Хребет Индиго (ЛП). Страница 31

— Подожди, — здесь было что оценить. Теплое и гостеприимное сердце моей матери. Но моя голова была занята чем-то другим. — Её родители умерли?

— Уже несколько лет, я думаю. Они погибли в аварии в Бозмене.

Но я только на прошлой неделе видел их фотографию в ее офисе. Я встречал их много лет назад в «у Вилли», когда они приезжали сюда навестить Кови. Как я мог спать с Уинн и не знать, что ее родители были мертвы?

— Я не знал.

— Кови мало говорил об этом. Он не сказал многим людям в городе, что они умерли.

— Правда? Почему?

— Он потерял сына и невестку. Полагаю, они были очень близки. Мы все по-разному справляемся со своим горем. Я думаю, Кови прошел через период отрицания. Притворяться, что жизнь не изменилась, было его способом справиться с этим. И он проводил много времени в Бозмене с Уинслоу. Однажды он упомянул твоему отцу, что ей было тяжело.

Какого черта? Я ненавидел, что моя мать знала об этом больше, чем я. Почему Уинн не сказала мне? Может быть, она подозревала, что я уже знаю. Тем не менее, ни намека на то, что их уже не было в живых. Она вообще мало говорила о своих родителях, только напомнила мне, что ее отец вырос в Куинси.

Я открыл рот, чтобы расспросить маму об этом подробнее, но в дверь позвонили.

— Я открою, — она исчезла в коридоре, и когда дверь открылась, я узнала голос Джима.

— Я думаю, он просто наливает чашку кофе, — сказала мама. — Гриффин?

— Иду, — я выпил остатки кофе, затем прошел по коридору и вышел за дверь, где меня ждали мои люди.

Захватив свой любимый «Стетсон», я помахал маме на прощание и направился в сарай. Все уже седлали своих лошадей, и пока они беседовали, я направился к стойлу Юпитера.

— Привет, парень, — я провел рукой по его щеке, позволив ему прижаться ко мне на мгновение, прежде чем проделать процедуру, которую я проделывал тысячу раз, вычесывая его, прежде чем пристегнуть к седлу.

Юпитер был моей лошадью на протяжении последних десяти лет. Он был лучшим из всего, что у меня когда-либо было. Сильный и уверенный, с нежным сердцем. В дни, когда мне нужно было очистить голову, он делал это вместе со мной. Мы ехали через долину или в лес, и я разгружал ношу под уверенное покачивание его галопа.

Я выводил его из стойла, снимал с крючка на стене свою любимую пару гамаши, и мы вместе выходили на солнечный свет.

— Готов к долгому дню?

Юпитер ответил, толкнув меня в плечо.

Я усмехнулся, взъерошив черный хохолок волос между его ушами.

— Я тоже.

Как и было обещано, день был долгим. Мы проехали несколько миль, перегоняя скот на летние пастбища на участке гор, который мы арендовали у лесной службы. У животных будет больше травы, чем они смогут съесть, и, находясь там, они помогут снизить риск лесного пожара.

На обратном пути я отделился от ребят. Они направились в конюшню к маме и папе, где все они держали своих лошадей. Это было преимуществом работы на нашем ранчо без пансиона. А я продолжил путь один к себе домой.

Дом был счастливым зрелищем.

Как и женщина, стоявшая рядом со своим Durango на моей подъездной дорожке.

Я соскочил с Юпитера, ноги затекли, пока я шел к Уинн. Одетая в джинсы и простую блузку цвета шалфея, она поражала воображение.

— Когда я появлюсь здесь, мне понадобится, чтобы ты был одет вот в это, — она указала на мою шляпу, сапоги и гамаши. — Каждый раз.

Я усмехнулся, когда она переместилась в мое пространство.

— Я весь день в седле. Я пахну как лошадь.

— Мне всё равно, — она встала на носочки и потянулась к моим губам.

Я наклонился, готовый поцеловать её, когда моя лошадь просунула свой нос между нами.

— Ты не против?

Уинн засмеялась.

— Кто это?

— Юпитер.

— Юпитер. Интересное имя для лошади.

— Его назвала Элоиза. Папа купил восемь лошадей десять лет назад. Она занималась каким-то научным проектом для школы о Солнечной системе, поэтому назвала их всех в честь планет.

— Мне нравится, — она протянула руку, секунду колебалась, прежде чем коснуться его щеки. — Привет, Юпитер.

