Тот самый сантехник 10 (СИ). Страница 53

— Проклятый режиссёр, — пробубнила Лида, просто не понимая почему парни в группе вьются за ней хвостиком, а она, как основной солист и фронтвумен, остаётся в стороне при каждой посиделки.

Но ей никто не ответил. В месте, что принято называть домом всё та же тишина. На миг даже захотелось, чтобы кто-то занялся сексом за стенкой. Или начал долбить перфоратором. Но — тихо. Тогда в следующей миг её протестующей душе самой захотелось создать много шума. Но уже не читая шаги или включив на полную музыку, а крича на бегающих детей, чехвостить задержавшегося на работе мужа, обсуждать подруг и знакомых, костерить родственников. Но все это не получалось сделать, ведь она была абсолютно одна вне работы и творчества и будь проклята та свобода, которая оказалась ей совсем не нужна.

Человек должен быть готов к свободе. Но освободившись от опеки отца и обретя фан-группу в жалкую, но всё же тысячу активных человек, она не стала счастливее. Ведь одиночество было с ней всегда. И под гнётом Гусмана, и среди институтских подруг, и в группе на сцене она теперь вроде бы стояла с близкими ей людьми и исполняла для полного зала, но все ещё была одна.

Потому что одиночество — внутри. А когда человек это признает, и перестаёт бороться за личный угол, он принимает тот факт, что по большей части — он существо общественное.

— Бля, я тоже хочу жить с ними! — заявила Лида зеркалу и с интересом засмотрелась на затвердевшие от этой новости соски. И тут же пояснила подсознанию. — Но не для каких-то там глупостей с этими дурными бабами. Они ведь там все дуры, наверняка. А лишь для того, чтобы Боря был рядом. И хотя бы раз в неделю, но как тот — первый раз!

И скинув майку, а затем до боли сжав соски, она повторила гроулингом:

— Хочу движухи! А Боря наверняка не лохушек себе набрал, а чистый первый сорт.

Тут она поняла, что думает о большом доме, полном детей. И уже готова слушать бесконечные бабские разговоры за чашкой чая на просторной веранде. А как устанет — уйдёт в свою комнату. Ведь у них с Борей в любом случае останется свой уголок, который «только их».

— Хочу дом, а не эту каменную тюрьму! — рявкнула она, пытаясь порвать тишину. Но та, как липкая жвачка, вновь и вновь прилипала к ней. — Хочу быть Глобальной в не рабочее время, и видеть каждый грёбанный день как совершенствуется наш… клан.

Клан. Это слово как будто прикоснулось куском льда к языку. Такое жёсткое, колючее, холодное. Но поставив чай и настрогав бутербродов, Лида поняла, что хочет сварить большой такой таз борща. Чтобы на дюжину человек сразу, чтобы в один присест улетело, а не себе одной. Или только им двоим, и чтобы потом стояло неделю, а она с кислой рожей выливала в унитаз, как свои вечера под сериальчики.

— Нахуй сериальчики. Хочу жить! — сплюнула Лида в раковину как будто все свои обиды, а новое слово во рту уже как будто подтаяло. И она снова сказала. — Хочу жить в клане!

Взяв телефон, она сначала улыбнулась безумной улыбкой Шляпника, наверняка подкладывающего в заварку грибов, а затем решительно вдавила иконку повтора номера и пока не пропал запал, почти прокричала в трубка:

— Боря, возьми меня в жены!

— Что? — вроде совсем не удивился вопросы Боря, но всё же уточнил. — Но ты же не беременна. Не беременна ведь?

— Пока нет, но сделай беременной! Хочу в клан!

Затем трёхсекундная пауза, показавшейся вечностью.

— Сейчас?

— Прямо, блядь, немедленно! Забери меня отсюда и сделай… что ты там должен сделать. Я на всё готова!

На этот раз пауза в две секунды.

— А платье, причёска и всё такое?

— Я уже достаточно взрослая, чтобы стать счастливой и в рваных джинсах! — добавила она с ощущением какой-то маленькой, но такой важной победы глубоко внутри.

— Ладно… — ответил динамик и неожиданно добавил. — Сейчас заеду.

Сердце от этой новости едва из горла не выпрыгнуло. Выронила телефон.

— Дура-дура-дура! — закричала она, носясь по комнате, коридору и на кухню и обратно. А затем остановилась и начала собираться в бешенном темпе. — Ёбушки-воробушки!

