Еретик (СИ). Страница 35

— Инга! — выдохнул он, навалился на нее и припал к шее. Ее имя сейчас было для него самым главным словом на Земле. Чувствуя, как она почти отрывает клочки от его шевелюры, он ощутил, что она сама начала потихоньку двигать тазом, все крепче охватывая его ногами.

Забывая себя, он чувствовал только раскаленный, жгучий сок, которым она была переполнена, и желание обласкать ее, ублажить ее вдруг мигом переросло в душную потребность задушить ее, сделать ей больно. Возможно, даже убить, убить это самое дорогое и единственное существо в его жизни.

И тут же он почувствовал, как грубая горячая ладонь его легла на ее розовую пылающую щеку. Рот ее был открыт, и большим пальцем он почувствовал ее язык.

Сердце его дернулось, и он пуще прежнего, со злобным остервенением, долбанул ее пахом, словно бы хотел пришибить. Она ахнула, но тут же сладострастно оскалилась. Рука его скользнула ниже, и он взял ее за холодное, тонкое, мраморное горло.

Мысли его летели напрямую — от инстинктов к рукам, минуя сознание самого Тима. И Тим уже сжал пальцы на ее горле, но тут звезды начали рушиться, и в один миг из падающих искорок превратились в сияющий водопад света. Понимая, что вот-вот ослепнет, он опустил голову и посмотрел на сминаемую им внизу Ингу, и увидел, как от ее лобка — внутри, в теле, под кожей — расходятся золотые реки. И он уже знал откуда-то, что это он виноват, и что это от него, и понял, что это вены ее наполняются золотом, которое просвечивает через кожу.

Звездный водопад оказался таким тяжелым, что полог великого шатра не выдержал, и прямо на Тима хлынул всепоглощающий свет. И, теряя зрение, он увидел, что золотые реки уже дошли от ее паха к шее, и Инга, закатив глаза, изгибается под ним в судороге и беззвучно хватает ртом воздух, и как сам он рычит.

Он все надеялся, что этот вихрь света сейчас закончится, потому что если нет — то он умрет, но водопад только набирал силу. И чувствуя воронку прямо посередине между ними, он понял, что умрет, непременно умрет, потому что он лишался последних сил — все улетало в эту воронку.

— Мама! — наверное в первый и последний раз в жизни выкрикнул Тим, уже ощущая, что умирает, и чувствуя, как вся жизнь выходит из тела, и как он слепнет и глохнет. И ноги отнимаются… но звук колотящегося сердца все заглушил, и мрак пустоты обнял его.

Наверное, на пару мгновений он все же потерял сознание, потому что не помнил, как падал — и пришел в себя, уже валяясь на теплой траве. Инга лежала рядом, все так же на спине. Золотые вены внутри нее уже успокаивались и гасли. Он тоже перевернулся на спину и правой рукой почувствовал мерзлую хрустящую траву. Это было странно: прямо под ними трава была теплая и сухая, а во всем остальном лесу — поблескивала от инея. И он уже понял в чем дело, как унюхал стаю волков за спиной. Вставать не хотелось, тело словно бы плавало на воздухе, переполненное легкой, приятной, нежной истомой. Но он все же нашел в себе силы повернуть голову.

Между деревьев он увидел множество сверкающих глаз. Волки притихли. И тогда Тим со слабым интересом протянул им руку. Немного погодя к нему нерешительно вышел вожак — огромный черный волчище. Он единственный подошел, обнюхал его пальцы и стал покорно вылизывать их своим шершавым языком. Остальные, поджав хвосты, толпились кучкой в сторонке.

Вожак быстро наскучил Тиму, и он убрал руку, повернулся к Инге, обнял ее и закрыл глаза.

И волки ушли своею дорогою…

========== Глава 21 ==========

Проснувшись утром, Тим понял, что ночью шел снег. Вокруг все было белым-бело. А они так и проспали всю ночь на опушке, голые, в обнимку, даже не меняя позы.

Лежа в тишине, Тим смотрел, как по небу летят хмурые синие облака.

