Рэд. Я — цвет твоего безумия (СИ). Страница 44

Основная волна ностальгии и тоски по былым временам накрыла Рэймонда после недолгого пребывания в Наменлосе.

После холодного камня на могилах и надменных белоснежных «Касабланок», увиденных в витрине цветочного магазина.

После прогулок по когда-то привычным, а ныне ставшим незнакомыми и чужими улицам.

После визита к ресторану, некогда служившему предметом гордости Юноны Рэдли.

Первое совместное детище Ингмара и Килиана, открытое ими в незапамятные времена. Ресторан работал по сей день, и, кажется, пользовался популярностью.

Рэймонд с трудом подавил желание оказаться внутри и посмотреть, насколько там всё изменилось. Или хотя бы подойти ближе, прислониться ладонями к стеклу и понаблюдать за тем, что творится внутри.

Юнона часто пропадала здесь, а они вместе с отцом приезжали, и, прежде чем переступить порог, Рэймонд бежал к стеклу, чтобы отыскать бабушку среди посетителей. Он стучал по стеклу, она оборачивалась и приветливо махала ему рукой.

Он радовался.

Детская непосредственность. Такая смешная, наивная и незамутнённая.

О том, что бизнес строится не на честности, а на крови, он тогда не знал. Не задумывался о природе конкуренции, о желании властвовать, о том, насколько распространена политика предательства. Не подозревал, что лучшие друзья могут бить исподтишка, как Ингмар. Позднее он пытался разыграть в мыслях схожий сценарий, но терпел фиаско. Представить себя на месте Килиана, а Уолтера на месте Ингмара не выходило.

Видимо, ему в жизни больше везло на людей, чем отцу.

Да, определённо.

Ему с ними везло. А им с ним — нет.

Стоя напротив знакомого здания, Рэймонд видел себя, бегущего от машины к дверям. Сквозь годы.

Сделать шаг теперь — увидеть мелкого Рэя Рэдли, спешащего к любимой бабушке, прыгающего по ступенькам или — когда взрослые разрешат — раскладывающего цветы по тарелкам.

Белые розы — украшение салфеток.

Какие-то замечания о поставщиках, к которым он не особо прислушивался, профессиональный юмор, в котором он не слишком хорошо разбирался, разговоры об оценках ресторанных критиков, грядущем соревнование и обязательной победе в конкурсе рестораторов. Он ловил отголоски разговоров и гордился, когда собеседники Юноны заводили разговор о нём, называя достойной сменой.

— У него талант, — говорила Юнона, проводя ладонью по волосам внука и позволяя ему прижаться ближе. — Я в нём не сомневаюсь. Он вырастет достойным продолжателем семейных традиций. Да, Рэй?

Он кивал, соглашаясь, тут же расплывался в счастливой улыбке и принимался с удвоенным рвением демонстрировать желание помогать и быть полезным. Он действительно хотел помогать, а не мешаться под ногами. Что-то ему доверяли. Пару раз ему выпала честь принести каким-то важным посетителям, чьи имена стёрлись из памяти, чай. Кажется, они тоже умилялись, отмечая его старания и стремление с ранних лет приобщиться к ведению дел.

Здесь много чего произошло, а потому для Рэймонда этот ресторан был знаковым.

В определённой степени.

Год, ставший переломным в его жизни, принесший колоссальные перемены, тоже начался здесь.

Рэймонд помнил, как отмечал свой седьмой день рождения.

Составлял список ассоциаций, приходивших на ум.

Красный бумажный колпачок.

Неизменная песенка, исполненная взрослыми.

Подарки — множество коробок, упакованных в блестящую бумагу, украшенных бантами разных размеров.

Живые бабочки.

Много-много экзотических бабочек, которых тоже выпускали из коробок, предлагая всем присутствующим загадать желание.

Безумно популярный торт под названием «Красный бархат».

Сражение с детьми и внуками знакомых Юноны на водяных пистолетах.

Смех, радость, счастье…

Тот год его жизни начинался превосходно.

Кто бы мог подумать, что уже в конце этого года он потеряет всё?

Никто, кроме Ингмара Волфери.