И тут она заметила, что ей всё равно на тишину, а голос стал таким радостным, словно Дед Мороз всё же существует и признав все её письма действительными, подарил сразу все подарки. Именно те, которые она хотела, а не те, которые папа под ёлку подложил.

В следующий момент она набрала тревожный номер одной цифрой.

— Лё папа? У меня для вас новость!

— Что, всё-таки обоссала кого-то со сцены и теперь будешь отвечать за культуру в стране? Так пожалей людей. У нас и так есть чем заняться, — сонно пробубнил Гусман, который старался не следить за творческой стезёй дочери, но нет-нет, да полистывал раздел «знаменитости» со вкладкой в браузере.

— Нет-нет, ну что вы, лё папа? Я просто выхожу замуж!

— Что⁈ Как это случилось? — тут же подскочил отец с холодной односпальной кровати в служебной квартире в Питере.

— Лягушка за корягу зацепилась! — ответила она и заливисто рассмеялась. — Пока отдирали, жопу надвое порвали!

И снова ржёт. И всё — от души.

— Лида, тудыт твою растудытвою! Ты беременна? — попытался сделать её серьёзной отец. — Кто он?

— Человек! И надеюсь забеременеть в ближайшее время.

— У этого человека есть имя? — тут же поднял очки с тумбочки отец, уронил, поднял снова, уже едва не выронив телефон. — Щас я позвоню, по базе-то его и пробьют сразу.

— Не трудись… это Боря. Ты его знаешь.

— Борис Глобальный⁈ — ярость заклокотала в груди отца. — Но он же… сантехник! А ты — звезда!

— Ну какая я тебе звезда? Так, пою немного. Но это он меня на эстраду вывел. Он дал старт. Он… такой классный, — и она вдруг поняла, как много и за столь непродолжительное время Глобальный для неё сделал. — Я люблю его, папа. И ты с этим ничего не должен сделать. Только…

— Только что⁈

— Только принять, — ответила дочь и снова улыбнулась. Но уже улыбкой глубокого самопознания. Счастье — это ведь так просто, оказывается.

— Так, я сейчас же беру билет и…

— Всё равно не успеешь, — ответила она и отключила связь.

Затем тут же включила, но уже для того, чтобы позвонить группе.

— Алё, Кинг-Конг?

— Ага, на связи.

— Шустро собирай группу.

— Что? зачем? — зевнул гитарист. — Мы же только сегодня приехали. Все спят уже или бухают, чтобы уснуть как следует.

— Пофиг, всё равно собирай. Повод есть.

— Какой?

— Я выхожу замуж.

— О… это неожиданно, а за кого?

— За Борю!

— А… ну тогда дай нам пару минут, обзвоню ребят…

Она накинулась на мужчину, едва тот переступил порог с букетом цветов. Помимо улыбки при себе, на нём были потёртые, рабочие джинсы, что совсем не заужены и довольно просторные в районе детохранилища. Они вроде только дверь закрыли, а те и другие джинсы подозрительно быстро слетели. Затем одни оказались на люстре, а другие на подоконнике. И всё ещё вдыхая аромат свежего букета, Лида могла только поражаться как быстро можно вернуть долг. А всё, что от неё требовалось — это согласие и немного смазки, которую на радостях принялась выделять так, что хоть в промышленных масштабах поставляй в аптеки тем, кто нуждается.

— Боря!

— Лида…

— Боря…

Куда только делать тишина в квартире? Ворвался ураган, подхватил, сносильничал по обоюдном согласию, а затем помог натянуть джинсы, сам оделся, подхватил на руки и помчал по ступенькам вниз, к карете. Отработав в ней за кучера, вскоре домчал до ресторана. А там уже старик улыбчивый стоит и невеста в белом платье на пороге. Но вместо незнакомых ди-джеев и ведущих внутри ресторана её ждал сюрприз. Город на Неве в полном составе расположился в Малом зале и теперь для неё играли поздравления под гитарный аккомпанемент. Пусть ударной установки подвезти не успели, но пара гитар и комбик на всех принесли. А остальное — чистая импровизация под настроение.

И пока официанты перенакрывали столы из тесного вип-зала в новый, а повара готовили на скорую руку, вокруг вдруг ставшей двойной свадьбы царило сущее безумие: люди поздравляли и её с Борей искренне, не пряча улыбок, а она танцевала, ничуть не жалея, что на ней нет свадебного платья.