1923 (СИ). Страница 51
— Я же говорил, Фриц, что Вы мне не поверите. Тем не менее, будет именно так. Ленин умирает. Он не проживёт и года. И Сталин сменит его во главе всей системы.
— Почему Вы так уверены, что Ульянов не проживёт и года?
Коля сделал на лице то, что по его представлению должно было означать пророческое видение. Краем глаза он заметил как прыснула Надежда.
— Я видел зиму следующего года. Дымные костры на площадях, толпы народа на улицах. Я видел это своими глазами. Я видел замершие фабрики. Пар от конского дыхания кавалеристов. Я слышал гудки паровозов. Я всё это видел, как вижу Вас. Я даже видел деревянное здание, наподобие гробницы. Люди шли туда и эта толпа была бесконечной. Я допытывался подробностей. Но мне сказали следующее «Он умрёт от болезни Нового Мира и его тело не будет зарыто в землю». Я не знаю, что значат эти слова. Но я уверен, что так и будет.
Герхард прикрыл глаза, как бы в усталости. Его веки дрожали.
— Коля, Вы действительно удивительный и очень загадочный человек. Нам надо будет завтра встретиться. Обязательно. Часов в 12 Вас устроит?
— Почему нет. Здесь у Вас?
— Да, давайте здесь.
Они вышли с Надеждой в воскресную Москву. Такую непохожую на то, что знал Николай, но такую же родную и близкую. Тополя шумели и голуби дрались на тротуаре. Было удивительно тихо. Коля шёл по тихой Дмитровке куда-то к площади Пушкина. Наверное, они шли на Трехпрудный — больше идти в том направлении было вроде бы некуда. Проходящие мимо прохожие косились на Надьку — он выделялась лицом, одеждой и украшениями. Уже привычно, Николай расстегнул застёжку кобуры — классовая ненависть, разожженная большевиками никак не хотела угасать.
— Слушай, спросил он Надю, ты вроде бы в архитектуре разбираешься?
— Разбираюсь немного, а что? Всё детство прошло среди рисунков и кульманов. Я была ужасный ребёнок — но мне было очень интересно с отцом.
Коля вспомнил свою дочку и опять защемило сердце.
— Тут вот какой вопрос. У меня дача. Мне бы хорошо узнать её строение. Расположение комнат, коммуникации и всё такое.
— А где она?
— В Монино.
Надежда подумала, потом сказала.
— Надо ехать на Калужскую. Там живёт дядя Петя. Он занимался таким строительством, поэтому у него было много планов. Заказчикам всегда интересно посмотреть как что у других.
У дяди Пети был большой частный дом. Район площади Гагарина был, наверное, дальней окраиной. Дома стояли сплошь деревянные, Калужская была узкой и грязной. Тут где-то недалеко Канатчикова дача, понял Коля, поняв что они пересекли окружную железную дорогу, в районе Загородного шоссе. Всё вокруг было зелёным и шумело листвой. Пруды дышали прохладой воды и какие-то утки плавали по ним.
— Здравствуйте, дядя Петя — сказала Надя, обнимая старика.
— Здравствуй, здравствуй, Наденька. А что одна? Почему без Ленки?
— Уехала Ленка. В Брюссель. Теперь она там.
— Правда? Значит всё-таки выбрались. Ну слава Богу — дядя Петя перекрестился. А это ты с кем?
— Это мой знакомый. Николай — представила она. Он нам очень помог, собственно Ленку он и отвёз.
Мужчины представились и все прошли в дом. Было видно, что тут живёт архитектор. Карандашные эскизы на стенах, фотографии домов, прикреплённые кнопками — всё это выдавало профессию хозяина.
— Нам нужны планы вот этой дачи — он с ходу перешёл к делу, передавая старику бумажку с адресом. Тот долго изучал его, потом взглянул на Надежду. Та успокоила старика.
— Всё нормально, дядя Петя. Николай очень хороший человек.
— Хороший то хороший, а в своё время у меня тоже план дачи взяли, ещё в Петрограде дело было. Так на этой даче Столыпина и взрывали. Тогда ещё его дочка сильно пострадала, и работницы. Мучили меня жандармы долго, а я одного тогда понять не мог, да и сейчас не могу — ведь если они за народ, если они против господ, то почему они простых людей убивают.