Вернувшись на двадцать лет вперёд, Рэймонд помотал головой и прошёл мимо, переборов любопытство и не заглянув внутрь даже на чашку кофе.

Ему хотелось.

Отчаянно.

Почти болезненно.

Однако он не стал этого делать.

Может, незадолго до отъезда, показавшись на глаза Ингмару. Перед тем, как отнять его жизнь.

Но не сейчас.

Знакомо-незнакомый Наменлос. Он изменился не меньше, чем сам Рэймонд. Неудивительно. Было бы странно думать, что за этот достаточно внушительный промежуток времени здесь ничего не произойдёт, оставшись на прежнем уровне. Город не пребывал в состоянии летаргии. Он, как живой организм, рос, развивался, дышал. Расширялись его границы, снесены были какие-то здания, построены на их месте новые, проданы и перепроданы участки земли. Менялись жители, менялись пейзажи и первые лица-марионетки, вроде как стоявшие у власти, но, на деле, только кривлявшиеся на камеру.

Менялись все.

Менялось всё.

Почти всё.

Неизменной оставалась власть семьи Волфери.

То, что Рэймонда угнетало.

То, что он собирался изменить собственными силами, раз никому до него это не удалось. Добиться кардинальных перемен он не надеялся. Неравны силы, это и ребёнок понимает, не говоря уже о профессионале его уровня. Тягаться с Волфери, будучи одиночкой — это всё равно, что встать на пути у поезда летящего вперёд на полной скорости, широко расставить руки, надеясь остановить состав столь непродуманным способом. Почти идейный самоубийца — отличная иллюстрация для нарисованной воображением ситуации. Он не планировал бросать вызов и не надеялся уничтожить весь клан. Они были ему не по зубам, потому-то в список попали далеко не все ключевые фигуры. Он мстил лишь тем, кто причинил боль ему, попутно помогая другому человеку подняться наверх. Это не было частью задумки, скорее, бонусом, неосознанно спровоцированной акцией, которая в итоге пришлась ему по вкусу. Размышляя, Рэймонд неизменно приходил к выводу, что видеть во главе клана, контролирующего Наменлос, Вэрнона, а не его дядю гораздо приятнее, пусть даже для него в совершении подобного переворота нет личной выгоды в настоящем. Не будет и потом, после того, как рокировка завершится.

Он не рассчитывал на благодарность.

И вообще не был уверен, что Вэрнон решит уделить ему внимание.

Надеялся, но имел запасной вариант, на случай, если задуманное не выгорит, и идея окажется в пролёте.

Не ожидал обещаний, вроде тех, что звучали пару вечеров назад. Произнесённые то ли просто так, ради поддержания красоты момента, то ли на полном серьёзе, по велению души, они остались в памяти, чтобы ныне точить мозг, подобно жукам, что точат дерево, прорывая в древесине ходы. Или вирусу, поразившему организм, заразившему его по полной программе, без надежды на скорейшее излечение.

Рэймонду происходящее категорически не нравилось, поскольку расходилось с запланированным заранее итогом. Сильнее прочего угнетала собственная реакция, и то, что всего пара слов, сказанных Вэрноном, зацепила его сильнее, чем мысли о мести, тщательно вынашиваемые много лет подряд. Он не знал, как на них реагировать, как воспринимать.

Для правды было бы слишком сказочно и сладко.

Жизнь неоднократно доказала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках, а если нет, то предложенное лакомство всенепременно присыпано крошками цианида.

Есть такой — себе дороже. И стоит хвататься за кусок, если жизнь не мила. В других случаях лучше отказаться.

Обещания Вэрнона напоминали ловушку, в которую его старательно заманивали, проверяя, подталкивая к принятию какого-то решения, к открытию двери, за которой ждала пропасть. И бесконечный полёт, завершающийся, как и большинство прыжков в бездну. Падением, невыносимой болью, при случае, если сердце выдержит и не разорвётся в полёте, и красно-белой массой на сером асфальте — абстрактное искусство, если смотреть на мир через призму чёрного юмора.

Капкан для Красной Шапочки, расставленный предприимчивыми Волками.

Больше пудры для мозгов, больше красивых слов и громких обещаний, от которых спирает дыхание, и сердце пропускает удары, готовое вырваться из груди.