Безжалостный альфа (ЛП). Страница 42

Кончиками пальцев Арес убирает волосы с моего лица, заправляя их за ухо и заглядывая в глаза.

— Слоан, как у тебя дела? — спрашивает он серьезнее, чем я когда-либо слышала от него. — Думаешь, ты сможешь прикрыть руками пулевое ранение, чтобы я мог нести тебя?

Я слабо киваю, поднимая руки к животу. Мои руки отяжелели, а голова, кажется, вот-вот уплывет, но каким-то образом мне удается прижать руки к животу, когда Эйвери отводит свои, горячая кровь хлюпает под моими ладонями.

Арес обнимает меня одной рукой за спину, а другой — под колени, крик боли срывается с моих губ, когда он подхватывает меня на руки и прижимает к своей груди. Затем он поднимается на ноги, поднимая меня. При этом мой телефон выскальзывает из-за пояса леггинсов, и глаза Эйвери загораются, когда она видит, как он падает на землю.

Она наклоняется, чтобы схватить его окровавленными руками, вытирая их о футболку, чтобы иметь возможность управлять экраном.

— Слоан, детка, какой у тебя пароль? — настойчиво спрашивает Эйвери, когда Арес бросается вперед, ослепляющая боль пронзает меня с каждым резким движением, пока он несет меня.

— Двенадцать, двенадцать, — неуверенно отвечаю я.

День рождения Мэдда.

Эйвери не отстает от нас, оставаясь прямо рядом со мной, когда она открывает мой телефон и переходит к моим контактам, нажимая «Набрать» и поднося его к уху.

— Давай, возьми трубку, придурок… — бормочет она, рыча от разочарования, когда заканчивает разговор и набирает снова.

Деревья расплываются вокруг меня, пока Арес несет меня так быстро, как только может, сквозь спутанную листву леса, в то время как Эйвери продолжает пытаться позвонить.

— Гребаный мудак, — бормочет она после очередной неудачной попытки.

Затем она снова просматривает мои контакты, чтобы позвонить кому-то еще — и они действительно берут трубку.

— Трис, это Эйвери, — говорит она в трубку, затаив дыхание. — Отправляйся в комплекс прямо сейчас. Слоан получила шальную пулю во время наших учений.

Черт, мой брат сейчас взбесится.

Как и мои родители.

Все начинает входить и выходить, боль и потеря крови влияют на мою способность сосредоточиться. Черные пятна затуманивают зрение, агония пронизывает все тело.

Отстраненно я регистрирую наше прибытие в комплекс. У ворот нас встречает медик, который трусцой провожает нас в лазарет. Как только мы добираемся туда, они укладывают меня на раскладушку, и мои глаза закрываются, когда я пытаюсь сосредоточиться на окружающих меня голосах.

— Она уже выздоравливает.

— Разве тебе не нужно вытаскивать пулю?

— Это не серебро, ее организм вытесняет его. Меня больше беспокоит потеря крови.

— Нам придется сделать ей переливание крови.

— У нас одна группа крови!

Я заставляю себя снова открыть глаза при звуке голоса моего брата, мое зрение затуманивается, когда я вижу вбегающего Тристана, бледного и запыхавшегося. Он закатывает рукав, предлагая руку одному из медиков, и переводит взгляд на меня.

— Черт, с ней все будет в порядке? Этого не должно было случиться!

— С ней все будет в порядке, — успокаивает медик, уводя Тристана от моей кровати. — Она уже выздоравливает, нам просто нужно дать ей немного крови.

Это последнее, что я слышу, прежде чем мои глаза становятся слишком тяжелыми, чтобы держать их открытыми. Я позволяю им закрыться, поддаваясь усталости и засыпая. Мой разум отключается, позволяя телу работать сверхурочно, чтобы исцелить себя, и последнее, что я помню, — это ощущение покоя, каким-то образом зная, что теперь все будет хорошо.

— Доктор сказал, что завтра она может вернуться домой, — говорит моя мама, кладя телефон на комод в своей спальне и поворачиваясь к моему отцу, когда он входит из холла.

