Пробуждение (СИ). Страница 25
Да, не все погибали. Кто-то смог убежать, кто-то оказался вооружён и смог отбиться, кто-то появился рядом с населенным пунктом. Но полной безопасности не было и там.
В деревнях и городках кого-то вешали, пронзали копьями и сжигали живьём. Рубили руки и головы. А уж через что проходили женщины, а порой и некоторые мужчины, не хотелось и упоминать.
Но всё же, это было куда лучше, чем оказаться в руках разумных где-нибудь в лесу или горах.
Мелкие уродцы и прямоходящие крысы, антропоморфные насекомые и рептилоиды, псоглавцы и зелёные качки. И многие-многие другие насиловали, пытали, варили в котлах и поедали живьём.
Меня в очередной раз вывернуло наизнанку.
Зелёные мелкие ублюдки жрали кишки еще живой, судя по всему, девушки. И не только кишки, ведь она была беременна. Была.
Карта не передавала звук. И я был ей искренне благодарен за это. Но мне казалось, что я слышу её крик, слышу радостное урчание тварей, что, судя по носимой одёжде и разбросанному оружию, обладали разумом. Извращённым разумом каннибалов.
Я вас запомню! Запомню, и найду способ отомстить. Я не знаю тех, кому вы принесли страдания, но знаю, что мой мир прежним уже не будет никогда.
Мне казалось, что меня сложно вывести из равновесия. Что я, повидав всякого на просторах мировой паутины, буду готов почти ко всему. И даже встреча с чем-то небывалым, не сможет надолго выбить меня из колеи. Я был прав. Мне просто казалось.
Возможно дело в концентрации страданий, свидетелем которых я стал. Дело могло быть в том, что я оказался слишком долго в это погружен. Может быть, именно к этому у меня персональная слабость. Причина уже была не важна.
Мой взгляд скользил всё дальше.
От места своего убежища я шёл по спирали и не знал, как далеко уже забрался за эти несколько дней. Но чувствовал, что время, когда я хоть кого-то смогу найти и спасти, как вода, утекает сквозь пальцы. Как провод без предохранителя, по которому пустили слишком большое напряжение, я был на грани того, чтобы сгореть. И все мои силы уходили на то, чтобы если и не отползти от обрыва, так хоть не скатиться в ту бездну, что была за ним. В бездну, что неожиданно оказалась так рядом со мной.
Меня снова вырвало.
Кого-то ели насекомые. Ещё живого. И мне снова казалось, что я слышу его крик. И стрёкот насекомых.
Этого не могло быть! Но я был уверен на сто процентов, что слышу шуршание их хитиновых лапок по его одежде. Мне даже казалось, что деловито шевеля усами, эти мерзкие твари нет-нет, да и поглядывают на меня.
Что-то в этой картине было настолько омерзительно, что я никак не мог понять, почему до сих пор на неё смотрю. Пока не понял, что знаю этого мужчину. Знал.
Николай. Коля. Кто же теперь о Дениске то позаботится?
Почему я сразу его не узнал? Что с моей памятью? Что у меня с головой? Может быть, я схожу с ума? Или уже сошёл? Может быть, дело в тех зельях, что я пил пока занимался поиском? Возможно, что приглушая эмоции алхимией, я всё это время не чувствовал, как деформируется моя психика? Как спортсмен, обколотый обезболом, может продолжить забег, не обращая внимания на то, что каждый следующий шаг, лишь усугубляет его травмы.
Это было ошибка. Не следовало отвлекаться на посторонние мысли.
Все те эмоции, что я пытался приглушить и сдержать, как паводок перехлестнули через плотину самоконтроля, полностью лишив меня возможности уже хоть на что-то влиять.
Как щепка, я был подхвачен той стихией, что пытался обуздать, и подобно волне, что утащит в открытое море стоит лишь зазеваться, эмоциональный поток вынес меня туда, где никакого берега рациональности уже было не видно.
А следом волна негатива накрыла меня с головой.
Я захлёбывался отвращением и страхом, отчаянием и жалостью. И подобно утопающему ухватился за то единственное, что оказалось рядом со мной в этот момент. За ту мысль, что отгонял от себя всё это время.
Возможно, мне всё это привиделось, и сейчас я лежу где-нибудь в палате обколотый лекарствами?