— Ну, это просто, — вмешался Коля — Вы видели как течёт вода? По линии наименьшего сопротивления. Поэтому в любой драке всегда страдает кто? Самый слабый. А самый слабый — всегда самый бедный. Поэтому от революционных перемен выигрывают сильные, а страдают слабые.
— Вся русская литература начиная от Гоголя защищала маленького, слабого человека. Вспомните «Шинель», вспомните Достоевского. А получилось, что господа революционеры этих слабых обидели куда больше, чем при старом режиме.
— А Фёдор Михайлович об этом написал ещё пятьдесят лет назад. Вспомните, с чего начинает Раскольников — за ради будущего счастья миллионов он убивает беззащитную женщину. Да ещё и сестру, которая вообще не при делах. Так и здесь — сначала начнём с тех, кто беззащитен. Потому что те, кто умеет играть в эти игры — вполне может дать сдачи. И дают. А кто полезет туда, где могут побить? Вот и приходится снова к старушкам за деньгами идти.
— Вот, вот и я об этом. Только в отличие от жандармов, в ЧК люди далеко не обходительные работают. Если Вы с этим планом чего-нибудь сделаете, не помилуют ведь меня. Шлёпнут, как нынче говорят.
— Ну, во первых, ничего ужасного мы пока делать не собираемся. Это раз. Далее, почему кто-то должен обязательно знать, что Вы в этих делах замешаны — это два. Мало ли где мы могли этот план найти.
— Дядя Петя, вмешалась Надя, я думаю, ничего страшного не произойдёт. Николай человек опытный, мы с ним недавно за границу на аэроплане летали — сам с властью связан. Коля, ты покажи документы.
Николай достал свой мандат. Старик долго смотрел на него. Особенно его заинтересовала печать.
— Какая у них графика дурацкая — буркнул он возвращая бумагу Коле.
— Ладно, сказал он, подождите — и пошёл в глубь дома.
Надежда рассматривала фотографии на стенах.
— Дядя Петя совсем один. Жена умерла ещё до революции. Сын погиб в войне. Второй сын исчез в Крыму, в двадцатом году. Поэтому доживает свой век один, никого не принимает. А раньше был видный архитектор. Как раз на особняках специализировался. Много дач построил и в Петербурге, и в Москве и в Самаре.
Хозяин вернулся, неся с собой папку. Папка была большой, чуть ли не под ватманский лист.
— Вот, сказал он. От старых времен осталось. Тут планы и фотографии. Мы же дома сдавали прямо с мебелью, поэтому вся обстановка здесь — он похлопал рукой по пыльному картону.
— Спасибо, — Николай полез за деньгами.
Извозчик терпеливо ждал у ворот дома. Они поехали в Москву. Начинало смеркаться, когда они пересекли садовое.
— Давай на Солянку — скомандовал Коля «водителю кобылы».
У китайцев всё было без перемен. Молодой послушник вызвал господина Линя. Пока тот шёл, Николай подумал, что буддизмом похоже тут и не пахнет. Даже загадочной ветвью «Бон». Что-то он больно погружён в земные дела для правоверного сторонника недеяния. Так, риторика, ритуалы. Надежда, что не тронут — раз священники. Похоже, всё-таки, что это люди сугубо мирские. Или в буддизме появилось боевое крыло, что-то по принципу ордена иезуитов? Впрочем вряд ли. По крайне мере в 2001 году Николай ничего об этом не слыхал. С другой стороны, у всякой крупной структуры должно быть что-то подобное. А буддисты в XX веке — сила не маленькая. Нет, наверное что-то есть — решил для себя Коля. Дав обещание подумать на эту тему поподробнее, а если доберется до книжек, то и почитать.
Линь был как всегда приветлив. Он легко наклонился в поклоне и вопросительно посмотрел на Колю.
— Линь, давайте без лишних, как говорят в России китайских церемоний — предложил Николай. У меня к Вам есть ряд вопросов, которые хотелось бы обсудить.
— Прекрасно — ответил буддист. Может быть Ваша дама посмотрит на успехи девочки?
— Конечно, с удовольствием — Надя встала, готовая идти подальше от мужской беседы. Молодой послушник, неожиданно появившийся в дверях сделал приглашающий жест.
— Хорошая у Вас женщина — она знает свое место.
— Стараемся, выбираем. Иногда получается.
— Это у мусульман в Коране сказано «Хорошие мужчины должны принадлежать хорошим женщинам, и хорошие женщины должны принадлежать хорошим мужчинам».