На цепи (СИ). Страница 14

- Илзе? – спросил я.

- Да, тише, Андрей Борисович! Не прогоняйте меня! Я полюбила вас с первого взгляда. Я понимаю, что я вам не ровня, но оставьте мне хотя бы память о том, что мой любимый, был первым у меня.

- Любимый? И давно ты меня полюбила?

- Уже с месяц, как только вы приехали, – прошептала Илзе покрывая меня поцелуями. От ее страсти я окончательно проснулся и стал медленно и бережно отвечать ей, все больше и больше распаляясь. Сквозь нахлынувшее желание, где-то на заднем плане проскользнула мысль: а правильно ли поступаю. Ведь Илзе, для нынешнего времени наверняка поступает на грани фола. Что с ней потом будет? Но взглянув ей в глаза, понял, что, оттолкнув ее, я причиню ей непереносимую боль. Все остальное неважно. В любом случае я помогу ей. Она уже столько сделала для меня. Перестав сомневаться, я перехватил инициативу и сделал все чтобы мы запомнили эти часы надолго. Илзе тоже постаралась.

В наслаждении друг другом и щебетании Илзе незаметно промелькнули несколько часов. Наконец, приятно изможденный, глядя в сияющие от счастья глаза Илзе, я заснул.

Проснулся я от сильного стука в дверь. Не просто стучали – ломились в дверь. Из-за стены раздался надсадный кашель Федор Ивановича, шарканье ног и его голос:

- Яшка, где ты черт! Опять умчался куда-то! Андрей Борисович, я открою.

Рядом зашевелилась Илзе.

- Спи красавица. Наверное, Шереметьев приехал, к командиру крепости в гости звать, - успокаивающе прошептал я.

Хотя сам в это слабо верил. Друзья так обычно не ломятся. Если, конечно, трезвые. Но Шереметьев, то на службе, так что наверняка трезв. Значит это не он. Поэтому я быстро встал и оделся. Проспал я от силы час, но чувствовал себя полным сил. Все-таки время, проведенное с молодой красивой девушкой – лучший отдых для души и тела.

Вставая я обратил внимание на раненую руку. Опухоль совсем спала, кожа приобрела розовый, как у младенца, цвет. Ничего не болело и только короткий багровый шрам жутко чесался.

Пока я одевался, из-за двери раздался дробный стук нескольких пар ног быстро поднимающихся по лестнице. Потом я услышал невнятный, но явно нервный разговор о чем-то спорящих людей и дверь в нашу комнату кто-то резко стал дергать. Хорошо, что она была заперта на ключ. Молодец Илзе! От любви ничего не должно отвлекать. Рижанки они такие предусмотрительные и практичные.

Я схватил свой тесак, пистолет, прислонился к двери и крикнул:

- Федор Иванович, что там такое? Кто ломится к нам? Разбойники?

За дверью послышалась какая-то возня и шушуканье, и громкий и злой голос Федора Ивановича ответил:

- Барин, тут к вам по государственному делу пожаловали! Но вломились, они барин, как тати – с презрением и издевкой добавил дядька Федор.

Тут же раздался звук зуботычины. Федор Иванович охнул и затих.

Я быстро повернул ключ в замке и рывком распахнул дверь. И нос к носу столкнулся с человеком в черном.

Ну как нос к носу. На самом деле человек в черном был округл и почти на голову ниже меня. Так что его крючковатый нос уперся бы мне в кадык, если бы туда уже не уперлось острие его шпаги.

Толстяк быстро сделал шаг назад, но шпагу от моего горла не отвел ни на миллиметр.

- Сдайте оружие, сударь – рявкнул он.

Я не торопился выполнять приказание толстяка, а внимательно оглядел диспозицию. Шпагу к моему горлу приставил невысокий, полный человек одетый во все черное. Среди этой черноты выделялись белые чулки ниже коротких штанов, белый воротник и манжеты, выглядывающие из-под кафтана. Сам кафтан и треуголка были обшиты серебряной нитью.

Толстяк в ожидании уставился на меня маленькими умными глазами. Я внимательнее осмотрел его.

На вид я дал ему лет сорок. Толщина его была обманчива. Под слоем жира явно угадывался крепкий мышечный каркас человека, привыкшего к тяжелому труду и обладавшего большой силой. Сильными были и кисти рук, сжимавшие шпагу и пистолет. В наше время его бы приняли за борца на пенсии, давно не следящим за формой. Здесь он скорей какой-нибудь бывший кузнец или бурлак.

