Театр Духов: Весеннее Нашествие (СИ). Страница 33

За воротами, над головой, подымался арочный свод, являвшийся основанием средней башни. Внизу же, по бокам от него, располагалось множество дверей. Далее, за тенью, виднелся широкий плацдарм, а за ним находились продолговатые стойла конюшен, к которым, за монету, отвели Добряка. Ричарду оставалось добраться до нужного корпуса. Он открыл тяжёлую половину двери и вошёл в тёмное помещение; стал подниматься вверх по ступеням, нервничая донельзя.

«Чёрт. Револьвер-то забрали! — спохватился юнец. — И чем теперь хвастаться?»

Откуда-то послышался взвинченный смех. Юноша дрогнул. Казалось, что хохотавшие мужчины были, в основном, в возрасте, и Ричард вознадеялся, что раскаты буйного смеха принадлежат старшим офицерам. А что, если среди новобранцев – громилы да нарванные старики на манер его деда? Хуже всего, если они в большинстве, и держат в неуставном подчинении всех, кто помоложе и послабее… Отец подоспеет сюда только к вечеру, если не к следующему утру, а до того времени – ты сам за себя, — говорил Ричарду внутренний голос.

«Благой Экион! Не покидай…»

На лестничной площадке юноша врезался в кого-то худого и сморщенного, на чьей шее сверкали весомые знаки. Испугавшись генеральских петлиц, он растерянно глянул в глаза пожилому военному.

— Новобранцы… — виновато заговорил юноша. — Где их найти?

Человек в форме закатил глаза и промолвил:

— В самый верх поднимайтесь. — Затем пошёл дальше.

«Точно, наверх».

Через несколько минут блуждания, на последнем этаже наконец-то обнаружилась широкая дверь, явно ведущая туда, куда нужно. За дверью слышался отдалённый гвалт дружной компании. Тусклый коридор как будто бы сдавливал ту сущность Ричарда, которая в народе звалась душой или духом. Но его рассудок, в последний момент, изо всех сил попытался воспротивиться страху, чтобы не ударить в грязь во время знакомства.

«В конце концов, мы все равны. Мы – новобранцы. В конце концов, я – сын главы ордена, пусть и об этом, пока что, не знают. Может быть я и взволнован, но они все здесь подчинены моему отче. Я – выше их. Я – Ричард Фэстхорс, сын любимца монарха». И произнеся это, юноша почувствовал, как ему полегчало. Он раскрыл дверь нараспашку и вошёл внутрь. Свет, на мгновение, заставил прищуриться.

Зал оказался большим и вместительным, но всего несколько кроватей были заняты веселящейся сворой в дальнем углу. На Ричарда сразу обратили внимание. Живописец тут же притворился, что присматривается к койкам; стал оценочно прохаживаться между ними, выбирая постель. Да ведь она вся одинаковая…

Главным признаком неуверенности стало нежелание представиться первым, из-за чего будущие сослуживцы повели себя более развязно, чем следовало.

— Гляди-ка, ещё один подоспел! — еле сдерживая очередной порыв смеха сказал здоровяк, подходя к живописцу. За ним потянулась небольшая орава. — Какими судьбами?

Ричард присел и вздохнул.

— А что, война спрашивает? Погода сама ведь приводит под крышу.

Лицо безбородого здоровяка лишилось улыбки.

— Война ещё не началась.

— Она не кончалась, — сказал некто сзади.

— В этом краю и не кончится, — завершил мысль кто-то другой.

«Ну вот и славно», — промолчал Ричард.

— Что ты хмурый такой? — Здоровяк предпринял попытку вернуть прежнее веселье и сел напротив пришедшего. — Появляешься здесь, словно туча, настроение портишь. А меж тем, сюртучок твой заметный. Небось дорогой!

Ричард вдруг вспомнил, как подшучивал над кителем Ластока, когда они выезжали с Бульваров Усадеб, и подумал, что ему теперь – поделом.

— Решительно не понимаю людей, способных хандрить в таких царских тряпках. Здесь же на ящик вина с глоткой бляди в придачу, ей-богу, взгляни… — Здоровяк разошёлся, новобранцы глазели толпой на сюртук, находя в нём великую ценность, а Ричард спокойно осматривал зал.

