Нестандартный ход 2. Реванш (СИ). Страница 39
Она включилась. Немного неумело, медленно. Но повиновалась такому сценарию, пытаясь распробовать позу наездницы. Двигалась, направляемая его ладонями на своих ягодицах. Млела, опаляемая пламенем глаз напротив. И чувствовала… чувствовала… как нарастает, набухает внутри неотвратимый жар, пожирающий рассудок.
Смотрела на плотоядную полуулыбку Ромы, который наслаждался её бессознательными действиями — откинутой слегка назад головой, вонзающимися в его плечи ногтями, тяжелым участившимся дыханием.
И как же ей хотелось поймать его улыбку своими губами и никогда никому не отдавать…
Элиза так и поступила — молниеносно подалась вперед, прижавшись к его рту в надрывном хаотичном поцелуе — катастрофически не хватало воздуха. И меняя угол проникновения вместе с амплитудой. Внезапно слишком отчетливо и ярко ощутив, как сжимает его внутренними мышцами, отчего безудержный жалобный стон горячим порывом прошелся прямо по губам Разумовского.
Желание налитой напряженной спиралью сжималось и вспыхивало в паху. Требуя выхода. Девушку уже вело какой-то внутренней силой, заставляющей ускориться. Ритмично приподнимаясь и опускаясь, будучи поддерживаемой всё теми же надежными руками, которые время от времени то стискивали её ягодицы, то нежно оглаживали по всей округлости.
Еще немного старательных колебаний — и Элиза падает на Рому, обняв его за плечи и протяжно выдыхая в ухо сладкое звучание экстаза. Будто отдавая ему всю дрожь своего удовольствия через мелкие подергивания тела. Которые удивительно долго не стихали…
А когда она, обессиленная и практически обесточенная, успокоилась, мужчина опустил её на матрас животом вниз, облекая собой сзади. Затем, целуя шейные позвонки, вошел в девушку, снова вызвав знойные бархатные мурашки.
И взял такой уверенный темп, врезаясь в неё размашисто и длинно, что совершенно неожиданно именно под таким градусом, в этой его любимой позе, когда он укрывает её собой, Элиза абсолютно отчетливо осознала, насколько Рома больше — в силе, в опыте, в знании, в стати, да во всем. Крепче, необъятнее, могущественнее. И это состояние — правильно! Это — то, как должно быть! И то, чего она испугалась, поняв, что любит его… тогда. А сейчас, наоборот, жаждала: раствориться, исчезнуть, забыться в нем. Быть частичкой этой несокрушимой сути.
И не стыдиться того, как из неё вылетают приглушенные подушкой крики, когда любимый человек неистово врезается в её плоть пронзительными властными толчками, накаливая безумие между ними. И выпустить на свободу сиплое отчаянное завывание, когда его зубы алчно вонзаются в плечо. И снова вскрикнуть, когда он плотно прижмет девушку к себе, после нескольких необузданных движений доведя обоих до одновременного пика.
Вот оно. Теперь всё так, как и положено. Влажные и сплетшиеся. Со сбитым дыханием. Но одним на двоих, потому что, повернув слегка голову, она вновь нашла его губы. Хриплыми выдохами. Жадным вдохами. Тотальным умиротворением.
— Ты снова удовлетворил меня на неделю вперед, — на этот раз фраза звучит по-другому: утомленно, благодарно и нежно.
Но мужчина предупреждающе одаривает её еще одним смачным укусом в плечо, оставляя след от зубов.
Элиза смеется и, разворачиваясь к нему всем корпусом и моментально попадая в плен, возмущенно выдает:
— Что за новые трюки в твоем арсенале, Разумовский?!
— Дурной пример заразителен, — шепчет, накрывая губы девушки, сладко и неспешно, продлевая их негу.
А потом запускает пальцы ей в волосы, немного оттягивая у корней, заставляя смотреть себе в глаза, и тихо спрашивает:
— Почему ты подстриглась?..
— А зачем мне эта длина где-то там далеко от тебя, когда твои руки не зарываются в неё?..
Рома внимательно блуждает по её лицу, прекрасно понимая, что, пусть это и основная причина, но не единственная.
Девушка поднимает руки и проводит ими по его гладким щекам. Чистый кайф забытых ощущений. Ей хочется продлить это мгновение их покоя и единения. Всё потом. Они поговорят. Она расскажет, что и как… Чуть позже. А сейчас — только сытые чувственные прикосновения. Это гораздо нужнее.
