Японская война 1904. Книга третья (СИ). Страница 44

— Из-за медалей? — стало интересно мне.

— Ясное дело, нет. Они — только повод, а вот в чем причина, вы, уверен, знаете даже лучше меня.

— Но вы этим наветам не верите?

— Стал бы я с тобой говорить, если бы верил, — Линевич усмехнулся, переходя на доверительное «ты». — Ты ведь изменился, стал умнее, талант в себе нашел, и где раньше прятал… Но в чем-то все тот же: все в лоб говоришь. Раньше-то я думал, это простота от дурости, а как оказалось, в тебе всегда стержень был.

— Спасибо.

— А вот одним спасибо ты не отделаешься! — голос Линевича неожиданно стал резким и суровым. — Борешься за свою самостоятельность, за то, чтобы сражаться, как считаешь нужным — борись. Но армию в это вмешивать не смей! Понял меня?

— Понял! — ответил я и уже про себя выдохнул.

Вот и сработал последний план Куропаткина. Он, когда я рассказал ему про свою идею с медалями, сразу сказал, что сам Линевич такое не пропустит. Ни сам, ни Алексееву не даст воду мутить. А вот если все будет сделано до его появления, то отнесется с пониманием. Вот и пришлось поспешить.

— Больше ничего не замышляешь? — Линевич смерил меня взглядом.

— На прием у французов сегодня вечером хочу прийти с японкой, — мне пришлось поделиться информацией, а то, зная Николая Петровича, прямую ложь он не простит.

— Любишь ее? — вопрос генерала чуть не поставил меня в ступор.

Но тут он сам хохотнул, словно над удачной шуткой, а потом поднялся из-за стола и крепко обнял меня. Я сначала не понял, за что, но тут генерал искренне поблагодарил меня за Ляояон, за то, что не дал ославить русское оружие. А дальше мы дружно забыли про политику и занялись обсуждением того, как именно будет лучше всего отправить в пекло 2-й Сибирский, чтобы и мозоли никому не топтать, и дело сделать.

Вышел я из кабинета Линевича довольный и им, и собой только через два часа. К тому моменту Огинский с Ванновским просто не выдержали и убежали в штаб заниматься своими делами, которые с них никто не снимал, а меня неожиданно встретил всклокоченный и восторженный Шереметев.

— Только не спрашивайте, пил я ночью или нет, — только и махнул он рукой.

— И не буду. Вы что-то придумали для дела, ведь так? — я сразу узнал этот горящий взгляд, который так пугает тех, кто любит сидеть на попе ровно.

— Не я, — сразу замотал головой Шереметев. — Это капитан Николай Степанович Лишин, из новеньких минеров, что мы подобрали во время боя. Он обратился ко мне с предложением доработки такого оружия, как гренада. Те же китайцы до сих используют свои глиняные бомбочки, а Лишин предложил это дело улучшить. Берем снарядную гильзу, начиняем пироксилином, сверху капсюль-воспламенитель, а над ним… Крышка с жалом! Если такую гранату надеть на деревянную ручку да правильно бросить, то жало активирует заряд при ударе, и происходит взрыв. Я как представил, насколько подобная придумка будет полезна нам при штурме японских окопов, так сразу взял этого молодого человека под свою руку.

— Судя по тому, как вы все рассказываете… — у меня было очень много дополнений для текущей версии гранаты, но очень не хотелось убивать на корню чужую инициативу. Тем более настолько полезную. — Вы ведь уже сделали эти устройства? И тренировочные броски провели?

— Так точно! — широко улыбнулся Шереметев.

Меня утащили на полигон 1-й дивизии, и уже через полчаса передо мной стоял смущающийся капитан Лишин. Человек, которого в будущем назовут создателем первой современной гранаты. Но пока это был просто молодой офицер, чуть за тридцать, который очень нервничал, представляя свое изобретение.

— Смотрите, сверху при переноске мы ставим защитный колпак, чтобы жало не повредило капсюль раньше времени, — рассказывал он. — Перед броском мы его снимаем, но граната все равно не сработает сама по себе.

Я кивнул, изучая похожий на букву «Г» паз.

— И что делать, чтобы взрыв все-таки случился?

