Греховный рыцарь (ЛП). Страница 40

По мере того как мой адреналин начинает испаряться, боль охватывает мое тело.

Я немного сдвигаю Иви, чтобы вытянуть руку, и она тихо стонет.

— Все хорошо, Лисичка. Я здесь. С тобой все будет хорошо.

Взгляд Стеллы впивается мне в макушку, но я отказываюсь поднимать голову и снова искать ее глаза в зеркале. Лучше притвориться, что мы одни.

Чем дольше я смогу забыть об инквизиции, которая настигнет меня после того, как все закончится, тем лучше.

Я следую за Себом и Стеллой, пока они идут по зданию, открывая перед нами двери. Каждый шаг дается мне все труднее, чем предыдущий. Но я не могу поддаться этому. Не могу. Только не тогда, когда я нужен своей Лисичке.

— Почти пришли, — шепчу я, хотя не уверен, для кого эти слова — для меня или для нее.

Я спотыкаюсь, приближаясь к входной двери, когда Себ прижимает руку к сканеру и открывает ее для меня.

— Ты хочешь, чтобы мы остались? Сделать что-то? Принести вам обоим что-нибудь?

— Нет, — ворчу я, проходя через гостиную в спальню, чтобы уложить ее.

— Ты уверен? Мы можем…

— Нет, — рявкаю я. Я благодарен им за помощь, но сейчас мне действительно нужно, чтобы они отвалили и оставили меня в покое.

Чувствуя себя виноватым за то, что сорвался, когда они только и делали, что поддерживали меня, я добавляю: — Наслаждайтесь остатком ночи.

Я не оглядываюсь, но чувствую, что они колеблются. Я не собираюсь спорить, а иду в свою спальню и пинком закрываю за собой дверь.

Я еле поднимаюсь на ноги, спотыкаясь, иду к кровати, мои руки затекли, а тело кричит от боли.

Но каким-то образом мне удается осторожно опустить ее на кровать.

Наклонившись, я упираюсь головой в ее плечо и с усилием вдыхаю воздух.

Несколько секунд я остаюсь сгорбленным, защищая ее, прежде чем боль становится слишком сильной, и я пытаюсь встать.

Я поднимаюсь только наполовину и замираю, обнаружив, что на меня смотрит пара голубых глаз.

— Лисичка, — вздыхаю я, обнимая ее лицо своей грязной, перепачканной рукой.

Ее глаза смотрят на меня, в их глубине плещется смятение.

— Ты потеряла сознание, — объясняю я. — Я принес тебя домой.

В тот момент, когда с ее губ срывается резкий вздох, я понимаю, что она слышит меня, понимает меня.

Она моргает, глядя на меня, и выглядит как никогда красивой с ее широко раскрытыми глазами и размазанным макияжем.

Чего бы я только не сделал, чтобы испортить его еще больше.

— Ты помнишь, что случилось? — спрашиваю я.

Боль заливает ее глаза, и они быстро наполняются слезами. Это все, что мне нужно.

— Он сделал тебе больно?

На этот раз мне требуется немного больше времени, чтобы вытянуть из нее правду.

— М-моя голова, — прохрипела она.

Подняв руку, я запускаю пальцы в ее волосы и почти сразу же нахожу шишку.

— Черт, Лисичка, — вздыхаю я, когда раскаленная ярость проносится по моим венам. — Я должен вернуться и убедиться, что эта пизда мертва.

Как только я предлагаю уйти, ее рука поднимается с кровати, ее пальцы обхватывают мое предплечье. Она впивается в него ногтями, просто чтобы убедиться, что я понял, как она относится к моей угрозе.

— Все в порядке, я никуда не уйду. Пока ты в моей постели.

Она вдыхает, осознание настигает ее. Она не спорит и ничего не говорит, но я готов поклясться, что ее глаза потемнели от осознания.

— Обезболивающие?

Она кивает, на ее губах появляется малейшее подобие улыбки.

— Но мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала, хорошо? — Она слегка кивает. — Мне нужно, чтобы ты не заснула. Если у тебя сотрясение мозга, то…

— Я постараюсь.

— Умница, — хвалю я, снова прижимаясь к ее щеке и проводя большим пальцем по атласной коже. — Я сейчас вернусь, хорошо?

Она кивает, но так слабо, что я бы не понял, если бы не прикасался к ней.

Неохотно я отстраняюсь и встаю в полный рост.