И все же несмотря на его огромную силу и шпагу у моего горла, шансы против него у меня были. Против него одного! Но позади него стояли четыре амбала в черном по два метра каждый. И каждый сжимал пистолет и шпагу.

Эх если бы хотя бы Янис был, да дядька Федор немного помог, тогда бы точно справился. Но Янис где-то бегал, а Федор Иванович лежал на своем топчане и стонал. Помощник из него никакой. Ему явно хорошо досталось от непрошенных гостей.

Ну ладно за это жирдяй мне тоже ответит. Я никому никогда не позволял обижать своих близких. Подумав так, я только потом сообразил, что дядька Федор, Илзе, Янис, который непонятно куда запропастился стали мне близкими. И я готов был защищать их до последнего.

Но сейчас я бросил пистолет на пол, а тесак, аккуратно взяв за лезвие передал Илзе. Она уже оделась и стояла у меня за плечом.

Толстый проводил взглядом мой тесак, но ничего не сказал.

- Сударь я выполнил ваши наглые требования. Теперь соизвольте представиться, чтобы я знал, кого я убью при первой возможности! – я решил перейти хотя бы в словесное наступление.

С чего это вдруг, я сам до конца и не понял. Умом циничного, умудренного жизнью пятидесятилетнего выходца из двадцать первого века, я понимал, что делаю глупость. Но нынешний мой молодой организм через край, переполненный тестостероном и адреналином не хотел слушать голоса разума.

Бывший кузнец, ухмыльнулся. Отступил еще на шаг, убрал пистолет и шпагу, слегка поклонился и произнес:

- Петр Алексеевич Опанасенко!

- А так ты еще и не дворянин! Тогда я при первой возможности запорю тебя до смерти на конюшне.

Видимо это его вывело из себя, хотя внешне это никак не проявилось. Только в глазах полыхнула злоба и желание убить меня на месте.

- Сударь! Я служилый дворянин и являюсь экспедитором Тайной Канцелярии Его Величества. Мне нужен дворянин Андрей Борисович Ермолич! Это вы?!

Не сводя взгляда с Опанасенко, я молча кивнул.

Вот и фамилия моя всплыла. Похожа на мою настоящую. Там в моем прошлом будущем я был Ермолович.

Опанасенко сунул руку в карман и вытащил оттуда свиток, увешанный сургучными печатями на шнурах, развернул его, пробежал глазами. Набрал воздуха в грудь, хотел видимо прочитать в слух. Потом махнул рукой, свернул свиток, сунул назад в карман и бросил:

- Короче щенок, ты обвиняешься в государственной измене!

Глава 6

- В чем?! – взревел я. – Повтори!

- В чем, в чем! Оглохли что ли, сударь? В государственной измене – Опанасенко, не скрывая торжествующей улыбки, повторил слово «государственной» по слогам.

- Врешь, покажи бумаги, - я рванулся навстречу экспедитору.

- Стоять на месте! Не положено! – услышал я резкий окрик экспедитора и почувствовал, как что-то сильно сдавило мне горло.

Сразу почувствовал, что задыхаюсь. На глаза навернулись слезы. Казалось, что еще мгновение и мою шею расплющит в огромных тисках. Всего меня будто сковало по рукам и ногам.

Казалось неимоверным усилием воли мне таки удалось в несколько приемов поднять руку, чтобы протереть залитые слезами глаза.

Я увидел в нескольких шагах от меня Опанасенко с вытянутой вперед рукой. Он будто старался своими толстыми пальцами раздавить воздух.

Каждый раз, когда экспедитор шевелил пальцами, мое горло сжимало все сильнее. Но и сам толстяк покраснел от натуги.

- У меня есть право уничтожить преступника, в случае если он оказывает сопротивление! Я считаю, что вы оказали мне сопротивление! – произнес Опанасенко и еще сильнее сжал руку.

В следующее мгновение произошло сразу несколько событий. Я уже почти потерял сознание, когда краем глаза заметил какое-то движение.

Это Федор Иванович почти быстро поднялся со своей кушетки и бросился на экспедитора. Но Опанасенко выкинул в его сторону другую руку и моего воспитателя отбросило назад. Но давление на мое горло ослабло, и я смог вздохнуть.