Ангел-мститель (СИ). Страница 70

— Ты хочешь сказать, что вы ее используете? — вырвалось у меня против воли.

— Я хочу сказать, что мы даем ей возможность с пользой применить ее яркие способности, — сдержанно ответил он — похоже, мне удалось-таки его задеть. — Которым в ее обычной жизни просто не находится места — отчего эта жизнь начинает казаться ей никчемной и никому не нужной.

Опять? Я вдруг вспомнил, что было в его словах еще нечто, неприятно кольнувшее меня.

— Подожди, — быстро проговорил я, — а почему вы не можете ее остановить?

— А это — еще один необычный аспект нашего с ней сотрудничества, — с готовностью объяснил он. — Ты же помнишь, что после Дениса мы решили не оставлять ее без наблюдения. Само собой, физического, но и за ее внутренним состоянием мы присматривали. Так вот — в последнее время она начала все отчетливее вспоминать свою предыдущую жизнь. Ту, которая довольно печально закончилась.

— И что? — искренне заинтересовался я.

— Судя по тем картинкам, которые нам удалось выделить из ее памяти… — Он вдруг досадливо крякнул. — Они, кстати, у нее, как правило, ночью появляются — потому мы их и не сразу заметили, сам знаешь, какой надзор за спящим человеком. Так вот — похоже, она и в предыдущую свою жизнь не очень-то вписывалась. На что ей постоянно указывали. Не исключая и твоего коллегу. Особо ярый пацифист, небось, был, — добавил он с явной неприязнью.

— А как она погибла? — спросил я, чтобы увести разговор со скользкой почвы межведомственных трений.

— Не знаю, — задумчиво ответил он, — ничего, связанного с этим, пока не обнаружилось. Но я думаю, что в какой-то момент она просто взорвалась. И вот этого-то нам сейчас никоим образом нельзя допустить.

Здесь я был с ним полностью согласен. Мне и самому не очень улыбалось оказаться где-то поблизости от Марины, доведенной до крайней точки. Но не потакать же ради этого всем ее капризам!

— А ты дальнейшую судьбу ее хранителя не знаешь? — поинтересовался я, пытаясь ухватить за хвост мелькнувшую в голове интригующую мысль.

— Понятия не имею, — равнодушно отозвался он.

— А узнать можешь? — настаивал я.

— Зачем? — Пришел его черед язвить. — Сочувствие выразить хочешь?

— Я хочу узнать его версию событий, — ответил я — не менее сдержанно, чем и он пару минут назад. — Ты этого понять не можешь — а я очень хорошо знаю, как трудно бывает разобраться, что твоему человеку на самом деле нужно, особенно если он все в себе держит. Нам с Мариной все равно никуда друг от друга не деться, а разговора не получается — для нее все хранители вроде крышки в скороварке. И если ее бывший действительно ничего кроме буквы закона перед собой не видел, я хоть извинюсь перед ней за него. А если это она на своих мыслях и чувствах собакой на сене сидела… Ей, особенно сейчас, вовсе не помешает напомнить про лебедя, рака и щуку.

— Ладно, поспрашиваю, — согласился Стас. — Но в целом, скажу тебе так — выбрось Марину из головы. Она в прямом контакте со мной находится, и у меня есть с ней договоренность… устная, правда, но лично у меня ее слово сомнений не вызывает… что непосредственно на вашу жизнь она больше покушаться не будет. И Тошину тоже, — добавил он, предварив мой следующий вопрос.

А у меня еще один в запасе был.

— У них с Татьяной еще одна близкая подруга есть, — заметил я, словно между прочим.

— Вот пристал! — фыркнул Стас. — Ладно, я с ней эту еще одну подругу отдельным пунктом оговорю.

У меня стало немного поспокойнее на душе. В твердость Марининого слова я не очень-то верил (уж кому, как не мне, знать удивительную способность людей выворачивать его наизнанку!), но уверение собрата-ангела в том, что она находится под надежным контролем, вселяло определенные надежды. А если и мне самому удастся прояснить картину ее предыдущей жизни и сбить с нее в откровенном разговоре окалину предвзятого отношения ко всем хранителям и ко мне в частности… Одних только моих отношений с Татьяниными родителями достаточно, чтобы убедиться, что договориться можно с кем угодно — при условии искренности и настойчивости.