Несмотря на шероховатости стен, в нём было уютно находиться. Интерьер светлых оттенков невольно радовал глаза. На стенах висели красивейшие стяги серой материи, изображавшие златом жеребца-идола – предвестника праведной ярости. Между ними, через стяг, также висели полотна с символикой, значения которой юноша пока что не знал. На этих, как будто бы кровью прошитых полотнах, вырисовывался череп некого зверя, причём один из его рогов был отсечён, превращённый в обрубок. Позже ему объяснили, что это – эмблема янтарного полка, напоминающая об изувеченном вожде супостатов. И кто ж ему рог-то отсёк? Спросит этим вечером Ричард. И сам же ответит; явно не ты, красноносая пьянь. Должно быть, отец мой, или кто-то из его приближённых…

— Короче, я вижу, ты не батрачишь, а я уж найду, куда деть твои деньги. Вы, столичные торгаши, а с ними – их дети, вечно расходуете состояния на разную чушь, — дурачился мужчина, не унимаясь. Юноша опомнился.

— Знаешь что? Я тебе не торгаш. Затяни-ка свой пояс.

Глаза здоровяка округлились, а на лицах других заиграли ухмылки. Звучали смешки.

— Нет уж, пажик, — продолжил громила, вставая. — Я ведь сперва порешил, что ты мой виночерпий! Но теперь понимаю, что придётся тебе поучиться серьёзным наукам… — Он закатал рукава и новобранцы откликнулись: «О-о-о!»

— Что за шум?! — гаркнул голос с балкона в решающий миг. Это, видимо, рекрутер, отвечающий за корпус. Ричард посмотрел на него как на спасителя, в то время как досаждавший наглец отступил. — Вы здесь по какому вопросу? — осведомился офицер, найдя взглядом юношу.

— Хочу служить ордену, — громко сказал он в ответ.

— Ко мне в кабинет.

Ричард поднялся на внутреннюю пристройку и оказался на небольшой площадке, с открытого балкона которой открывался весь зал. Очевидно именно отсюда сотник наблюдает за личным составом и раздаёт указания. Деревянные балясины под перилом отличались простотой, но и в них что-то было. Тем не менее Ричард вспомнил собственный опыт в мебельной мастерской и подумал, что работы на основе его набросков куда как изящнее.

— Гладкие руки, высокомерие, роскошный наряд… — Офицер вслух рассуждал о юнце, сидевшем напротив с выражением лени и нетерпеливости. Мужчина средних лет с красивым голосом пригладил короткие, тёмные волосы. — Что вам здесь нужно?

Живописец, – а в прошлом частично и плотник, – искренне улыбнулся.

— Видите ли, я лишь руда, из которой вам предстоит выплавить отменный клинок.

Офицер помолчал. Затем молвил:

— Допустим. А умереть вы готовы?

От неожиданности вопроса Ричард растерянно приоткрыл рот и захлопал ресницами, целиком выдав своё отношение к смерти: он не готов.

— Разумеется нет! — рекрутер подтвердил за него. — Племена вот-вот навяжут нам бой, нам некогда нянчить детей богатеев, говорящих поэмами. Грядёт наводнение!

Юноша сжал руки в кулаки.

— Да меня бы здесь не было, будь всё спокойно. Я прибыл в степь для того, чтобы стать членом ордена и пробудить в себе наследие предков путём всех невзгод, что нас ожидают. — Ричард произнёс это на одном дыхании, осознавая, что ему помогает некая внешняя сила. Отцовские мистерии? — спросил он себя, когда сотник проговорил:

— Да? Ну смотри. — Он словно был тронут.

Последовала бумажная волокита. Офицер хмурился и перебирал документы.

— Каждый день у нас военный совет. Расчёты, предположения… Голова пухнет. Сходи к полковому врачу, пусть осмотрит тебя. Вижу, ты рослый. Что ж, хорошо…

— Я наездник. Сливаюсь с седлом. И конь мой внизу.

— Значит конником станешь… — сотник зевал и что-то быстро записывал.

— Кстати. — Ричард припомнил просьбу отца. — В нескольких вёрстах, лежит под землёй одна женщина-воин.

— Так, — офицер слушал, орудуя металлическим пером.

— В кургане той женщины гостит сейчас человек по имени Кордис, — уведомил живописец, после чего, перо тут же остановилось в руке офицера.

— Таак, — посмотрел он на Ричарда, весь во внимании.

— От лица наследника, Кордис Фэстхорс приказывает отправить ему навстречу отряд для сопровождения.

Сотник откашлялся.