Безжалостный альфа (ЛП). Страница 17

Воспоминания нахлынули, когда я оглядела комнату — так много воспоминаний о наших совместных ночах здесь. Мы потеряли девственность друг с другом на огромной кровати, расположенной у задней стены, просто два неуклюжих подростка, которые понятия не имели, что они делают, но были так влюблены, что это не имело значения. С практикой у нас это стало получаться лучше. То, как взгляд Мэдда скользит по кровати, говорит мне, что он тоже помнит значение этой комнаты. Жаль, что все пришло в такой упадок, но это также уместно, учитывая, что то же самое произошло и с нашими отношениями.

Я подхожу к комоду, провожу кончиком пальца по толстому слою пыли на поверхности.

— Я не была здесь с того дня, — тихо говорю я, внимательно изучая пыль на кончике указательного пальца, прежде чем стереть ее большим пальцем, поворачиваясь, чтобы взглянуть на Мэдда. — Я имею в виду сторожку. Я не была здесь с тех пор, как… произошел несчастный случай.

Я не упускаю из виду, как он слегка вздрагивает, когда я поднимаю эту тему, в его глазах мелькает сожаление. Он поднимает руку, чтобы провести ладонью по своим растрепанным волосам, край его футболки задирается, обнажая нижнюю часть пресса и рельефную v-образную линию, что неудивительно, нарисованную чернилами в тон всему остальному телу.

— Я пришел сюда в тот день, когда ты уехала, — бормочет он. — Сломал механизм лифта. Как будто это что-то изменит, и ты вернешься.

Боль пронзает мою грудь, мое сердце болит за того подростка, которого я оставила позади.

— У меня не было выбора, Мэдд. Ты должен это знать.

Он, нахмурившись, качает головой.

— Выбор есть всегда.

— Но…

Страдальческое выражение его лица мгновенно сменяется гневом, и он прерывает меня прежде, чем я успеваю закончить.

— Ты могла бы подраться.

— Я пыталась!

— Тогда тебе следовало стараться сильнее. Ты могла бы, по крайней мере… — он замолкает, снова качая головой. — Неважно. Что сделано, то сделано. Древняя история.

У меня болит горло, желудок скручивает от сожаления.

— Мэдд…

— Нет, Слоан, — огрызается он. — Ты отказалась от нас, не я. Ты уехала в Денвер и никогда не оглядывалась назад.

Я чувствую, как слезы снова наворачиваются на мои глаза, окончательность в его тоне разбивает любую надежду, которая у меня была на нас, на миллион кусочков.

Он указывает на меня пальцем, делая шаг в мою сторону.

— Не смей плакать, Слоан. Не смей, блядь, этого делать.

Я ничего не могу с собой поделать. Это слишком больно. Мое зрение застилают слезы, и я сосредотачиваю всю свою энергию на том, чтобы сдержать их, не дать им пролиться. Отказываясь снова сломаться перед ним.

Мэдд сокращает расстояние между нами несколькими длинными шагами, хватая мое лицо обеими руками. Он наклоняется, приближая свое лицо к моему, пока наши губы не оказываются всего на расстоянии шепота, наши носы соприкасаются. Боль в его глазах отражает мою собственную, когда он спокойно говорит:

— Возьми себя в руки, герцогиня.

Использование им моего старого прозвища пробуждает отчаянную тоску в глубинах моей души, и я пытаюсь еще раз.

Еще разок.

— Разве мы не можем…? — слова застывают у меня на языке прежде, чем я успеваю их произнести, но это не имеет значения.

Я уже вижу, как его стены снова рушатся, укрепляя барьер, не пускающий меня к сердцу, которое раньше принадлежало мне.

— Нет, — хрипло произносит он, отпуская меня и отступая. Он запускает руки в волосы, расхаживая взад-вперед, взад-вперед. — Мы можем… сосуществовать, — выдавливает он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня с угрюмым выражением лица. — Но это все, Слоан. Это все, что ты получишь от меня.

— А как же Луна? — рискую предположить.

Мэдд хмурится еще сильнее.

— Если ты будешь умной, то в полнолуние будешь держаться подальше от моей территории, — рычит он, хмуря брови. — Если мы связаны узами, я отвергну их.

У меня вырывается короткий вздох.

— Ты бы не…

— Ты, блядь, хочешь меня испытать?

