На все четыре... (СИ). Страница 11

Во все комнатки заселились будущие "спортсмены". Даже свободные добровольцы обитали со всеми на общих основаниях. Похоже, что Шварц хотел таким образом подчеркнуть, что все участники находятся в абсолютно равных условиях и ни у кого нет никакого преимущества.

С побегом же у меня всё как-то не заладилось. Нет, возможности-то, вроде как, были, но такие… Не стопроцентные. Нет, будь я один, я, возможно бы, и попробовал, но сейчас-то мне нужно было не столько самому сбежать, сколько Сову вытащить из этой задницы, в которую мы с ней угодили. И вот с ней-то бежать было куда сложнее. Вот реально, камнем на шее она повисла, не давая рискнуть. Ну вырублю я одного охранника, разоружу, может быть, а что потом делать? Что дальше-то? Что? Один бы я ввязался в схватку, пусть и с неясными для меня перспективами, но что при этом делать с ней? С ней-то много не навоюешь. Так что побег мой так и не совершился. Похоже, придётся действительно вырывать её свободу на арене. Ох, не хотелось бы…

Не в том смысле, не хотелось бы, что я не верил в собственные силы (хотя сомнения у меня, конечно же, были. Ну ещё бы! Я ж, всё-таки не такой крутой, как идет про меня молва. А тут реально опытные бойцы подбирались). Нет, главным тут было именно нежелание идти на поводу у жирного борова и убивать таких же, как и я сам, пленных. Всего-то и желающих жить и получить свободу. Просто жить. Уж они-то ни в чём не виноваты. Пусть тут есть и "добровольцы" Вот уж кого я действительно убил бы, особо не переживая. Но, увы. Их всего-то четверо, включая цыгана, а все остальные — такие же пленные. На всех пленных добровольцев никак не хватит.

Впрочем, Сова, которая оковами висела у меня на ногах, не давая возможности сбежать, тут, наоборот — мотивировала меня покруче всего остального. Я должен был ее спасти. Должен! И тут, даже, моя собственная жизнь отходила на второй план. Боюсь, не будь тут Совы, я бы мог смалодушничать, и… Да. Позволить своему пока неведомому противнику по первому бою убить себя. У меня могла бы просто не подняться рука. А может и поднялась бы? Аот уж не знаю. Не могу пока знать. Одно дело убивать в бою, и того, о ком ты точно знаешь: вот он перед тобою, враг. Настоящий, не придуманный. И, совсем другое дело, убивать мальчишку (или девчонку), единственным пригрешением которого является только то, что он такой же пленник, как и ты, и точно так же хочет жить. Это сложнее.

Но вот Сова… Ради Совы я был готов на всё! И, не потому, что она мне так особо дорога (хотя, конечно, и дорога тоже), а потому, что она доверилась мне. И, ещё потому, что она единственная, кто хоть как-то, пусть со скрипом и ошибками, но была бы способна заменить меня на должности главы анклава. И, потому-то, она должна жить и идти на свободу. И, если, ради этого придется убить невиновного… Что ж. Я готов взять и этот грех тоже на свою многострадальную душу.

Так что наступает первое августа, а с ним и первый день турнира. Правда, сегодня, как я знаю, самих боёв ещё не будет. Будет что-то наподобие открытия Олимпиады. Представление участников. Мне в коморку приносят выбранное мной копьё и какие-то невнятные шорты-бермуды непонятного буроватого цвета.

— Что это? — не сразу врубаюсь я

— Твой сценический костюм, — давит лыбу Фикса. — Давай напяливай, а эти ревки скидывай.

— А футболка? — я не спешу их напяливать. Пускай они и поновее тех тряпок, что на мне сейчас одеты, по крайней мере, целые, но я всё равно ощущал какой-то подвох.

— Какая ещё футболка у гладиаторов? Форма одежды номер два. Голый торс. Давай, не люби мне мозги, нам ещё десять человек переодевать да инструктировать.

Я глянул на явно напрягшихся Сиплого с Хлюстом, присутствующих тут же. Сиплый демонстративно потянулся к поясу, где у него болтался шокер. Я не стал лезть в бутылку и скинул свои шмотки и залез в бермуды. Раз уж у них свояформа для гладиаторов… Зачем доводить до конфликта на ровном месте? Этот вопрос не принципиальный.

