Бегом за монстрами! (СИ). Страница 47

— Ларисочка, ну ты что такое говоришь-то? — Захарыч огляделся, подсел к пышке и погладил её по руке, затем положил руку на бедро няни.

НУ! ДАВА-А-А-Й! ЖГИ! Всё правильно делаешь!

— Отвали от меня! — отпихнула его в сторону Лариса Батьковна. Да так, что слуга ударился плечом о деревянное ограждение.

— Сдурела, что ли⁈ — закричал Захарыч. — Больно!

Пышка уже выскочила из беседки и пошла прочь, в сторону дома. Затем обернулась и выпалила:

— Ты несерьёзно относишься к нашим отношениям! — а затем выставила указательный палец, — Больше не подходи ко мне!

Захарыч остался в беседке, садясь обратно на скамью. Схватился за голову.

— Боюсь я… Ну да, боюсь. Ещё бы — отец боевой генерал, а мать — полевой военный хирург. Тут любой обоссытся…

Всё понятно с ним. Он ещё что-то там бормотал, но это уже было неинтересно. Ай, слабак, короче. Опять весь кайф обломал.

Я переключился на интерактивную доску. Забавы забавами, а за новостями свежими надо следить периодически. А то пропущу какой-нибудь прорыв и не поставлю отметку на карте. Всё пойдёт прахом.

Пару часов я изучал ленты новостей. Хотя бы одно упоминание о прорыве или таинственном Приграничье. Лишь скандальные новости о певцах, актёрах, каких-то ещё мудаках, о которых я слыхом не слыхивал.

А затем началось продолжение эпопеи «Несчастная любовь Захарыча».

Он в буквальном смысле нажрался до поросячьего визга. Видно от горя, что любимая пышечка его отвергла.

— А ну, дай сюда! — услышал я его пьяный крик за окном.

— Ты пьян, дружище! Угомонись! — ответил Ираклий. — Осторожней! Поранишься ещё! Они же острые, дурачина!

— Иннах отсюда! — вскрикнул Захарыч и, судя по звуку, упал. — Чёртов-вы канавы.

Я подошёл к окну. Отсюда открывался отличный вид на разыгрывающийся спектакль.

Захарыч поднялся, оттолкнул от себя Ираклия, который хотел помочь ему встать. Затем принялся щёлкать садовыми ножницами.

— КЛАЦ! КЛАЦ! КЛАЦ! — инструмент срезал крупные фрагменты кустарника. В разные стороны летела листва вместе с ветками.

— Боже, что ты делаешь⁈ — схватился за голову Ираклий и куда-то смотался.

Видно, жаловаться бате, куда же ещё. Ну сейчас получит слуга по шее, и не один раз. Если, конечно, папа Ваня его не вышвырнет из поместья. Хотя, может, он побежал за пышкой. Чтобы забирала с глаз долой этого злодея.

— КЛАЦ! КЛАЦ! КЛАЦ! — ножницы продолжали свой беспощадный танец, уродуя ранее довольно симпатичный кустик.

Начали появляться очертания. Но чего, я так и не понял. Бесформенный кусок чего-то понятного лишь воспалённому воображению кое-как стоящего на ногах Захарыча.

— Так… ещё разок… и ещё… она увидит и простит меня… точно простит… ну вот чо она сразу? Обиделась, понимашь… — бурчал он себе под нос и продолжал фигачить садовым инструментом.

Затем в коридоре раздался шум. Я услышал напряжённый голос бати и эмоциональный голосок маман.

И я, пожалуй, с ними пойду.

А затем к нам присоединилась и пышка.

Мы вышли к месту творчества Захарыча, когда он уже управился с кустарником и пытался рукой придать ему дополнительную форму.

— Вы говорите, а я после вас, — пробормотал батя. — Иначе, ей богу, не удержусь — врежу ему по шее.

— Ты что натворил? Ты что, пьян⁈ — всхлипнула пышка.

— Всё для тебя моё солнышко, — Захарыч отошёл от того, что ещё недавно было кустарником, показал на это нечто руками. — Во!

— Ты зачем куст изуродовал, ирод⁈ — воскликнула пышка. — Какой-то монстр получился!

— Чо ты понимаешь, женщина! Это сердце… разбитое моё, — печально пробормотал он.

— Ты почему не остановил его? Зачем ножницы дал? — прошипел батя на Ираклия.

— Так он набросился, — начал оправдываться садовник, испуганно взглянув на хозяина. — Говорит, отдай и всё. Оттолкнул меня… Такой кустарник шикарный загубил…

Захарыч прищурился и, наконец-то, заметил батю с маман.

— О, здравствуте… хм… вот такая любовь, да, — бухой слуга откинул ножницы.

