Всадник Ветра (СИ). Страница 33

— А несколько не получится?

— Сомневаюсь, что двух часов хватит и на один. Но должно быть достаточно, чтобы уловить общий принцип — а дальше результат будет зависеть от того, насколько прилежно станешь тренироваться.

— Тогда покажи мне, как можно вырвать чье-то сердце, — сказал я, сам не знаю почему. Секунду назад думал попросить научить телекинезу — куда более универсальный прием.

Аркадий приподнял почти невидимые на лице брови.

— Интересный выбор. А почему ты считаешь, что я воспользовался моим собственным заклятьем, а не чем-то из набора предмета-компаньона?

Я пожал плечами.

— Интуиция. Там должно быть какое-то усиление пальцев вроде когтей — а я пока не встречал никого с заклятьями, которые усиливали бы отдельные части тела. Есть те, которые активируются жестами, особенно если предмет-компаньон не выглядит как оружие, но это явно другое. Плюс, у меня ощущение, что если бы ты использовал возможности предмета-компаньона, не получилось бы скастовать их на сердце — как самого себя тянуть за волосы из болота.

Аркадий кивнул.

— Насчет самого себя за волосы — интересный образ, яркий… Возможно, хотя я и не проверял. Но в остальном ты прав. Я называл этот прием «воздушные когти». Можно сделать и ледяные и даже, возможно, огненные, то есть плазменные — но я был воздушником, как и ты. Мой предмет-компаньон не позволял мне обращаться к другим стихиям. Хотя полноценный маг по необходимости универсален. Привязка к конкретной стихии — это ходунки, которые дают возможность обучаться на том, что проще дается.

— И ты сейчас можешь управлять любой стихией?

Аркадий покачал ладонью в воздухе.

— До некоторой степени. В тех крайне ограниченных пределах, что позволяет мне низкий энергетический баланс. Я могу зажечь огонек или заморозить небольшой объем воды. Но земля требует куда больших затрат энергии, я даже камушек взорвать не смогу.

— А кинуть камушек магией?

— А это уже телекинез, а не магия земли. Магия земли — это управление сейсмической активностью недр планеты и внутренней структурой камня. Во-первых, очень опасная штука, во-вторых, ее адептам с самого начала нужен куда больший уровень энергии, чем всем остальным. Если я правильно интерпретировал обрывочные сведения из старых рукописей, маги земли очень долгое время проводили в неинициированных учениках — зато потом, обретя силу, всем остальным стихиям обучались чрезвычайно стремительно.

— Ясно, — я нахмурился. — Значит, этим твоим когтям и выучи.

— Изволь. Начнем с привычного для тебя. Как ты используешь свое заклятье эхолокации?

Я открыл рот — и снова не смог ничего сказать.

— Ах да, прости. Я предположу, что ты кастуешь его стандартным способом, то есть сбрасываешь избыток магии в пространство, видимо, широкой волной. Или уже создаешь энергетические жгуты?

— Последнее — точно нет, не создаю, — смог сказать я.

— Тогда со жгутов и начнем. Если, конечно, ты не делаешь их сам того не осознавая, но это будет видно.

Следующие полчаса, не меньше, я просто учился отбрасывать от себя магию не всю сразу, а порциями. Это оказалось неожиданно трудно — тело хотело сделать привычное усилие, а не учиться новому. А Аркадий еще критиковал постоянно:

— Слишком широко, слишком рыхло! Жгут должен быть узким и плотным, в идеале, как проволока не толще человеческого волоса, но для начала давай хотя бы два-три миллиметра. Чем меньше диаметр и выше плотность, тем большего эффекта можно достичь.

Первые пару раз я машинально его послушался, а потом до меня дошло.

— Откуда ты знаешь, что широко? Ты что, видишь магию, что ли?

— Разумеется. Хотя когда был мальчиком-волшебником, как ты, не видел.

— Выходит, Проклятье блокирует магическое зрение?

— Не знаю, можно ли его считать магическим, я ничего специально для него не делал и дополнительной энергии оно не расходует. Я бы сказал так: Проклятье блокирует очень много возможностей организма, свойственных магу после инициации. Те же гормоны гипофиза. Ладно, давай еще раз. У нас мало времени.