— Очень хорошо, — Фикса выглядел довольным как кот, сожравший чужую сметану. — А то у тебя вон какой шрам через всю спину. Как можно его под футболку прятать? Такая фактура… Теперь вот ещё что. Когда будут вызывать, тебе вот эту дверь откроют, — Фикса мотнул головой на второю, до сих пор вечно запертую дверь с маленьким окошком в нем, в торце нашей бытовки, выходящую, как раз, на арену. — Ты пройдешь круг по периметру арены и встанешь на свой кружок. Там будут для каждого начерчены на земле.

— И как понять, что он мой? — хмыкаю я.

— Догадаешься. Там по кругу они нарисованы. Первый встанет, а все остальные начнут соседние по часовой стрелке заполнять. Короче, тебе подскажут куда вставать. Не об этом сейчас речь. В общем, свой в проход по аллее ты должен какой-нибудь финт со своим оружием проделать, понял? Чтоб зрителей завести. Ну, не знаю… там в воздух копье подкидывай, или восьмерки в воздухе покрути. Главное, чтоб зрителям понравилось.

— Я тебе что, клоун? — начинаю заводиться я. — Какое мне дело до ваших зрителей?

— Ну, можешь и не крутить, — как-то быстро уступает Фикса. — Можешь с гордым и неприступным видом прошествовать. Тоже характер показывает. Правда, зрители любить не будут.

— Переживу как-нибудь, — бурчу в ответ.

— Ну, как знаешь, — недовольно кривится Фикса, и они все втроем покидают мою комнатку, оставляя нас вдвоем с забившейся в угол испуганной Совой.

А я подхожу к окошку в двери и смотрю на площадку. До озвученного начала церемонии ещё часа четыре, но первые зрители пришли сильно заранее. Смотрят как рабы из обслуги готовят всё к открытию. А работа кипит! Все бегают, что-то колотят, тащат генератор, подсоединяют колонки к сабвуферу. И, довольно скоро над всем стадионом раздается музыка русского рока:

Боги прокляли спятивший Рим, город брошенных женщин и калек.

Здесь глотают отравленный дым, режут лезвием вены.

Здесь по праздникам ходят смотреть, как в агонии бьется человек,

Как пирует свирепая Смерть в желтом круге арены.

Сила приносит Свободу, побеждай и станешь Звездой, а может, обретешь покой…

Суки, это же тоже накачка гладиаторов идет! Психологическое давление. Типа: стремись, и всё у тебя получится. То, что из шестнадцати в итоге выживет только один, скромно умалчивается. Ведь каждый из ребят будет считать, что именно он — главный. Именно он победит. Именно о нем сейчас поет Ария из динамиков. И именно он выйдет на свободу, в конце концов.

...Твой враг в пыли, жалок и слаб, загнанный зверь, раненый раб.

Еще секунда и скажет "Убей!" перст императора.

"Святой судьбе не прекословь," — воет толпа, чувствует кровь.

Не стоит скорби ни жен, ни друзей. Жизнь гладиатора — Колизей!…

Вот вот. Именно об этом я и говорю. Хороший психолог у Шварца, ой, хороший. Вот я сам всё понимаю про это манипулирование, но песня всё равно заводит. Одно дело слушать её, когда сидишь дома в уютном кресле, и, совсем другое, пританцовывая в ожидании выхода на арену, где тебе довольно скоро придется самому биться не на жизнь, а на смерть. Оно как-то поневоле… Цепляет.

…Словно псы, что дерутся за кость, обреченные рвут друг другу плоть.

В их глазах не азарт и не злость, ничего, кроме боли.

Ты один не сломался, не лег от ударов, хранил тебя Господь.

Видишь, Цезарь сошел на песок, наградить тебя волей.

Сила приносит Свободу: побеждай и станешь Звездой, а может, обретешь покой…

А на звуки музыки начинают подтягиваться всё новые и новые зрители. Уже не одиночки места занимают, а целыми компаниями. Трутся у решетки, лезут на трибуны, пытаются рассмотреть нас в наших коморках. Кто-то видит мою рожу в окошке и приветливо машет рукой.