Ее глаза на мгновение задерживаются на мне, хмуря брови, прежде чем они начинают рассматривать повреждения на моем лице, а затем опускаются ниже, к моему телу.

Боль, страх и гнев — все это бушует в ее глазах, как ураган. И, черт возьми, какая-то часть меня чертовски любит, что она так заботится об этом.

— Я в порядке, — заверяю я ее, хотя знаю, что лгу. Я испытываю сильнейшую боль. Все, чего я хочу, — это забраться в постель рядом с ней и отключиться. Но я не могу; сейчас она — мой приоритет. Я должен позаботиться о ней прежде, чем о себе.

Спотыкаясь, я снова двигаюсь к двери, не сводя с нее глаз.

— Я буду через две минуты, обещаю.

Я ухожу, пока не нашел достаточно причин, чтобы не оставлять ее.

Когда я добираюсь до кухни, меня ждут два стакана воды и все упаковки таблеток, которые у меня есть.

Чувство вины гложет меня изнутри, что я отослал их обоих, хотя они были просто милыми.

Вскрыв две упаковки растворимого «парацетамол» — того самого, в который для пущего эффекта добавлен кофеин, выданный мне мамой на крайний случай, — я высыпаю их в каждый стакан и возвращаюсь в спальню. Позже я напишу им сообщение, чтобы поблагодарить, но сейчас ничто не может пройти мимо моей девочки.

— Ты можешь сесть? — спрашиваю я, ставя оба стакана на прикроватную тумбочку.

Она кивает, но ничего не успевает сделать.

Подхватив ее под мышки, я поднимаю ее на ноги и быстро перекладываю подушки, чтобы поддержать ее.

— Я в порядке, — заверяет она меня тихим голосом.

— Не ври мне, — возражаю я, передавая ей стакан.

— На вкус как дерьмо, но оно быстрее попадет в твой организм. — Она кивает. — Готова? — спрашиваю я, поднимая свой стакан. — На счет три. — Улыбка дергается на ее губах.

— Три, — говорит она, прижимая стакан к губам и начиная пить.

— Ха, — бормочу я. — Кажется, я тебя недооценил.

Она улыбается, пока пьет.

Я следую ее примеру, стараясь не захлебнуться мерзким вкусом лекарства, который становится только сильнее, когда я допиваю до дна.

— Фу, какая мерзость.

Глаза Иви вспыхивают озорством. — У меня во рту бывали вещи и похуже.

Ее слова шокируют меня до усрачки, но, черт возьми, это все, что нужно, и идеальный бальзам на панику, которая все еще бурлит под поверхностью от того, что я поймал ее, когда она упала.

— Не уверен, что сейчас самое время обсуждать все твои завоевания, Лисичка.

Она качает головой. — Нет… Я не… Ты был…

— Черт, — шиплю я, опустив голову от стыда, но она снова вырывает ковер у меня из-под ног, когда тянется к моей челюсти и заставляет меня поднять взгляд.

— Все в порядке. Мне… э-э… вроде как понравилось.

— Господи, ты, должно быть, сильно ударилась головой. Я был… я был грубым, злым и… — Черт, мой член набухает при мысли о ее губах в ту ночь.

— Я могла это выдержать.

— Ты выдержала, — пробурчал я. — Ты приняла это так охрененно хорошо.

На ее щеках поднимается жар, когда она опускает глаза от моих.

— Эй, не делай этого. Не прячься от меня.

Протянув руку, я не оставляю ей выбора, кроме как снова посмотреть на меня.

Как только наши глаза встречаются, кто-то словно бьет меня бейсбольной битой по груди, и весь воздух вырывается из моих легких.

Я забываю о боли, терзающей мое тело, и обо всем остальном дерьме, окружающем нас, когда наклоняюсь к ней. Единственное, на чем я могу сосредоточиться, — это ее полные губы, которые можно целовать.

Она слабо вздохнула, когда я сократил расстояние между нами.

Но как только мои губы касаются ее губ в самом мягком и сладком поцелуе, который я, кажется, когда-либо испытывал, все вокруг рушится.

— Черт. Прости меня. Я… я не могу. Черт.

Прежде чем я понял, что делаю, я слез с кровати и бросился в ванную, а в голове проносились воспоминания о Тессе и Джуде, а также обо всех остальных, с кем мне когда-либо приходилось проводить время, напоминая мне о том, какой я полный кусок дерьма. И почему я не заслуживаю того, чтобы целовать невероятную девушку, которая сейчас лежит в моей постели.