Академия Драконов. Тетралогия (СИ). Страница 14
Не взяла. Отшатнулась, покачала головой.
Потому что Тукан украл его из лавки миссис Дераж. Много месяцев подряд это платье висело за стеклом витрины, притягивая взгляды горожан. Я тоже порой на него засматривалась.
Похоже, Тукан ограбил ту самую лавку и подарил мне платье, которое знала вся округа.
Ну и глупец!..
— Обещаю, я тебя не обижу, — добавил он, глядя на меня маслеными глазами. — Ты такая красивая, Эйвери, и с каждым днем ты становишься все краше! А с твоим даром открывать двери мы многое сделаем вместе, ты и я! Давай уберемся с этого проклятого острова и отправимся в столицу? Возьмем с собой ребят, если они захотят, и сколотим свою банду…
— Нет, Тукан! — сказала ему. Оттолкнула, потому что он попытался меня обнять. — Я никогда не буду ничьей девушкой. А твоей уж тем более!..
До этого я много раз слышала, как женщины в Длинном доме с придыханием говорили об отце Таккере, мечтая, чтобы он выбрал в любовницы на эту ночь именно их.
Этот ужасный, мерзкий человек!.. Как же мне было противно слушать их речи!
Примерно так же, как и сейчас, когда я поймала на себе сальный взгляд Тукана.
— И вот еще, — сказала я, — платье сегодня же верни миссис Дераж! На Чаверти ты все равно его не продашь. Глупо воровать то, о чем знает весь город!
После чего кинулась прочь. Поспешила в общину, и в банде Тукана с тех пор больше не появлялась.
— Тебе четырнадцать, — продолжал Мартин Вебер. — Вспомни этот день, Эйвери!
— Прими небольшие подарки от меня, — произнес мой учитель. — Пирог и билет на магические двигающиеся картинки. Повезло, их как раз привезли на Чаверти.
— Ох, — отозвалась я с придыханием, — мне всегда хотелось на это посмотреть!
— Эйвери, я мечтаю забрать тебя к себе, — немного помявшись, добавил учитель, — но мой разговор с отцом Таккером прошел не так, как мне хотелось бы. Он не дал своего позволения. Я не смогу тебя удочерить, поэтому, к сожалению, ты останешься в общине.
— А что, если я сбегу и буду жить у вас? — с надеждой спросила у него.
Больше всего на свете мне хотелось перебраться в его небольшой домик на краю города. Я бы убирала, готовила еду и заботилась о нем, как о своем отце, а вечерами читала книги и занималась магией.
О, какая прекрасная была бы у меня жизнь!
— К сожалению, на Чаверти отец Таккер намного могущественнее остальных. Настолько, что даже мэр у него на поводке. И преподобный не собирается отдавать то, что считает своей собственностью — то есть тебя, Эйвери! Но мы можем сделать вот что — с сегодняшнего дня я начинаю копить деньги, а ты станешь усердно учиться. Хотя ты и так лучшая в школе… И однажды я заберу тебя с собой в столицу.
Но он так меня и не забрал.
— Тебе двенадцать, — произнес мужской голос, и я с трудом догадалась, что он принадлежит Мартину Веберу. — Вспоминай, Эйвери! И вспоминай хорошенько!
Тотчас же перед глазами возник амбар, в котором меня привычно заперли, потому что я снова улизнула с утренней молитвы и отправилась бродить по лугам. Но меня все-таки поймали, и теперь Харпер по распоряжению преподобного готовился высечь меня кнутом.
Глядел с мерзкой ухмылкой на противном лице садиста, а двое его подельников держали меня за руки.
— Не-е-ет! — закричала я в полнейшем отчаянии.
В груди стало горячо, а к рукам прилила непонятная сила.
Секунда, и… рядом больше не было ни Харпера, ни его подельников, ни кнута, ни амбара. Лишь груда переломанного дерева, разлетающееся во все стороны сено и валяющиеся на коленях люди из деревни Таккеров.
А посреди всего этого… стою я, с недоумением и ужасом уставившись на собственные руки.
— Тебе десять. Вспоминай, Эйвери Таккер!
— Мы всегда будем вместе, ты и я! — произнесла худенькая темноволосая Мэри, с которой мы сидели на берегу озера, опустив босые ноги в прохладную воду. — Потому что мы с тобой лучшие подруги. Я никогда не дам тебя в обиду!