Все тело его было укрыто мокрым снегом. Волосы, руки — но он чувствовал только запах снега. Сырой запах талой воды. Снег был как пепел — не холодный и не теплый.

Неощутимый.

Огненные волосы Инги в снегу смотрелись красиво, и ему вновь захотелось ощутить ночные удовольствия. Это было сильно и даже грубо — и хотелось еще. Он пристроился к ней получше и запустил ладонь промеж ног. Тело ее было горячее, горячее, чем у него, и хоть золотые ручейки в ней погасли, прикасаясь, он чувствовал их, их пульсирующую силу, и ему опять загорелось испробовать это удовольствие, но она вывернулась. Тим был удивлен, но настаивать не стал и лег.

Но просто так лежать было скучно. Инга все спала, а ему спать надоело. Он встал и пошел к озерцу.

Вода в озере была черная и абсолютно недвижимая. Низкие рваные тучи неслись быстро и озлобленно. Синие и серые, казалось, они предвещают что-то недоброе.

Тиму вдруг за все время лесной жизни захотелось попробовать человеческой пищи. Это была не физическая потребность, а скорее ностальгия. Легкая тоска по горячему хлебу коснулась его сердца, но так же легко и ушла.

Лес молчал, и Тим молчал. И так, в молчании, он медленно обошел озеро. Долго стоял на другом берегу, изучая запахи, принюхиваясь. Но все везде вокруг было тихо и пусто. Снег усыпил всех. Но Тим знал, что это еще не зима. Это только звуки ее приближающихся шагов. Этот снег еще растает, и следующий растает тоже. Он чувствовал погоду по запаху.

Настоящая зима придет тогда, когда снег будет валить не переставая несколько дней и ночей подряд. Когда небо опустится на землю, и уже будет непонятно где что, где верх и где низ, а будет один только снег повсюду.

А когда снежная атака кончится, небо просветлеет, и появится солнце, и все заледенеет в трескучем морозе — вот тогда придет настоящая зима.

Тим зачерпнул горсть черной ледяной воды и втянул ее запах. Ему все же хотелось испытать ночные чувства еще раз. Он хотел Ингу.

Тим бросился в озеро, и этот резкий звук осквернил царство талой тишины. Выйдя из воды, он подошел к Инге, лег на нее и припал к шее.

— Нет, Тим, нет… — прошептала она, но он не слушал. — Нет! — она взяла его за волосы. — Я сказала нет, Тим! Нет! — она схватила его за горло и отодвинула от себя.

Тим заметил, что ее голубые глаза сейчас превратились в серо-стальные, и инстинкт подсказал ему, что она озлоблена и не шутит.

Он отстал, сел рядом и осмотрел ее хмурым взглядом.

За ночь она изменилась каким-то невероятным образом. Она была такая, как и прежде, но вместе с тем изменилась немыслимо.

И главным образом — ее кожа. Если вчера кожа ее лица была маняще-сияющей, то сейчас она стала болезненно-серой, и Тим ощутил, что больше не испытывает ночного желания. Ингу как подменили. И было понятно, что с вот этой — новой — Ингой у него и вправду ничего не получится.

Это расстроило его. Он хотел прежнюю Ингу. Сияюще-вкусную Ингу. Ингу, которая сама ласкала его и позволяла ласкать себя.

— Я вся в твоем запахе, — обнюхивая свои руки, с усмешкой шептала Инга. — Твоего запаха во мне так много, что я даже не чувствую своего собственного! И я без понятия, как от него избавиться. Ведь он же внутри! — она рассмеялась, но вдруг побелела, выгнулась и выблевала на тающий снег какую-то желтую пену. Прокашлявшись, она перестала смеяться, заплакала, закрыла лицо ладонями и отвернулась.

На третью ночь Инга разродилась во сне, даже не проснувшись. Спал и Тим, но нос его моментально уловил новый запах в ночном воздухе и разбудил хозяина.

Инга спала на спине, немного постанывая во сне, словно бы у нее был заложен нос.

Тим сначала не понял ничего, не понял, что разбудило его, но тут же почувствовал новый запах. Это очень возбудило его, он был хозяином этого места, Землянки на Озере, и все здешние запахи были под его контролем.