Его плечи опускаются, когда он вздыхает с облегчением.

— Слава богу.

Он выглядит измученным. Его глаза покраснели, под ними обозначились темные круги, как будто он не спал несколько дней.

Увидев его позу поражения, мама пересекает комнату и подходит к своему партнеру, обнимая его за талию. Она просто долго обнимает моего отца, затем запрокидывает голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Все будет хорошо, Брок.

Он запускает пальцы в свои растрепанные волосы, качая головой.

— Мы чуть не потеряли ее, — выдавливает он сквозь зубы.

— Мы этого не делали, — успокаивает меня мама.

— Но мы могли бы, — его голос хриплый, зеленые глаза блестят от непролитых слез.

Мамины руки убираются с его талии, когда он обходит ее, расхаживает по комнате и проводит рукой по лицу.

— Мы должны что-то сделать, Астрид. Ей всего семнадцать. Она продолжает попадать в неприятности, и, конечно, на этот раз она выжила, но как насчет следующего? — он хмурится, качая головой. — Мы не можем просто сидеть сложа руки и ничего не делать.

— И ты действительно думаешь, что Денвер — это выход? — спрашивает мама.

Он пожимает плечами, снова отходя от нее.

— Если мы отошлем ее, может быть, ей больше не причинят вреда…

— Отправив ее подальше, мы не обеспечим ее безопасность, — тихо отвечает она.

Папа резко оборачивается и, прищурившись, смотрит на нее.

— Что ты знаешь?

Мама быстро отводит взгляд, качает головой и подходит, чтобы повозиться с чем-то на комоде, но папа этого не берет. Он следует за ней, обнимая ее за талию и разворачивая лицом к себе.

— Астрид, ты должна сказать мне, — настаивает он, обхватив ладонью ее щеку. — Она моя маленькая девочка…

Его голос прерывается, когда он замолкает, в нем чувствуется агония.

Моя мама глубоко вздыхает, задумчиво хмуря брови. Обычно она не делится своими представлениями о будущем. Она держит их при себе, никогда не задумываясь о том, что совместное использование может повлиять на судьбу.

— У меня было видение, — тихо начинает она, поднимая глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. — Слоан.… когда она становится старше, ей становится больно. Я думаю… может быть, это охотники.

Она прикусывает нижнюю губу, качая головой.

— Все, что я видела, это как она стояла в лесу, выкрикивая имя Мэдда, как будто они спорили, а потом ее застрелили. Я пыталась заглянуть дальше, но не могу.

Отец отшатывается, выражение его лица искажается смесью шока, горя и ярости.

— Все возвращается к этому гребаному Кесслеру, — рычит он. — Я прикончу его, черт возьми…

Мама снова качает головой, ее светло-каштановые кудри подпрыгивают вокруг лица при этом движении.

— Нет, ты не сделаешь этого, — мягко говорит она, протягивая руки и прижимая ладони к груди отца, как она всегда делает, когда ей нужно его успокоить. — Будь благоразумен. Наша дочь любит этого мальчика. И она переживет это. Я не уверена, откуда я знаю, но в глубине души я просто верю. Судьба не показала мне ее смерть. Она показала мне решающий момент в ее жизни.

Мой папа отворачивается и подходит к кровати, опускается на край и закрывает лицо руками.

— Я не могу потерять ее, Астрид, — хрипит он, его голос приглушен ладонями. — Я не могу…

Видение резко обрывается, когда я начинаю приходить в себя, переполненная эмоциями, которые оно содержало, и борюсь с желанием заплакать. Мои глаза с трудом привыкают к флуоресцентному освещению над головой, когда я моргаю, открывая их, и меня охватывает замешательство, когда я понимаю, что просыпаюсь в незнакомом месте.

— Привет, милая, с возвращением.

Я поворачиваю голову и вижу свою мать, сидящую рядом с кроватью, на которой я лежу, и обеими руками сжимающую мою руку.

Что здесь делает моя мама?

Затем все возвращается на круги своя.

Спор с Мэддом.

Лес.