Оба молча смотрели друг другу в глаза. Последний час не требовал от них слов. Только зеркальное отражение мерцающих взглядов в проникновенном безмолвии.
Пока тишина не нарушилась настойчивой вибрацией забытого на полу мобильного…
Глава 24
«я здесь утопаю в делах монотонных дней, не скучаю, ни о чём не жалею, сердце стало, как металл. но если ты улыбнёшься кому-то, как улыбалась мне,
я пропал, моя девочка, я пропал». Аня Захарова «Фатальность»
Она рассерженной, но молчаливой фурией метнулась в ванную, чтобы одеться. Он проводил её прямую изящную спину сожалеющим взглядом. Признавая свою косвенную вину. Но это тот случай, когда иначе Рома поступить не мог.
Конечно, ему было тяжело и неприятно от того, что происходит. Еще пять минут назад оба вглядывались друг другу в глаза, веря, что самый главный и страшный прыжок над пропастью сделан, теперь на этой стороне их ждет только счастье. А сейчас, облачаясь в свои измятые вещи, мужчина с несвойственной ему тревожностью думал, что убедить Элизу в чем-либо будет практически невозможно. Девушка ничего не сказала, лишь поджала губы, но посмотрела с такой обидой и горечью, что сомнений не оставалось — выводы для себя она сделала неутешительные.
Так же безмолвно они уселись в машину. Проехали какой-то отрезок пути. И Разумовский заметил, что её немного знобит. Возможно, это колотит нервной дрожью. А, возможно, она успела замерзнуть на объекте. Тут же включив обогрев, он вздохнул и снова уставился в лобовое стекло.
За полтора часа до дома Элизы не было произнесено ни слова. Лишь напряжение — колючее, злое, темное — нарастало в геометрической прогрессии. Рома не хотел отпускать её в таком состоянии, поэтому, остановившись во дворе, повернул ключ в замке зажигания и потянулся к девушке. Она предсказуемо отшатнулась и ровно попросила:
— Разблокируй двери.
— Элиза… Ты не понимаешь, речь о матери, я должен помочь.
Но она снова лишь поджала губы, обдав его яростным непринятием в своих нереальных глазах. Точно так же, как после звонка Лены, которая, захлебываясь в истерике, попросила приехать и поддержать, поскольку испугалась — в очередной раз её маме стало плохо, и «скорая» увезла женщину в больницу, но уже в реанимацию.
— Элиза… — мужчина позвал почти с мольбой. — Я должен…
— Да! — неожиданно громко выкрикнула она и резко отвела взгляд, вперившись в темноту за окном. — Ты должен! Ты всем должен, Рома! И ты прав, я не пойму этого. Как и не пойму и не поверю, что Лене больше не к кому обратиться. Ты, ты, только ты! И ты должен, черт возьми, должен! Поехать, быть с ней рядом. Поэтому поезжай.
Девушка с диким неистовством выпустила из себя воздух и дернула ручку. Разумовский наблюдал за этим свирепством и вновь признавал, что в чем-то она права. Но договориться со своей совестью и отказать Лене сейчас не мог.
— Ты дождешься меня? — тихо спросил, привлекая её внимание. И тут же получил хлесткий изумленный взор, направленный ему в лицо: — А должна? Вряд ли так быстро удастся утешить бедняжку. Так что, нет, я тебя не дождусь. Ни сегодня, ни завтра… — Прекрати, — попросил он устало. — Прекратила, — вдруг послушно согласилась Элиза. — А теперь разблокируй.
Звенящие нотки в её голосе заставили его повиноваться. Наверное, так будет лучше. Пусть остынет, а потом он вернется, и они всё спокойно обсудят.
Щелкнула сигнализация. Девушка, было, дернулась к двери, но почему-то передумала и развернулась к нему. Внезапно вскинула вперед руку, выдвинув вертикально свою ладонь.
— Примитивный вопрос. Что ты видишь, Рома? Внутреннюю сторону, да? А я — тыльную. Но ведь мы оба смотрим на ладонь, правда? Так и у нас: я вижу, что между двумя женщинами здесь и сейчас ты сделал выбор не в мою пользу, а ты твердишь обратное. Мы друг друга не услышим. И каждый будет прав по-своему. Я ведь поверила… зная тебя, даже без твоих слов поверила, что ты закончил прошлую историю, чтобы мы попытались снова. Но… завтра Лене понадобится пересадка селезенки, послезавтра — еще что-нибудь, и, конечно, ты должен будешь помочь, потому что это важнее, чем будущее наших отношений. Вот и поговорили, Разумовский. Вот и поговорили…