Страна Незаходящего Солнца. Том I (СИ). Страница 17

Генерал немного отошел и поднял закрепленную на поясе ракетницу. Направив ее под углом около семидесяти градусов, он выстрелил в небо большой зеленой ракетой — это и был сигнал для летчиков и остальных участников смотра о завершении. Нишигаки, кажется, не сразу заметил это, продолжая висеть в воздухе и иногда разворачивать свой аппарат, но где-то через минуту отреагировал и стремительно удалился обратно в сторону аэродрома, уже более уверенно, на ходу, планомерно снижая высоту. Генерал с биноклем поднял планшет на поясе и что-то быстро дописал карандашом на листке с заголовком «Ход испытаний». Судя по всему, там офицер вкратце набросал свой взгляд на результаты, а раз закончил писать столь быстро, то никаких требующих более подробного разбора замечаний не имел. За это время вертолет окончательно исчез вдали, зайдя на посадку.

Испытание “ヘリ”-объекта, движимого винтом, были завершены. От того, какие результаты в отчетах от генералов получит премьер-министр Кантаро Судзуки (прошлый министр, Коисо Куниаки, который принимал доктрину Канеширо, ушел в отставку из-за отказа разрешить ему принимать участие в решении тактических военных вопросов на Окинаве, и мгновенно последовавшей за этим трагической гибелью «Ямато») и что об этом скажут представители Высшего совета по управлению войной, отныне зависела судьба проекта. Как и ожидалось, в отчетах от генералов никаких недовольств не было, а вертолет был предоставлен ими так, как будто он рискует стать важнейшим козырем в рукаве Империи.

Кантаро Судзуки, возможно, и не хватило бы этого — новый министр мог не принимать положительные решения по доктрине так спонтанно, как Куниаки, Но здесь, внезапно, сыграл решающее значение кое-какой фактор — Коисо находился под сильнейшим впечатлением от сказанного ему Императором про доктрину Канеширо, особенно из-за того, что тот, по сути, намекнул ему на очевидный, казалось бы, факт — предки и боги не допустили бы, чтобы воюющая и постепенно погибающая страна трижды была вынуждена рассматривать бесполезные планы. Грубо говоря, экс-премьер-министр решительно поверил, что эта доктрина должна быть действительно очень эффективной, доказательством для него служили слова Императора и неожиданная победа первого оружия, которое требовалось начать производить согласно доктрине — зенитных ракет «Фунрю-4», применение которых спасло железнодорожную систему островов от перенагрузки, а снабжение от коллапса. Он так же все еще помнил, как император спросил, является ли тот синтоистом, хотя ответ на этот вопрос точно был для него очевиден. Еще до начала войны и на предыдущих ее этапах, пока он даже не был премьер-министром, Коисо был очень ревностным сторонником идеологии «государственного синтоизма», провозглашавшей данную религию чем-то вроде симбиоза образа жизни и идеологии и призванной активно распространять и продвигать исключительно веру синто. Так, например, он восстановил возможность проведения обряда «мисоги», то есть ритуального очищения тела, на реке Сукумо. Император не высказал премьер-министру абсолютно никаких оскорблений или унижающих его достоинство слов, но показательное уточнение вероисповедания и обычная просьба задуматься над мнением, им высказанным, кажется, засели в его голове даже намного больше, чем обычный прямолинейный приказ. Поэтому он не просто сам почти безоговорочно следовал доктрине, влияя на армейских и флотских чиновников и функционеров с целью добиться наиболее точного исполнения требований (из-за чего, кстати, приобрел бесценный для Японии опыт успешно договариваться и контактировать с обоими родами войск), но и посчитал своим долгом передать преемнику, 77-летнему адмиралу Судзуки, эти самые слова императора и призвать его неукоснительно соблюдать доктрину.

Не то, что бы это было очень успешным ходом. Престарелый адмирал на посту премьер-министра вызывал волнения у армии, но не очень то одухотворял свой флот, изначально являясь противником вступления в войну с США, а теперь еще и проведя многочисленные переговоры с силами Союзников, которые невероятно возмутили готовых сражаться до последнего вздоха армейцев. Наверное, единственным союзником адмирала был… Сам император Хирохито. Здесь они, вдвоем, представляли собой третью сторону межвойсковых разборок — высших начальников и тем, и другим. Императора было почти невозможно понять. Сначала он аккуратно намекнул Куниаки на необходимость принятия новой доктрины для будущей победы, теперь он покровительствовал стремящемуся к перемирию его преемнику. Для полководцев никогда и не было секретом, что тэнно, кажется, то ли не умел, то ли не хотел управлять государством. Это можно было понять даже из его реакции на важнейшее решение за все его правление — начало войны с Союзниками в декабре 1941. Тогда император просто зачитал стихи, которые некоторые восприняли как согласие, а некоторые как неуверенность в правильности принятого решения. Как всегда, последнее слово осталось за Хидэки Тодзе, и полномасштабная война, продолжающая и по сей день. На фоне всего этого, даже самому Хаято Канеширо, обладавшими многочисленными познаниями буквально «из будущего» было трудно понять, что с его доктриной будет при новом премьере, не помешанном на религиозном аспекте одной фразы человеке, но приближенном абсолютного монарха, который эту самую фразу ему и сказал.

Впрочем, была одна причина предполагать, что с приходом нового министра ничего не поменяется — тот тоже был синтоистом, и не просто исповедующим эту веру человеком, а так же главой довольно важной в политике и жизни страны организации - «Ассоциации помощи трону». На самом деле, сейчас она стремительно теряла влияние, да и исполняла свои функции с большими проблемами, уступая места «Политическому обществу Великой Японии», которая соединяла в себе функции как Ассоциации, так и другого формирования, Общества политического содействия трону. Руководителем Политического общества был генерал Дзиро Минами, тоже представитель если не «третьей стороны», то хотя бы не сторонник никого из ультрамилитаристов — еще в 1931 году он по указу правительства отправился в Манчжурию после пограничных инцидентов, дабы утихомирить радикальное руководство Квантунской Армии и не допустить преждевременного начала еще одной войны. Сохранял такие взгляды он и сейчас, как бы планомерно подводя Империю к капитуляции на наиболее выгодных для нее условиях, из-за чего был сильно нелюбим радикалами и милитаристами.

Весь этот расклад давал приблизительно такую политическую картину Японской Империи — ультрамилитаристы из флота и армии борются за влияние, при этом в тени остается третья сторона, состоящая из многих текущих важнейших чиновников, и, что самое главное, самого Императора — и наиболее проблематичным был тот момент, что он, кажется, тоже планомерно подводил страну к капитуляции. Но действительно ли это было так? Где-то в том же звене действовал патриот из будущего в лице Канеширо, сам Хирохито повлиял на военную доктрину всего одной фразой, которую мог бы и не произносить.Это все было похоже на то, что мог сделать Исороку Ямамото — он так же был оппозиционен ультрамилитаристам, сам по себе был отличным адмиралом и имел в правительстве довольно близкого человека — адмирала Дзисабуро Одзаву, одного из лучших японских флотоводцев и по совместительству некогда руководителя крупнейшего в истории страны морского соединения, в котором насчитывалось 73 корабля, среди которых 3 авианосные группы по 3 авианосца каждая, и все же, даже эта армада была разбита численно и технически превосходящими силами американцев в ходе битвы при Марианских островах. Это все уже не имело значения — Одзава не имел особого влияния, Ямамото же погиб более двух лет назад и теперь-то уж точно не мог ничего противопоставить ни американцам, ни внутреннему разладу. Но в отличии от «третьей клики» они не были способны буквально узнать, что случится в будущем.