Наконец после титанических усилий у меня получилось добиться таких жгутов, которые Аркадий счел адекватными. После этого настал черед скручивать с их помощью тончайшие режущие потоки воздуха и сворачивать в спирали вокруг пальцев, чтобы получились когти. С первым никаких трудностей не возникло — как выключатель повернуть. В смысле, у меня даже сразу получилось регулировать мощность этих потоков, от легкого ветерка до приличного такого, который неслабо бил по коже. Режущего качества я не стал добиваться — не в помещении же! Мой учитель подтвердил, что это разумно.

— Если получится, ты сразу эту скамейку развалишь надвое, — сообщил он со своим суховатым юмором. — Или меня. Лучше упражняйся где-нибудь среди камней.

А вот со сворачиванием потоков в спирали и перемещение их на пальцы долго не ладилось — я никак не мог ухватить усилие, которым нужно было это делать. Похоже на то, как во время упражнения в спортзале пытаешься найти у себя новые мышцы, чтобы правильно сделать какой-нибудь жим от плеча, и находишь их порой в самых неожиданных местах.

Наконец, получилось, но Аркадий все равно остался недоволен: форма сильно страдала.

— Ничего, — сказал он. — Будешь тренироваться самостоятельно.

— Вслепую?

— Ну, у меня же получилось в свое время… Правда, заняло немало лет. У тебя с хорошим учителем получится гораздо быстрее.

— От скромности ты не умрешь.

— Да, от этого — вряд ли.

Еще немного понаблюдав за моими попытками, Аркадий ни с того ни с сего заметил:

— Должен предупредить, что если ты собрался вырывать сердце какому-то ребенку-волшебнику, следует сначала вызвать его — или ее — на Суд Творца. В ином случае Проклятье распылит тебя на атомы.

— С чего ты взял, что я собрался рвать сердце ребенку⁈ — если бы я не устал настолько сильно, я бы нарушил запрет Романовой и рявкнул на ее пациента. А так только слегка повысил голос. — Ты за кого меня вообще принимаешь?

Впервые с начала нашего разговора Аркадий улыбнулся.

— Я, Кирилл, как раз оцениваю тебя абсолютно адекватно. Тебе ведь нужно оружие, так? Оружие, которое не завязано на предмет-компаньон. Не исключаю, может случиться и так, что тебе придется обратить это оружие против другого ребенка-волшебника. Вот и просвещаю насчет техники безопасности.

Чуть успокоившись, я кивнул.

— Допустим. Что за Суд Творца?

— Милый средневековый обычай, который заложили в Проклятье в качестве предохранителя. Если ты не согласен с действиями другого ребенка-волшебника, а Проклятье его по какой-то причине не останавливает — вызываешь его на Суд Творца, честный поединок, в который не могут вмешиваться посторонние. Кто победил, тот и прав — так судил Творец.

— А проигравший погибает?

— Как решит победитель.

— И откуда ты знаешь об этом? — подозрительно спросил я. — Тебя кто-то так вызывал?

Улыбка Аркадия приобрела явно сардонический оттенок, но он не ответил мне прямо. Вместо этого сказал:

— Сейчас этот обычай используется довольно редко, настолько редко, что большая часть новых детей-волшебников о нем и не подозревает. Но тайной он не является. В Ладье можешь подробнее расспросить Разящую и Катавасию, они знают.

— Да, я уже в курсе, что они самые старшие, — кивнул я. — Но я сомневаюсь, что даже в таком поединке у меня получится вырвать сердце. Ты, наверное, долго тренировался?

— Около двух лет. Сперва на козах и свиньях, потом обнимался с трупами.

— Обнимался с трупами? — не понял я. — Это метафора такая?

— Отнюдь. Мне же нужно было вырвать сердце у себя самого, а не у стоящего напротив человека, — пояснил Аркадий. — Вот под таким углом, — он согнул руку, чтобы продемонстрировать. — Это крайне непросто: надо вскрыть грудную клетку, разрубив два ребра — и все максимально быстро. Поэтому я договорился с несколькими моргами и тренировался на трупах. Садился позади них на каталку, прижимал к себе и делал. В итоге наловчился так, что мой средний результат был от полутора до трех секунд в зависимости от телосложения.