Поедешь на своей машине.
— Я поняла. Когда вы отдадите, что обещали?
Ответом были короткие гудки.
11
Вадим уехал. Наверное, уже прочесывает Гончарную, вдоль и поперек. Я же бродила, сначала в гостиной, потом в спальне, не рискуя расстаться с телефон. А вдруг он изменит место? Время?
Часов в 11 отправилась в душ, сумев довести себя до озноба.
Ровно в полночь, я села в свою машину и отправилась на улицу Гончарную.
Район, с данной улицей и еще тремя, находился за железнодорожным переездом.
Сначала его стали называть спальным, потом старым, а теперь его звали просто «яма», что соответствовало действительности. Дома под снос, сплошь двухэтажные, построенные из реек и глины, разваливались на глазах. К моему удивлению, на некоторых окнах висели занавески и тускло пробивался свет, где-то из квартир, где-то из подъездов. 18 дом по улице Гончарной был самым крайним. За ним был небольшой парк, бетонный завод, закрывшийся, наверное, в 2010 году.
Меня испугала тишина. Выйдя из машины, оглядевшись, я поняла, насколько тихо здесь. Ни лая собак, ни шума машин. Только мое, хриплое учащенное дыхание и чувство, что за мной наблюдают.
Это Вадим! — успокаивала себя, заходя в подъезд. Пусть освещала себе телефонным фонариком.
Дверь нашла без труда, правда входила с большой опаской.
Оставила кейс посреди комнаты и бросилась бежать, едва не свернув себе шею, на захламлённой лестнице.
Дома я металась как раненый зверь. Несколько раз принимала горячий душ, но дрожь, во всем теле не проходила. Новостей не было, ни от Вадима, ни от шантажиста. Я порывалась звонить Вадиму с десяток раз, но так и не решилась, боясь, что мой звонок будет весьма не вовремя.
Когда же, позвонил он сам, я сгрызла все ногти.
— Я не понимаю Элли, он не приходил.
— Не приходил?
— Я в квартире напротив, никто не приходил. Он звонил?
— Нет. Я сейчас приеду!
При свете дня Гончарная не стала привлекательнее или безопаснее. Но в подъезд я входила увереннее, точно зная, что Вадим где-то здесь.
— Вадим, — позвала, стоя на лестничной клетке второго этажа. Из квартиры напротив вышел Смирнов. Злой, помятый, уставший.
Вместе зашли, осмотрели квартиру, комнату. Посреди которой стоял кейс.
— Что за черт, Элин? — Вадим запустил пятерню в волосы и слегка потянул. Поддаваясь непонятному порыву, подошла к кейсу. Ввела код: дата смерти Саши. Щелчок и он открылся. Вот только был пуст.
— Что за черт?! — еще более эмоционально воскликнул Вадим. — Я не сводил глаз с чертовой двери! По стене не подняться! Как он это провернул?
— Пошли!
— Что?
— Давай уйдем отсюда! — я тянула Вадима за рукав, в итоге вытащив из квартиры.
— Элина!
— Пожалуйста, мне страшно, Вадим.
Это подействовало. Мы загрузились в мою машину. Вадима высадила за переездом, а дальше, мы отправились каждый на своей.
— Элли, что будешь делать?
— Ждать, — отвечаю, устало опускаясь на банкетку. Голова раскалывается, как при похмелье.
— Я должен ехать, — Вадим опускается передо мной на корточки. — Я люблю тебя, Эль. Хочешь уедем? — отрицательно качаю головой.
— Позже? Когда утрясется. Куда поедешь?
— На работу. Ты же знаешь, фирма большая…
— Знаю, — отвечаю, выдавливая из себя улыбку.
— Выпей снотворного и ложись спасть.
Впрочем, именно так я и поступаю. Выпиваю снотворное, принимаю душ и ложусь в постель, тут же проваливаясь в темноту.