— НАШ ЧЕЛОВЕК! — заверещал Рэмбо с ближайшего дерева. — БУХАТЬ ТАК БУХАТЬ!

— Пшёл нахер! Иди, я сказал, отсюда, — замахал на него Захарыч, швыряя камешком.

«А НУ УБЕРИСЬ ОТСЮДА! НЕ НАКАЛЯЙ ОБСТАНОВКУ!» — ментально прикрикнул я на попугая, и тот перелетел на деревце подальше.

— Я тебя предупреждал⁈ — батя не выдержал. Подскочил к слуге, схватив за шиворот. — Ты что обещал мне, пьянь⁈

— Ой-ой! Н-не ругайтесь, Ив-ван Алексанч, — Захарыч втянул голову в плечи. — Бес попутал! Поругался я, и всё… Сорвался…

Думаю, если бы батя отпустил его шиворот, он бы грохнулся на землю. И может, даже сразу же уснул. Глаза Захарыча были полуприкрыты. Он кое-как различал собравшихся.

— А вы?.. Собрались… Чо, интересно, да? — посмотрел он в нашу сторону. — Смотреть на трагедию человечскую…

— Пошёл вон, засранец. Пшёл из поместья, чтоб я тебя не видел! — батя потащил его к воротам. — Вещи завтра выкину, алкаш позорный!

— Иван Александрович! — пышка бросилась наперерез. Встала стеной.

— Отойдите, Лариса, — нахмурился батя. — Чесслово, не вмешивайтесь!

— Это я виновата! — завыла пышка. — Мы с ним поругались недавно. И он… не выдержал. Я не хотела, правда. Не знала, насколько его заденут мои слова!..

— Блин! Да что за цирк такой! — батя отпустил Захарыча, и он действительно упал на газон.

Пышка подскочила, с лёгкостью подняла его на руки.

— Пошли, солнце моё. Поспим немножко, отдохнём, — забормотала она ему на ухо. — И сердечко хорошее получилось, да…

— Моя ж ты, и-ик, хорошая… — Захарыч попытался погладить пышку, но нет… уронил руку, словно она весила сто пудов, та повисла, словно плеть.

Лариса Батьковна унесла Захарыча в дом, в его келью, а мы с родителями пошли в беседку.

Кузьма прыгнул ко мне на ручки и с любопытством разглядывал возмущённых родителей. Он очень чутко перенимал каждую эмоцию. Звуколов, что с него взять.

— Это немыслимо, — раздувал щёки батя. — Нажраться средь бела дня, да ещё испортить сад.

— Да что он там испортил? Кустик один, — ответила маман. — И он же расстроился, по нему было видно.

— Я видел только пьяную рожу, которая лыка не вязала, — процедил батя. — Так, ладно. Выспится — поговорю с ним.

— Ты только не наседай. Его можно понять, — продолжила маман, взяв батю за руку. — Ну что ты, вон, будто в горячке тебя трясёт.

— Да я впервые такую наглость вижу, Наташ! — выкрикнул батя, затем резко понизил тон. — Ладно, где там твоё универсальное успокоительное?

— Таблетки? Сейчас принесу, — удивилась маман и подскочила.

— Да какие таблетки! Вино тащи, — махнул батя.

Чуть позже маман принесла бутылку красного. И за бокалом вина уговорила батю не увольнять Захарыча. Ну а батя пообещал ограничиться лишь жёсткой лекцией.

Когда шоу закончилось, я вернулся к своим зверятам.

Услышал из Обители шипение Регины и решил проверить, что же там происходит.

Ну а там — Кузьма пытался поиграть с черепашкой. Но она красноречиво намекала ему, что нефиг к ней приставать.

А затем…

— КЛАЦ! — щёлкнула зубами прямо у его мордочки.

— Ах ты ж, подстилка подзаборная, — прохрипел Кузьма голосом актёра из знакомого фильма. А затем молниеносно выкинул челюсть вперёд.

Регина кое-как успела спрятаться под панцирь. И челюсть ударила в защиту черепашки.

Панцирь сразу же вспыхнул красным, но разве магия остановит звуколова. Теперь — хрена с два, учитывая незавидную участь когтеточки.

— Кузьма, а ну, стоять! — тормознул я питомца. — Не дури! Вы команда, и Регина — твоя лучшая подруга! Ты понял?

— Да, он всё понял. И больше, надеюсь, такого не повторится, — Кузя пропел женским писклявым голоском.

— И я тоже надеюсь, — хохотнул я. — Всё, теперь миритесь. Ну же.

— Слющай, извини меня, красавица, да! — воскликнул Кузьма и погладил лапой по панцирю Регины.

Черепашка аккуратно высунулась.

— Уи-и-и, — тихо ответила звуколову. Ну а затем, дёрнулась. Ещё раз.