Он прикоснулся к ее ладони. Мой конь был таким же умным, как и многие. Он знал, что такое внимание, когда его получал.

— Давай я уберу его. Заходи. Чувствуй себя как дома, — я взял поцелуй, который мне был нужен, затем подмигнул и проводил Юпитера в сарай. Устроив его, я вернулся в дом и застал ее на крыльце, раскачивающейся в одном из кресел.

В руке у нее было пиво, а для меня приготовлено другое.

Какое же она зрелище.

В такие дни я приходил домой в пустой дом и молился, чтобы никто не появился на пороге. Я жаждал побыть в одиночестве, расслабиться. Но я не оставался один уже целую неделю. И в данный момент я не хотел этого.

— Я подумала, что ты захочешь вот это, — она указала на пиво, пока я поднимался на крыльцо.

— Да, — я сел, поднес пиво к губам и утолил жажду.

Она взяла свой напиток, оглядывая мои ноги.

— Ты сексуален на этой лошади, ковбой.

— И что мне за это будет?

— Прими душ и узнаешь.

Я рассмеялся, откинулся на спинку кресла и подманил ее ближе. Затем я прильнул губами к уголку ее рта, прежде чем оставить ее на крыльце и зайти внутрь, чтобы принять душ.

Промокнув полотенцем волосы и надев только пару джинсов, я вышел из моей спальни и проверил свой телефон.

Я пропустил семь звонков, и дюжина сообщений ждала, чтобы их прочитали. Все они были от членов семьи, и, хотя мне следовало выяснить, что происходит, потушить все пожары, которые начались сегодня, я проигнорировал все это и отправился на поиски Уинн.

Я ожидал найти ее внутри, но через стеклянные окна в гостиной я увидел, что она сидит в том же кресле на крыльце, мягко покачиваясь, а ее глаза не отрываются от деревьев и горных вершин, возвышающихся за ними.

Она выглядела умиротворенной. Может быть, более умиротворенной, чем когда-либо, даже во сне.

Мое сердце пропустило удар. Полотенце выпало у меня из рук. Моя рука оказалась у грудины.

Она была совершенна в этом кресле.

Такая красивая, что я хотел бы видеть ее каждую ночь.

Блять. Мы должны были перегореть. Мы уже должны были перегореть. Мне нужно было, чтобы все чувства потухли. Я должен был сосредоточиться на этом ранчо. На моей семье. И все же это не помешало мне выйти на улицу, поднять ее со стула и отнести в спальню.

Мы перегорим. Только ещё не сейчас.

13. УИНСЛОУ

— Он доставил Вам какие-нибудь неприятности? — спросил Митч.

— Нет, если не считать того, что он плакал всю дорогу сюда, — я посмотрела сквозь стальные прутья тюремной камеры на человека, которого я привезла за вождение в нетрезвом виде.

Он сидел на койке, положив голову на руки, и все еще плакал. Тупица. Может, это послужит ему уроком.

О, как я ненавидела Четвертое июля.

— Надеюсь, он будет последним, — сказала я.

Митч вздохнул.

— Еще рано. Держу пари, мы привезем еще одного или двух.

— Но у нас нет места, — все пять клеток были заняты другими тупицами.

— Мы удвоим места, если понадобится. В прошлом году на Четвертое число нам пришлось утроить несколько камер.

— Будем надеяться, что никто не пострадает.

— Согласен, — он кивнул. — Но, с другой стороны, в этом году не будет драк в барах. Два года назад устроили драку в «Старой Мельнице». Был полный бардак. А в прошлом году у нас было шесть девушек, которые подрались в «У Большого Сэма». Это было еще хуже. Девушки дерутся жестоко.

Я засмеялась, следуя за ним из зоны ожидания.

— Да, это так.

Бары в городе были закрыты. Родео закончилось. Теперь, надеюсь, нам оставалось только разобраться с идиотами, которые не ушли домой. С теми, кто решил устроить вечеринку в другом месте и доставить неприятности.

Митч будет здесь, чтобы запереть их, когда их приведут другие офицеры.

Ключи, прикрепленные к его поясу, звенели, пока мы шли. Из всей команды офицеров Митч был моим любимчиком. Его высокий рост и крепкая фигура делали его устрашающим мужчиной, но за время моего пребывания здесь я узнала, что он был мягким и добрым.