Я захлопываю рот, останавливаясь, чтобы заглянуть ему в глаза, как будто найду там ответы.

— Что с тобой случилось, Мэдд?

Он просто качает головой, отворачивается от меня и направляется к двери. Я смотрю ему вслед, и он останавливается, прежде чем открыть дверь, держа руку на ручке.

— Ты случилась. — бормочет он.

И с этими словами он ушел.

9

— Дерьмово выглядишь, — хихикает Мейсон, швыряя в меня бутылкой воды, когда входит в гостиную Голденлиф пакхаус.

Я издаю низкий стон, когда бутылка попадает мне в живот, отрывая предплечье от глаз и поднимая голову, чтобы пригвоздить его взглядом.

— Тяжелая ночка? — спрашивает он, опускаясь на диван напротив меня.

— Можно и так сказать, — бормочу я, перенося свой вес на кожаные подушки, чтобы сесть, и откручивая крышку с бутылки с водой, с которой он только что напал на меня. — Я по уши в дерьме с Рокси.

Он выгибает бровь, когда я подношу бутылку к губам и начинаю жадно пить, ожидая моих объяснений.

Мэйсон — мой бета; мой заместитель, когда дело доходит до управления стаей Голденлиф. Так же, как и Альфа, это титул, который традиционно передается по родословным — так что он унаследовал его от своего отца, который был бета моего отца. Хотя Мэйсон почти на десять лет старше меня, мы выросли здесь вместе, в доме стаи, поэтому всегда были близки. Он практически семья.

Хотя Мейсон все еще выжидающе смотрит на меня, я заставляю его ждать, отхлебывая воду, пока она не закончится. Затем я сжимаю пустую бутылку в кулаке, вытирая рот другой рукой.

— Я был придурком по отношению к Слоан, — выдавливаю я. — Она начала плакать, поэтому я отвел ее в другую комнату, чтобы успокоить.

Глаза моего беты расширяются, его интерес усиливается при упоминании моей бывшей.

— И?

— Вошла Рокси.

— И? — он настаивает.

Я сжимаю губы в тонкую линию.

— И я мог послать ее нахуй. На самом деле, я накричал на нее.

Я внутренне съеживаюсь, когда вспоминаю смутные воспоминания о прошлой ночи.

— А потом захлопнул дверь у нее перед носом.

Мейсон морщится.

— Ой.

— Ага.

Я ставлю смятую пластиковую бутылку на приставной столик и со вздохом откидываюсь на диванные подушки.

— Итак, ты и Слоан… — допытывается он, многозначительно приподнимая брови.

— Мы со Слоан — ничто, — ворчу я. — Я просто не выношу, когда она плачет. Я должен был остановить это.

Мейсон медленно кивает, взвешивая мой ответ.

— Значит, никаких старых чувств?

Я выдыхаю, еще глубже опускаясь на диван и закидывая лодыжку на колено.

— О, их много. Но в основном это ненависть. И даже если бы это было не так, это ничего бы не изменило.

— Упрямый засранец, — хихикает он.

Я просто пожимаю плечами. Нет смысла спорить, когда он чертовски прав. Я упрямый, всегда был. Но это неспроста.

Я ненавидел Слоан за то, что она отказалась от того, что у нас было. Ненавидел ее за то, что она отказалась от нас. Но было намного легче ненавидеть ее, когда ее не было здесь, когда она не смотрела мне в лицо и напоминала, почему я вообще ее любил. Теперь я в полном дерьме и на самом деле не знаю, что чувствовать. Я бы предпочел смотреть на нее и вообще ничего не чувствовать.

— Что ты собираешься делать с Рокси? — спрашивает Мейсон.

— Еще не решил, — вздыхаю я.

— Думаешь, она тебя простит?

— Вероятно.

Он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени и, прищурившись, смотрит на меня.

— Ты хочешь, чтобы она это сделала?

— Не знаю, — признаюсь я. — Мне не нужна драма, это точно.

Я запускаю пальцы в волосы, морщась, когда взвешиваю свои варианты. Единственное, чего я определенно не буду делать, это, блядь, изображать ее призрак. Я знаю по опыту, что прекращение всех контактов — худший способ разорвать отношения, и, может, я и мудак, но я отказываюсь опускаться до такого уровня.