Черное золото (СИ). Страница 51

— Я часто думаю о том же, — признался я. — Как будто попал в другой мир.

— В каком-то смысле так и есть, — задумчиво произнесла она. — Мы создаем здесь совершенно новую реальность. Отдельный мирок со своими законами, проблемами, радостями.

Она встала и подошла к маленькому окну. За мутным стеклом виднелись огни промысла, мерцающие в ночной тьме.

— Раньше здесь была только тайга, — продолжила она. — А теперь зарождающийся город. И вы главный архитектор этих перемен.

Я поднялся и встал рядом с ней. Наши плечи почти соприкасались.

— Не я один. Мы все вместе, — возразил я. — И вы не меньше других. Без вашей заботы о здоровье людей ничего бы не получилось.

Она повернулась ко мне, и вдруг я понял, насколько близко мы стоим. В ее глазах отражалось пламя лампы, а на губах играла легкая улыбка.

— Знаете, о чем я иногда думаю? — спросила она шепотом. — О том, что в этом мирке, который мы создаем, возможно все. Даже то, что в обычной жизни кажется невероятным.

— Например? — мой голос тоже непроизвольно снизился до шепота.

— Например, что строгий доктор Зорина однажды поддастся порыву и сделает то, чего никогда не позволила бы себе в Москве.

Прежде чем я успел осознать смысл ее слов, она преодолела разделявшее нас расстояние и легко, почти невесомо, коснулась губами моих губ. Это было настолько неожиданно, что я на мгновение замер.

А затем, словно прорвав невидимую плотину, чувства захлестнули меня. Я обнял ее, притягивая ближе, отвечая на поцелуй с неожиданной даже для самого себя страстью. Мир вокруг перестал существовать. Были только мы двое, наше дыхание, биение сердец, тепло тел.

Когда мы наконец отстранились друг от друга, ее щеки пылали, а глаза сияли особенным светом.

— Я не планировала этого, — смущенно произнесла она. — Просто…

— Не объясняйте, — я нежно коснулся ее щеки. — Некоторые вещи не нуждаются в объяснениях.

Она прильнула ко мне, положив голову на плечо. Мы стояли так несколько минут, наслаждаясь близостью и тишиной.

— Что же теперь будет? — наконец спросила она.

— Будет упорная и сложная работа, — ответил я, как всегда думая о делах, — но вместе мы справимся.

В тот момент меня переполняло странное чувство уверенности. Словно этот маленький таежный промысел, этот зарождающийся поселок среди болот и лесов был именно тем местом, где я должен был оказаться. И Маша именно тем человеком, который должен был быть рядом.

— А насчет лекарств, — сказал я, не разжимая объятий, — я все-таки что-нибудь придумаю.

Она тихо рассмеялась:

— И в такой момент вы думаете о лекарствах, Леонид Иванович?

— Больше нет, — я улыбнулся и снова поцеловал ее.

За окном гудели буровые, струился дым из труб временных бараков, сверкали прожекторы строительной площадки. Промысел жил своей обычной ночной жизнью.

Возвращаясь позже в свою палатку по заснеженной тропинке, я чувствовал странную легкость. Проблемы никуда не делись — завтра предстояли тяжелые переговоры в банке, поиск новых источников финансирования, решение тысячи технических вопросов. Но теперь у меня появился еще один, личный повод бороться за успех этого предприятия.

Морозный воздух обжигал легкие, но мне было тепло.

Глава 23

Узкоколейка

Еще до начала строительства поселка мы решали еще одну критическую задачу.

Создание транспортной артерии для связи промысла с большой землей. Временные зимники и грунтовые дороги не могли обеспечить надежную доставку оборудования и вывоз добытой нефти. С наступлением весенней распутицы грунтовки превратятся в непроходимое месиво, и промысел рисковал оказаться отрезанным от цивилизации на долгие недели.

Еще до начала полномасштабного строительства поселка я настоял на прокладке узкоколейной железной дороги до Бугульмы. Узкоколейка представлялась наиболее разумным решением — экономичным, быстрым в реализации и достаточно надежным для наших условий.