— Я тоже тебя никогда не обижу, Мэри! А если кто-то тронет тебя хоть пальцем, я переломаю ему все его пальцы! — торжественным голосом пообещала ей. — Потому что мы с тобой лучшие подруги.
— Давай скрепим нашу дружбу кровью, — предложила Мэри. — Но отцу об этом не скажем, а то он рассердится и заставит нас молиться вместе обеда и ужина.
— Обязательно скрепим, — отозвалась я. Сжала нож, который стащила утром из общей столовой, после чего полоснула по своей руке. — Теперь твоя очередь, Мэри!
И она потянулась за ножом.
— Тебе восемь, — произнес все тот же мужской голос. — Вспоминай, Эйвери! Вспоминай хорошенько!
Но вместо воспоминаний передо мной внезапно возникла стена, темная и непроницаемая. Бесконечная, в какую сторону ни посмотри — в нее-то я и ударилась со всего размаху.
И тотчас же мое существо захлестнула боль, непонимание и страх, откинувшие меня назад. Туда, где я сидела в кожаном кресле в кабинете декана, судорожно сжимая руку Мартина Вебера, и дышала часто-часто, словно после долгого бега.
— Все-все! Уже все закончилось! — успокаивающе говорил он. — Я вывожу тебя, Эйвери! Сейчас ты вернешься…
Но я упрямо покачала головой и вновь закрыла глаза.
Не стала окончательно возвращаться в реальность, потому что должна была проникнуть через ту проклятую стену в своей памяти! Ведь именно за ней, скрытое от моих глаз, лежало мое прошлое!
Поэтому я собралась с силами и ударила в нее еще раз. Билась и билась, иногда слыша мужской голос:
— Все, Эйвери, хватит! Сейчас же прекрати! Тебе пора выходить! Не в этот раз!
— В этот! — прохрипела я в ответ, после чего ударила в стену еще раз, и она наконец-таки пошла трещинами, а потом развалилась на части.
Это было наполненное ужасом воспоминание.
Я летела вниз, сорвавшись с огромной высоты. Падала, вопя от страха; меня крутило в разные стороны, а наверху шел воздушный бой.
Я не видела, кто побеждал, и не помнила, кто и на кого напал. Знала только то, что моя мама в опасности.
— Эйвери! — в ушах все еще звенел ее полный ужас голос. — Эйвери, детка! Я уже иду…
Но она так и не пришла, а я все падала и падала. При этом знала: есть что-то или кто-то, кто не позволит мне разбиться о воду. Вместо этого он поможет мне притормозить в воздухе, после чего подняться наверх.
Потому что мы — небесный народ, и мы не живем внизу.
Суша не для нас.
Ждала, когда он начнет действовать, но ничего не происходило. А потом в голову стукнула отчаянная мысль — не моя, чужая.
Тот, от кого я так ждала помощи, твердил, что он не может меня спасти.
Слишком низко! Я падаю слишком быстро, и Суша уже недалеко. Он не в состоянии!.. Что-то не так с воздухом, и для него это смертельно!
Но он попытается!
Отчаянный рывок — такой сильный, что меня едва не вывернуло наружу, но я все-таки остановилась. Зависла в воздухе, хотя до воды оставалось не так уж далеко.
Я видела ее синюю гладь и набегающие друг на друга барашки волн.
Внезапно на меня накатило ощущение утраты. Словно мое второе я меня покинуло, не в состоянии дольше удерживать меня на лету.
Резкая боль обожгла спину — как раз по обе стороны лопаток, — после чего я стала падать.
Упала.
Ударилась о водную гладь так сильно, что на несколько мгновений потеряла сознание. Ушла глубоко под воду, но все-таки пришла в себя. Стала барахтаться и делала это так долго, пока не выплыла на поверхность.
Тело отчаянно болело, соленая морская вода заливалась в рот и нос, заставляя меня то и дело кашлять и отплевываться.
Волны накатывали одна за другой, не давая передышки, а еще мешая мне закричать и позвать на помощь. Потому что я видела темно-красные верхушки рифа и плывущую ко мне рыбацкую лодку.
Тут мои силы закончились.
Одежда потянула вниз, очередная волна накрыла меня с головой, и последнее, что я успела заметить, как раскачивается лодка, из которой за мной нырнул рыбак.
А потом наступила тишина и темнота.
Правда, в этой самой темноте на меня смотрели немигающие змеиные глаза с вертикальным зрачком.