Это был бы выход!
Я-то выкарабкаюсь. А все эти люди будут живы! И мои знакомые будут живы! А меня вылечат. Обязательно вылечат!!!
Боже, пусть будет так! Пусть всё прекратится. Окажется, выдумкой больного разума. Закончится прямо сейчас. Я такого не заслужил!!! Никто не заслуживает таких страданий!
Но реальность осталась глуха к моим попыткам её убедить.
Ничего не изменилось. Тараканы по-прежнему пировали. И я никак не мог это исправить. Я даже о себе уже не мог позаботиться.
Упав на колени прямо в лужу собственной рвоты, я закричал. Завыл. Зарыдал.
Рассчитывая получить этот барьер, как уникальную защиту и запас времени, я получил персональный ад. Я сам загнал себя в ад.
Иметь возможность смотреть на происходящее и не иметь возможности прекратить свой поиск. С надеждой всматриваясь в каждое лицо. С облегчением вздыхая, когда в изуродованном трупе не получалось опознать родных людей, и с затаённым ужасом выискивая следующего человека. И с отвращением замечая в себе надежду, найти их уже, пускай и мёртвыми, чтобы прекратить этот мучительный поиск.
Я ревел в голос. От того отчаяние, что накрыло меня с головой. От чувства бессилия. От жалости к самому себе. От ужаса за родных.
Ещё никогда мне не было так плохо. Никогда я не чувствовал себя настолько слабым и беспомощным.
Всё, что я делал, мне не помогало. Никакие попытки сжечь всю эту боль во внутреннем огне не давали результата. Но я всё равно продолжал цепляться за пламя. Не потому, что надеялся, что мне станет легче, а потому что не за что было больше хвататься. И если я отпущу и это, у меня останется только боль.
Мамочка моя, прости меня, но я больше не могу на это смотреть!
Размазывая слёзы, я начал молиться. Раньше таким не увлекался, но сейчас мне больше не к кому было обратиться.
Не повторяя текстов, о которых лишь слышал, но никогда их не знал, я обращался, к той силе, как мог. Я взывал к тому высшему началу, о котором принято вспоминать, только когда сильно прижмёт.
Я жаловался, а потом ругал. Просил прощения. Угрожал и снова просил прощения. Молил всё прекратить и снова ругал. Я обещал, что исправлюсь, что брошу всё и уйду в монастырь. Клялся, что построю храм, и уйду в монахи, что сделаю всё, что угодно, лишь бы всё прекратилось. Рыдал и просил дать мне сил, чтобы не сойти с ума. Снова ругал и молил о прощении. Просил всё прекратить, или дать мне сил, чтобы всё это хотя бы принять.
Возможно, это и не было правильной молитвой, мне сложно сказать, но искренней было точно.
Услышали меня или нет, было не ясно, но в какой-то момент мне полегчало. Я вспомнил, про маму, про остальную родню, про то, что у меня есть возможность их найти и спасти. Вспомнил про то, что пока я не сдался, у меня есть шанс, а пока есть шанс, нет смысла сдаваться.
Уцепившись за эту мысль и завалившись на спину, я вернулся к просмотру. И когда видел очередную смерть, мне по прежнему становилось плохо и больно, но теперь я просил чтобы мне дали сил, что бы уняли мою боль.
И почему-то становилось легче.
Появилось чувство, что мне есть кому отдать часть того неподъёмного груза, что так неожиданно свалился на мои хрупкие плечи.
И тогда я возобновлял поиск. Я нащупал путь.
Так мне казалось, пока не увидел её.
Она лежала в кустах. Безмятежная. Такая беззащитная.
Светлые волосы обрамляли круглое лицо. Эта ямочка на щеке, длинные ресницы, и взгляд широко распахнутых голубых глаз, что был направлен в небеса. И мне прямо в душу.
Я не смог отвести взгляд.
Молил об этом, но не мог.
Сжигал свою боль, но не мог.
Искренне этого желал, но не мог.
Эти глаза затягивали, словно в бездну.
Я достиг в отчаянии дна. И посмотрел на себя глазами этой детской головы, что сказала мне.
— Так нельзя.
И внутри что-то сломалось.
* Какое-то время спустя *