— Замахиваемся, вот так, — Лишин поднял руку для броска, и колпачок на гранате под действием центробежной силы немного повернулся. — Теперь упора нет, жало может надавить на капсюль, и граната при касании цели сдетонирует. А благодаря палке достаточной длины мы сможем ее бросить достаточно точно.

Он повернулся ко мне, ожидая высокого решения, но я все так же не собирался спешить.

— Степан Сергеевич, позовите солдат двадцать для эксперимента, — попросил я Шереметева, а потом повернулся к Лишину. — Это же тестовый экземпляр без взрывчатого вещества внутри?

Судя по побледневшему виду капитана, такими мелочами он не заморачивался. Эх, надо было сразу этот вопрос задать, вместо того чтобы бездумно вплотную подходить и на новинки смотреть. А то услышал про гранаты и все, в зобу дыханье сперло… А ведь с опасными новинками как бывает: сегодня повезло, а завтра нет. В общем, я приказал вытаскивать из тренировочных гранат заряд пироксилина, и Лишин с Шереметевым управились примерно в одно и то же время.

— И что теперь? — с интересом посмотрел на меня Степан Сергеевич.

— Теперь, — вздохнул я, — капитан проведет новичкам инструктаж, и мы зафиксируем удачные попытки бросков с первого раза, после тренировки, ну и в полевых условиях.

Лишин еще больше побледнел от волнения, но снова довольно грамотно и понятно рассказал, как пользоваться его задумкой и… С первого раза ни у одного из двадцати солдат не получилось правильно замахнуться для активации запала. После тренировки справилась уже половина, и расстроившийся было Шереметев начал улыбаться.

— Погоняем, и научатся, Вячеслав Григорьевич, — он убеждал то ли меня, то ли больше себя самого. Но мы еще не дошли до самого главного.

— Теперь броски, — я отметил дистанции в тридцать, двадцать и десять больших шагов перед одним из тренировочных окопов, куда и нужно было забросить гранату.

И снова результаты оказались вполне ожидаемыми. С тридцати шагов — четыре попадания, из них только одна граната оказалась правильно взведена, с двадцати шагов результаты выросли в два раза, а с десяти — промазал только один, и половина из долетевших гранат оказалась взведена.

— Ну как? Молодцы же? — Шереметев искренне радовался, но я еще не закончил.

— Теперь то же самое, — попросил я солдат, — но как в бою.

— А это как, ваше превосходительство? — осторожно уточнил уже седой фельдфебель с ослепительно белыми усами.

— А это ползком. Мы же не рассчитываем, что японцы дадут нам гулять по полю боя.

И снова считаем попадания. С тридцати и двадцати шагов — ничего, с десяти попадания появились, но при этом ни одного правильного взведения гранаты.

— Это что же получается, мы глупость какую-то придумали? — на капитане Лишине лица не было.

— Может, если больше тренироваться… — Шереметев не сдавался. — Стрелять все тоже не сразу научились. Или, может, Мелехову для его окопных бойцов эти гранаты сгодятся? Там-то все стоять могут, бросать будет сподручнее.

— Вот! — остановил я Степана Сергеевича. — Вы наконец-то начали думать не над оружием просто чтобы оно было, а для конкретных солдат. Давайте отсюда и начнем.

— То есть вы считаете, что гранаты все-таки могут принести пользу? — выдохнул Лишин.

— Я считаю, что они нам очень пригодятся, но их, ясное дело, нужно будет довести до ума, и мы с вами сейчас этим займемся, — я попросил Шереметева отпустить солдат, и дальше мы продолжили обсуждение уже снова втроем. — Итак, как вы правильно заметили, граната может пригодиться как в нападении, так и в обороне. В чем будет разница?

— В том, что, идя в атаку, мы ползем — бросать неудобно, — ответил Лишин. — А в обороне можно стоять и лучше целиться.

— Еще.

— А еще само укрытие! — осенило Шереметева. — Когда мы внутри, то окоп защитит нас от взрыва гранаты на поверхности. То есть можно делать их мощнее! А в атаке, конечно, хотелось бы кидать их только в ямы с врагами, но по всякому ведь бывает. Так что лучше, если взрыв будет не таким сильным, и через те же двадцать-тридцать шагов осколки уже не могли бы поранить солдата, что эту гранату бросил.