Ранним зимним утром на промысел прибыл Ферапонтов Всеволод Арсеньевич — инженер-путеец, специалист по полевым железным дорогам. На вид ему перевалило за пятьдесят, хотя из документов я знал, что ему только сорок семь.

Среднего роста, сухощавый, с военной выправкой и аккуратно подстриженными усами с проседью. На нем виднелся потертый кожаный реглан, под которым поблескивали петлицы форменного кителя инженерных войск — наследие его службы во время Гражданской войны. Глубокий шрам на левой щеке придавал его лицу суровое выражение.

Встретил я его в штабной палатке, где к тому времени собрались Рихтер, Глушков и Кудряшов.

— Добро пожаловать, товарищ Ферапонтов, — я протянул руку. — Благодарю за оперативный приезд.

— Обязанность железнодорожника — быть там, где нужны рельсы, — бодро ответил он, пожимая мою руку. Голос у него оказался неожиданно молодой и энергичный, контрастирующий с усталым видом. — Как вижу, вы тут развернулись основательно. От станции еще десяток буровых заметил.

— И это только начало, — кивнул я, разворачивая карту на столе. — Нам необходимо связать промысел с железнодорожной станцией в Бугульме. Расстояние около тридцати километров. Местность сложная, болота, лесные массивы, пересеченный рельеф.

Ферапонтов склонился над картой, пристально изучая обозначенный маршрут. На его морщинистом лбу обозначились глубокие складки, признак сосредоточенности.

— Декавильку планируете? — спросил он, не отрываясь от карты.

— Да, полевую узкоколейку с шириной колеи семьсот пятьдесят миллиметров. Наркомат выделил комплект оборудования со складов резервного фонда, демобилизованные фронтовые секции.

Железнодорожник поморщился:

— Военное имущество… Видал я эти секции. После Гражданской многие погнуты, шпалы подгнили. Придется перебирать тщательно.

— Другого пока нет, — развел я руками. — Работаем с тем, что имеем.

Ферапонтов выпрямился и оглядел присутствующих:

— Прежде чем говорить о материалах, нужно выбрать трассу. Для этого необходимы подробные изыскания. Геологические разрезы имеются?

Кудряшов, до этого молча слушавший, достал из планшета несколько листов с чертежами.

— Вот предварительные данные по основным участкам, — он разложил схемы поверх карты. — Синим отмечены заболоченные территории, красным — участки с карстовыми пустотами, зеленым — места с устойчивым грунтом.

Ферапонтов присвистнул, рассматривая карту:

— Да у вас тут швейцарский сыр под ногами! Карсты, болота… Обычная насыпь не выдержит, провалится при первой же нагрузке.

— Насколько это усложняет задачу? — напрямую спросил я.

Инженер-путеец задумчиво потер шрам на щеке:

— Усложняет, но не делает невозможной. Придется проектировать специальную насыпь с уширенным основанием и армированием. Для болотистых участков надо ставить лежневую конструкцию на сваях. Для карстовых зон распределяющие нагрузку платформы.

— Сроки и ресурсы? — я перешел к самому главному.

— При хорошей организации работ и наличии материалов — два-три месяца на весь маршрут. Потребуется дополнительно леса. Много леса. Тысячи кубометров для лежневых дорог, свай, креплений. Еще песок, гравий, инструменты. И рабочие руки. Не меньше сотни землекопов, плотников, путейцев.

Рихтер, до этого молчавший, вступил в разговор:

— Лес заготавливаем уже сейчас для поселка. Можно расширить делянку. С песком сложнее. Ближайший карьер в двадцати километрах.

— Где песок, там обычно и гравий, — заметил Ферапонтов. — А людей придется нанимать в окрестных деревнях. Опытных железнодорожников у вас вряд ли много.

Глушков кашлянул:

— Среди охраны несколько человек служили в железнодорожных войсках. В бригаде Ермолаева три плотника строили мосты на Транссибе.

— Уже неплохо для начала, — кивнул Ферапонтов. — Но прежде всего нужны изыскательские работы. Без детального изучения трассы даже первый километр не проложить.

— Когда можете начать? — спросил я.