Что в самом скором времени блестяще подтвердили как мой собственный парень, так и Светин.

Мой партизан решил расширить круг общения, включив в него Татьяну. Принялся, понимаешь, приставать к ней, чтобы поиграла с ним. Она, конечно, ничего не поняла и при каждом прикосновении замирала, как завороженная. Но я-то видел, что ему хочется размяться, подвигаться… и не хватало еще, чтобы он Татьянину неприязнь к физическим упражнениям унаследовал! Для начала я предложил ему простенькую игру в салочки, и он принялся с восторгом уворачиваться из-под моей руки. Татьяна, разумеется, начала хихикать — он, мол, меня боится. Ха! Посмотрим, что она скажет, когда он еще в пеленках отличным спортсменом окажется!

У Светы на даче, куда мы отправились праздновать ее день рождения, мне удалось одним выстрелом убить сразу целую кучу зайцев. Причем совершенно неожиданно для себя самого. Мне очень хотелось туда поехать, чтобы, в первую очередь, посмотреть на взятую под контроль Марину. Чтобы впредь отличать эту ее ипостась от обычной, непредсказуемо стихийной. Я вовсе не собирался даже приближаться к ней без особой надобности! Если, разумеется, она меня первая не зацепит — я свое согласие словами, а не молчанием выражаю.

Обратите внимание — последнее условие я тоже огласил в разговоре с Татьяной вслух.

Кто же знал, что Светин мальчик опять раскапризничается, предоставив мне возможность в очередной раз решить дело миром, показать его родителям, что их отношения с сыном уже перешли в ту стадию, когда окриком ничего не добьешься, и ненавязчиво продемонстрировать Марине, каких блестящих и скорых результатов можно добиться при наличии доброй воли к согласию с двух сторон. И что бы вы думали? Она тут же предложила тост за сюрпризы (свои, надо понимать) как лекарство от упрямства (моего, без сомнения). Стоит после этого говорить об обоюдном желании слышать друг друга?

За столом я еще раз попытался перекинуть к ней мостик взаимопонимания — не побоявшись вслух признать ее выдающиеся способности и похвальное стремление приходить на помощь кому угодно, я всего лишь тонко намекнул, что Юлий Цезарь жил в древние века, когда сам темп жизни еще позволял хвататься за несколько дел сразу, и потом — у него была целая армия секретарей, адъютантов и просто рабов, чтобы все эти дела до конца доводить. В наше же время рабство давно отменено, а вот умение работать в команде ценится все выше.

Она тут же переиначила все мои слова, обвинив меня в пустой болтовне вместо реальной помощи по хозяйству нашим хозяевам и вызвав меня во двор, как на арену турнира. Ну, все — даже у моего ангельского терпения предел есть! Можно подумать, это она в прошлый раз вместе с Сергеем кусты подстригала и ветки на… забыл, как это дерево называется… подвязывала!

Вот и хорошо, что она практически прямо у него и остановилась — если понадобится, я ее носом в него ткну как в вещественное доказательство!

— Ну, давай — высказывайся, — насмешливо бросила она, поворачиваясь ко мне лицом.

— Что именно я должен тебе высказать? — решил я в последний раз протянуть ей руку доброй воли.

— Если у кого-то есть замечания в мой адрес, я предпочитаю, чтобы мне их в лицо высказывали, — прищурилась она.

— В который раз? — огромным усилием воли подавил я вспышку раздражения. — Тебе же все мои слова как шум прибоя.

— Взаимно, — бросила она.

— Возможно, было такое дело, — скрипнув зубами, признался я. — Но, в отличие от тебя, я хотя бы пытаюсь понять оппонента в споре. Я тут на днях со Стасом разговаривал…

Она вскинула бровь в насмешливом понимании.

— … и я согласен, — чуть повысил голос я, — что если их направление работы вызывает у тебя интерес, нужно дать тебе возможность попробовать свои силы. Но я — по природе своей — совершенно иначе к людям отношусь, и считаю, что иногда им нужна защита, в первую очередь, от самих себя.

— Смирительная рубашка, одним словом, — вставила Марина.